Я иду на урок

Татьяна ТИМОФЕЕВА,
Сергей ФЁДОРОВ

---

В оформлении статьи использованы работы палехского художника Валентина Ходова (1942–1988) с его шкатулки, посвящённой истории Петра и Февронии (1984; сайт www.palekh.narod.ru/eng/hodov_vm.htm).

«Житие Петра и Февронии Муромских:от горизонтов читательских ожиданий к произведению

Окончание. Начало см. в № 6.

Второй урок строится как постепенное преодоление бытового восприятия повести и раскрытие её символического смысла.

Начать этот урок можно с напоминания первого эпиграфа, который подсказывает даже в самом заурядном и, казалось бы, обыкновенном искать второй, скрытый символический план. Ещё блаженный Августин писал о том, что Священное Писание можно толковать буквально, можно аллегорически, можно символически, а можно анагогически (сейчас мы бы сказали мистически), то есть как Откровение. Конечно, трудно рассчитывать, чтобы современные восьмиклассники взошли на высшую ступень читательской интерпретации, однако наш опыт показывает, что и принижать их возможности не стоит.

Приступая на втором уроке к анализу повести, прежде всего надо определить, кто из героев находится в фокусе авторского внимания. Как ни странно, это не только и не столько Феврония, её роль в житии служебная: она помогает Петру раскрыть его истинное призвание, предназначение. Нужно обратить внимание учеников на то, что именно Пётр проходит в повести сложный путь духовного обновления. “Петра я представляю удалым добрым молодцем в юности, рассудительным и милостивым ко всем людям в зрелости, мудрым в старости”, — утверждает одна из учениц, отвечая на вопрос “Как вы представляете жизненный путь князя Петра?”.

Эта ученическая трактовка образа конспективна, и тем не менее в ней мы можем найти сходство с интерпретацией образа святого в статье Н.С. Демковой: “…Если в первой — змееборческой — части Повести он действовал как воин, как эпический герой, то во второй части он активно учит себя смирению”¹. Пётр находится в постоянном движении, он готов посмеяться над упованиями дочери бортника-древолазца на грядущее семейное счастье с князем, может сомневаться в праведности супруги, поддаваясь боярским наветам, терять силы и надежду, когда его лишили княжеского престола. Используя формулу В.В. Колесова, можно говорить о том, что логика жизненного пути Петра — это логика преодоления индивидуализма героя во имя соборности святого. Действительно, герой одерживает победу над внешним злом мира, воплощённым в образе змия-искусителя, во имя чести брата, а святой — над внутренним злом гордыни во имя достоинства человека, всякого человека, человека как такового. Подступая к этой проблеме, важно определить степень эмоциональной сопричастности читателей-школьников судьбе князя Петра, спросив у них, какие чувства вызывает в читателе Пётр в разных жизненных ситуациях.

Логика анализа видна в ученических ответах, которые строятся на основе выделения отдельных эпизодов и сюжетных звеньев. Приведём пример такого ответа, который в конспективной форме повторяет логику урока: “Пётр — змееборец, победитель дьявола, избранник Божий. В тексте Ермолая-Еразма сказано, что дьявол, в данном случае змей, погибнет от Петрова плеча и от Агрикова меча. Там же описывается, что Пётр сказочным образом «пробрался» в святилище, куда нельзя простым смертным. Этот эпизод говорит о его святости и избранности Богом. После добытия меча он побеждает змея, но объявляется новая беда — змей забрызгал Петра своей кровью, после чего Пётр покрывается струпьями и заболевает очень тяжёлой болезнью. Эта болезнь не только физическая, она заключена в его самомнении и гордыне. Я думаю, когда Пётр всё-таки понял, что необходимо жениться на Февронии, он нашёл верный путь к изгнанию из своей души злого духа, и что это поступок святого. В дальнейшем он и был причислен к лику святых”.

“Развитие сюжета повести - это ступени, этапы постепенного нравственного прозрения Петра, уходящего из мира земных страстей в мир вечных истин”² (Н.С. Демкова).

Вместе с Февронией и с её помощью Пётр избавляется от греха гордыни и парадоксальным образом, лишившись власти мирской, обретает её вновь, но уже в новом качестве праведника, для которого верность таинству брака оказывается выше княжеских привилегий. Следовательно, власть для него перестаёт быть самоцелью, в отличие от его подданных, ввергнувших княжество в раздоры и смертоубийство.

Первая часть повести — утверждение богоизбранничества братолюбивого князя-змееборца. Вторая посвящена уже не воинскому подвигу и поединку с внешней силой зла, в ней главным оказывается духовная победа над своей греховностью и постепенное не физическое, а духовное исцеление. Феврония помогает Петру оправдать дар богоизбранничества духовным подвигом победы над злом в себе: не случайно она предстаёт при первой встрече занятой ткачеством, а перед смертью занята вышиванием, это косвенно подчёркивает её связь с судьбой. Однако с христианской точки зрения важно понимать, что её всеведение обеспечено не колдовским даром, а силой любви. Как пишет академик Д.С. Лихачёв: “Животворящая сила любви Февронии так велика, что жердья, воткнутые в землю, расцветают в деревья по её благословению. Крошки хлеба в её ладони обращаются в зёрна священного ладана. Она настолько сильна духом, что разгадывает мысли встреченных ею людей. В силе своей любви, в мудрости, как бы подсказываемой ей этой любовью, Феврония оказывается выше даже своего идеального мужа — князя Петра”³.

Пётр, победитель змея, — богоизбранник, но Пётр, обманывающий Февронию из княжеского тщеславия, — грешный человек. Физический недуг — проявление духовного недуга гордыни. Феврония избавляет супруга и от того и от другого, а добровольное изгнание становится для Петра испытанием глубины его веры не только и не столько в мудрость жены, сколько в мудрость Всевышнего, в судьбу как Божий Промысел. Отказавшись от княжеской власти, Петр отказывается от сокровищ в мире сем, чтобы искать их в мире Небесном.

Вопросы для беседы в классе могут быть следующими.

— О чём свидетельствует чудесное обретение Агрикова меча Петром и его победа над змеем? В чём смысл этой победы?

— Почему Пётр оказался поражён недугом после победного поединка со змеем?

— Почему Феврония оставляет один струп на теле Петра непролеченным?

— Каким нравственным недугом, от которого его избавляет Феврония, страдает Пётр?

— Что символизирует добровольный отказ Петра от княжеской власти?

— Когда наконец брак Петра и Февронии стал союзом любящих сердец?

— Что символизирует чудесное возрождение срубленных для костра деревьев?

— Почему Феврония покидает этот мир, не завершив вышивания?

— О чём свидетельствуют посмертные чудеса Петра и Февронии?

Приведём пример возможного толкования одного из ключевых притчевых эпизодов жития — “чудесное оживление обрубков”. Буквальный смысл этого эпизода заключается в подтверждении чудодейственного дара святой девы Февронии, ибо действует она не по своему разумению, а по Божьему соизволению. Аллегорический — свидетельствует о том, что изгнанничество Петра и Февронии завершится возвращением в Муром и восстановлением княжеского титула и княжеской власти, как возвращается жизнь обрубкам. Символический, вбирающий другие значения, указывает на то, что, всё потеряв в жизни сей, Пётр и Феврония обретут жизнь вечную, ибо смерть для них — это путь к бессмертию. И всё-таки до последнего предела чудо это так и остаётся тайной.

Христианский смысл «Жития Петра и Февронии Муромских» можно понять, обратившись к следующим строкам С.С. Аверинцева: “В Евангелии есть слова Христа, перевод которых не совсем ясен, ибо их можно перевести двояко. Традиционный перевод, в возможности которого нет никаких сомнений — «Царство небесное внутри вас».

Это значит: в душе, в сердце праведного человека, где перестали властвовать злые страсти и властвует один Бог, признаётся только Его царственная власть. Но слова Христа могут означать нечто чуть-чуть иное, сказанное ученикам: «Царство Божие между вами» (то есть — в ваших межличностных отношениях, как сказано в другом месте Евангелия: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них»). Но как бы это ни понимать, в обоих случаях это — прорыв Царства Божия, царства правды, благодати, истинных авторитетов взамен ложных; прорыв, который наступает во времени”⁴.

При этом первый вариант перевода слов Христа может быть отнесён к Петру, который в итоге преодоления ложного тщеславия, сомнений и душевной слабости приходит к Богу; второй же — ко всему произведению, ибо только любовью и через любовь Пётр и Феврония обретают Бога и, благодаря чистоте и высоте помыслов, несут эту любовь людям.

В заключение второго урока по изучению «Жития Петра и Февронии» необходимо перебросить мостик от прошлого к современности, обнаружить вневременной и, следовательно, современный план вечных ценностей и смыслов, поэтому ученикам можно предложить написать сочинение-рассуждение на тему: «Что привлекает читателей в Петре и Февронии сегодня и чему учат нас герои древнерусского жития?»

Приведём пример двух работ на эту тему, свидетельствующих о том, что в наше время человек, как и много веков назад, испытывает потребность в идеалах и безусловных истинах. Вот почему древнерусское житие, представленное как история сложной борьбы со своими слабостями и пороками, может вызывать самый живой интерес.

1. “Я думаю, читателей привлекает в Петре и Февронии то, что они такие же люди, как и все. Они могли бы жить не только в Древней Руси, но и в XVIII веке, и в наши дни. От времени человек, мне кажется, совсем не зависит. Во все времена он испытывал одни и те же чувства: горести, радости, ненависть, любовь… И чувства эти совсем не менялись на протяжении веков.

Нас привлекает в героях то, что мы можем приблизиться к ним духовно. Мы можем стараться стать такими же, как они, и, возможно, нам это удастся, потому что Пётр и Феврония не волшебники, не боги, а простые люди.

Ещё мне кажется, что это произведение годится на все времена. Его тема всегда актуальна: борьба добра и зла, борьба любви и самолюбия и самосовершенствование человека, зависящее только от него самого. Это произведение учит нас любви к ближнему, великодушию, умению прощать. Оно объясняет нам, что борьба между добром и злом ведётся в душе каждого человека, и каждый должен найти силы победить зло в себе.

Именно так Феврония помогает Петру, и только после победы над внутренним злом Пётр становится по-настоящему счастливым. А иначе внутреннее зло перерастает в наружное, и пусть наружное зло победить легче, но только не то, которое исходит от тебя самого <…> Нужно заглянуть внутрь себя и «подрезать» зло у самого «корня». И тогда оно перестанет существовать”.

2. “Библия всегда учила нас смирению и добродетели, таким же качествам учит читателя «Житие Петра и Февронии Муромских».

В героях «Жития…» современного человека привлекают мужественность и сила Петра и ум и смирение Февронии, ведь эти качества и сегодня не потеряли своей актуальности. Но это произведение — не скучное поучение, которое рассказывает об идеальных людях, а рассказ об обычных смертных, пришедших к полной духовной чистоте и испытавших трудности жизни. Пётр — не идеал, а простой человек, сумевший побороть в себе пороки, а Феврония не простая крестьянка, а женщина умная и хитрая. По «Житию Петра и Февронии Муромских», люди не рождаются непогрешимыми, а становятся ими, пройдя через многие трудности жизни и сохранив веру в Бога и в себя. Современного человека привлекают в «Житии…» ещё и скромность, и чувство собственного достоинства, и смирение героев, их умение переносить все тяготы безропотно.

В «Житии…» Пётр и Феврония сначала чужие друг другу люди, а потом — любящие супруги. Это говорит о том, что человеку свойственно меняться, признавать свои ошибки. Пётр понял ошибку, когда снова покрылся язвами, символизирующими его грехи, и женился на Февронии, которая, в свою очередь, простила ему обиду и снова излечила его тело от ран. Так же, как супруги прощают бояр, изгнавших их из владений, читатели, по замыслу автора «Жития Петра и Февронии Муромских», должны прощать своих обидчиков и забывать старые обиды. Именно в прощении, по мнению автора, истинное благо. В «Житии…» превозносятся смирение, покорность судьбе, ибо на примере Петра и Февронии читатель видит, что даже не встретивший сочувствия человек обретёт покой в будущем и что ничто и никто не сможет помешать воле того, чьё сердце полно послушания и любви к Богу.

Пётр и Феврония — образы идеальных супругов, которые, поборов собственные пороки, сумели в конце жизни прийти к истинному благу и успокоению. Автор «Жития Петра и Февронии» взывает к читателю: задуматься о своей жизни и сделать её приближенной к судьбам супругов, которые не расстались друг с другом и после смерти”.

Наверное, можно упрекнуть авторов этих работ в отвлечённой обобщённости оценок, однако нам представляется важным, что они смотрят на текст житийной повести как на притчу, универсальный смысл которой раскрывается, по выражению Ермолая-Еразма, “не одним только зрением или произнесением”, а лишь тогда, когда читатель “пространством ума глубину мысли разумной постигает”. Главное же заключается в том, что, сами не подозревая, современные восьмиклассники воспроизводят своими словами и, следовательно, для себя великую мысль Ф.М. Достоевского о том, что “в мире Бог с дьяволом борются, и поле битвы — сердце человеческое”.

Интересен для школьников может оказаться и историко-культурный и даже, если можно так выразиться применительно к житию, идеологический, светский смысл повести, написанной в конце 40-х годов XVI века.

Если учитель располагает свободными часами, он может на третьем уроке сосредоточить внимание учащихся именно на нём, попросив их вспомнить, что они знают об эпохе Ивана Грозного, когда повесть была создана.

«Повесть о Петре и Февронии» — произведение массовой литературы Средневековья (на сегодняшний день известно свыше 350 списков жития — больше, чем любого другого памятника древнерусской литературы), поэтому, разгадывая секрет его популярности, мы можем понять, какими людьми были наши предки, понять, что их волновало, чем они восхищались, какие добродетели возводили в ранг идеала. Это тем более интересно, что повесть появилась в одну из самых сложных, противоречивых и переломных эпох русской истории, которую принято называть эпохой Ивана Грозного.

В это время под эгидой московского князя, коронованного в 1547 году “шапкой Мономаха” и объявленного “царём всея Руси”, происходило становление русского самодержавного государства. Взятие Казани в 1552 году и присоединение к Руси Казанского и Астраханского ханств, подданные которых присягнули на верность московскому царю, поставили точку в многовековой вражде с татарами и окончательно отвели опасность монгольского завоевания. Были уничтожены последние оплоты русской вольницы: в 1570 году разграблен и разорён Великий Новгород, вслед за Новгородом лишён привилегий Псков. Опричное войско прославившегося своей жестокостью и холопьей преданностью государю Малюты Скуратова огнём и мечом уничтожало малейшие попытки крамолы и свободомыслия.

Усиление единоличной власти царя идеологически было обосновано сочинениями учёных монахов. Спиридон-Савва в «Послании о Мономаховом венце» излагал легенду, согласно которой родословная великокняжеской династии, правящей на Московском престоле, восходит к римскому императору Августу-кесарю, а право самодержавной власти подтверждается «Мономаховым венцом», полученным киевским князем Владимиром Мономахом по наследству от византийского императора. Старец (старший монах) Псково-Печерского монастыря Филофей в посланиях к великим князьям провозгласил теорию “Москвы — третьего Рима”, ставшую на столетия основой официальной идеологии русского самодержавия; он писал: “Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвёртому не быти”. Согласно этой теории, католический Рим отпал от истинного христианства, наследник Рима Константинополь пал, поверженный турками, и теперь Московское православное царство должно сохранить для человечества истинную веру. Таким образом, установление царской власти приобретало мессианский смысл. Русский царь становился спасителем христианского мира.

Наряду с официальной и удобной для власти православной мыслью в недрах массового христианского сознания вызрели и другие идеи. Дворянин Матфей Башкин отпустил на вольные хлеба всех своих холопов, ибо, как он полагал, евангельская заповедь любви к ближнему не позволяет никому владеть “христовыми рабами”. Еретик холоп Фёдор Косой не остановился и на этом, провозгласив идею равенства всех, вне зависимости от народности и вероисповедания. “Всие людие едины суть у Бога, и татарове, и немцы, и прочие языци”, — утверждал он. Эти идеи сеяли в умах смуту и представляли опасность для Церкви, призванной способствовать духовному единению паствы, как светская власть — политическому объединению разрозненных княжеств и уделов в монолитную державу, огнём и мечом выжигавшую боярскую крамолу.

Очевидно, что идея богоизбранности власти московского царя получает в сочинении учёного монаха Ермолая-Еразма духовное, религиозное и политическое оправдание: боярские усобицы, захлестнувшие Муром после отъезда Петра и Февронии, завершаются по их возвращении. Политические аналогии с возвращением Грозного в Москву после сидения в Александровой слободе напрашиваются сами собой, как будто Ермолай-Еразм “запрограммировал” поведение тирана. Кроме того, символом и свидетельством богоизбранности муромского князя в житии становится подвиг змееборчества, а религиозным прототипом Петра является Георгий Победоносец, образ которого был на гербе Великого княжества Московского и перешёл от князя московского к царю Всея Руси. Это тоже было на руку Ивану Грозному, московскому князю, ставшему царём московским. Показательно, что образ властителя-змееборца угадывается и в знаменитом Медном всаднике Фальконе в Петербурге, становясь уже символом имперской власти, наконец, Георгий Победоносец изображён на гербе современной России. Таким образом осуществляется символическая преемственность идеи богоизбранности власти.

Однако было бы несправедливо считать Ермолая-Еразма одним из создателей мифологемы власти и апологетом самодержавия. Не случайно уже в начале 1955-х годов, то есть ещё до разгула опричнины, он впал в немилость. Древнерусский гуманист (так иногда о нём говорят), как всякий глубоко верующий христианин, знал, что “несть власти не от Бога”, но также он знал, что истинная власть мудра, милосердна и человеколюбива, ибо правит, “соблюдая все заповеди и наставления Господние безупречно, молясь беспрестанно и милостыню творя всем людям, находившимся под их властью, как чадолюбивые отец и мать”. Княжеское правление Петра и Февронии в изображении Ермолая-Еразма представляло собой разительный контраст кровожадному правлению Ивана Грозного: “Ко всем питали они равную любовь, не любили жестокости и стяжательства, не жалели тленного богатства, но богатели Божьим богатством. И были они для своего города истинными пастырями, а не как наёмниками. А городом своим управляли со справедливостью и кротостью, а не с яростью. Странников принимали, голодных насыщали, нагих одевали, бедных от напастей избавляли”.

Таким образом, средневековый писатель и мыслитель создал в своём произведении идеальный, утопический образ правления, воплотивший вековечную мечту о Царстве Божием на земле. Кроме того, Ермолай-Еразм предопределил на столетия всей своей судьбой характер взаимоотношений художника и власти в России: так же, как и он, будут просвещать и наставлять на путь истинный властей предержащих Ломоносов и Державин в XVIII веке, Пушкин и Некрасов в XIX, Пастернак и Мандельштам в XX и так же, как и он, будут в той или иной степени отвергнуты. Идеи и идеалы, воплотившиеся в творении древнерусского писателя, не утрачивают своего значения и притягательности и сейчас.

Осуществлённый нами пилотный проект статистического изучения круга чтения школьников показал, что среди программных произведений 8-го класса по степени “влияния на внутренний мир” современных школьников «Житие Петра и Февронии» уступает только «Капитанской дочке», правда, и более других произведений “оставляет равнодушными” наших учеников. Значит, откроют ли они для себя притчевый, символический смысл житийной повести или удовольствуются “жвачкой” бытовых “переживаний” — во многом зависит от нас.

Примечания

1 Демкова Н.С. Средневековая русская литература: Поэтика, интерпретация, источники: Сборник статей. СПб., 1997. С. 83.

2 Там же.

3 Лихачёв Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. С. 94.

4 Аверинцев С.С. Другой Рим: Избранные статьи. СПб., 2005. С. 295.