Архив
Современное чтение
|
Дарья ВАЛИКОВАНАПЕРЕКОР ГЕНДЕРУВзгляд на женскую литературу 2005 года
Всего каких-то лет двадцать — двадцать пять назад в русском советском литературном процессе женщины почти полностью отсутствовали. В брежневские и постбрежневские времена слово “эмансипация” превратилось в ругательство (ну вроде как сейчас “феминизм”): женщина при “зрелом социализме” несла роль чисто вспомогательную, роль предоставителя всяких нужных и полезных услуг — не более. Давать ей слово или право на какое-то самостоятельное дело — а для чего, зачем? – если уровень её развития вообще оценивался согласно тому, насколько она способна усваивать, что говорят учёные мужи и авторитетные витии… Вот и в литературе ей в основном были оставлены маргинальные жанры, и то не все, разумеется: например, детская литература или там мемуарная — ещё куда ни шло; а вот “Детективы женщины не пишут, и никакие Агаты Кристи нам не указ!” — такими формулировками, по воспоминаниям Дарьи Донцовой, встречали и провожали всюду. Терпели реликтовую коммунистку Шагинян, беллетристику Токареву и переводчиц художественных произведений (воспринимая эту сферу творчества как второсортную); нехотя признавали и право на поэзию: нашлась у нас пара поэтесс, которых признали во всём мире, то и вам не возбраняется стишки пописывать, подражая согласно темпераменту либо той, либо другой — только нечего воображать, будто у вас осталась возможность сказать что-то новое… Да, ещё было небольшое количество женщин — литературных критиков; про этих шипели: “У, критикесса!” — мол, кто ты есть, чтобы подвергать сомнению наши таланты на ниве словесности?.. Конечно, такое положение дел нельзя полностью свести к “мужскому шовинизму” и “косности лицемерного советского строя”. Ведь, например, в классической русской прозе (в отличие от той же английской, или скандинавской, или японской) действительно никогда не было выдающихся мастеров женского пола, она как бы превосходно без них обходилась — и это стало восприниматься в качестве незыблемой традиции; ну, а большинству людей всегда свойственно с подозрением относиться даже к робким попыткам таковую нарушить… Разрушение советского строя, а вместе с ним цензуры, Союза советских писателей и тому подобных институтов сыграло женщинам (как, впрочем, и всему народу) на руку. Мгновенно выяснилось, что наши дамы превосходнейшим образом справляются с драмой, детективом, научной фантастикой, рок-поэзией и ещё кучей других родов и жанров, в которых ещё недавно их и представить было бы затруднительно. Уже примерно с середины девяностых стало даже казаться, что женская словесность вообще забила всё вокруг — судите сами: вся попса поёт песни на слова Ларисы Рубальской, следовательно, вся страна ей подпевает; плюс полстраны читает исключительно марининых и дашковых; наконец, даже Президент озвучивает речи, написанные спичрайтером Джохан Поллыевой… Реванш, однако!.. Шутки шутками, но весь этот прорыв ознаменовался, увы, превалированием чисто коммерческого и чаще всего низкопробного чтива. (Впрочем, коллеги-мужчины не дремлют; законы рынка одинаковы для всех.) Тем не менее моя задача обратить внимание на то, что всё-таки почти в каждом из жанров (которые тоже, в сущности, вещь условная — чем талантливей произведение, тем затруднительней его отнести к чему-либо определённому) можно увидеть достаточно серьёзные результаты, достигнутые женщинами. Несомненно, в этом есть необходимость — ведь нынешний читатель способен элементарно не углядеть за столь буйным лесом деревьев, а может и до сих пор оставаться в плену прежних предубеждений. Всего несколько лет назад ко мне обратилась абитуриентка Литинститута, вчерашняя школьница и, кажется, даже москвичка. Говорят, на собеседовании часто спрашивают про современных авторов, в смысле — настоящих, не коммерческих, сказала мне она, вы не могли бы назвать хоть нескольких? После того как я перечислила ей навскидку ряд имён, в том числе нескольких писательниц, — девушка переспросила едва ли не с ужасом: а что, разве и женщин можно называть?.. А когда я поинтересовалась, как же она сама собирается сказать своё слово в литературе с такими-то настроениями и представлениями — лишь растерянно пожала плечами… Прежде всего приходится говорить о грустном. В 2005 году не стало Татьяны Бек, поэтессы с голосом удивительной лирической чистоты, критика, эссеистки и замечательного педагога. Недавно выпущен сборник её памяти — «Татьяна Бек: Она и о ней. Стихи, беседы, эссе» (М.: Б.С.Г. – Пресс, 2005). За год до этого от нас ушла Ирина Полянская, тонкий прозаик, известная своими рассказами (в частности, составившими сборник «Путь стрелы») и романами — «Прохождение тени», «Читающая вода», «Горизонт событий». В прошлом году, в августовском номере «Нового мира», был посмертно опубликован её последний роман — «Как трудно оторваться от зеркал…». К сожалению, давненько не было новинок от Татьяны Толстой, в своё время каким-то чудом (мы знаем, каким — Ред.), вошедшей в доперестроечную литературу. (Впрочем, из переизданий можно отметить сборник «Двое» (М.: Эксмо; Подкова, 2005), составленный из произведений самой Татьяны и её сестры Натальи Толстой, тоже небезынтересной рассказчицы.) То же самое следует сказать о Дине Рубиной, писательнице, ныне живущей в Израиле, но часто бывающей в России и, главное, регулярно публикующей здесь яркие, запоминающиеся произведения. Это опять в основном многочисленные переиздания её прошлых вещей — что, кстати, говорит о большом читательском интересе. Достаточно заметным изданием года стала книга новых рассказов Людмилы Улицкой «Люди нашего царя» (М.: Эксмо, 2005). Название восходит к фразе Николая Лескова “Каких только людей нет у нашего царя!”, вынесенной в качестве эпиграфа к сборнику. В предисловии писательница называет принцип, по которому создана эта проза: “Куча осколков… одни только разбитые картинки, дорожный калейдоскоп…” Действительно: множество рассказов и рассказиков, множество персонажей; хочется сказать вслед за классиком: “Сколько типов и лиц! // Вот душевнобольной. // Вот тупица. // В этом теплится что-то. // А вот совершенный щенок…” И так далее... У одних — необычная судьба (например, у героинь рассказов «Писательская дочь», или «Коровья нога», или «Они жили долго…»); другим доводится столкнуться с необычными жизненными сюжетами («Великий учитель»). Есть героиня из, может быть, самого значительного рассказа «Тело красавицы» — простая девушка, которая явно не читала книг вроде «Мифа о красоте» феминистки Н.Вулф, однако совершенно отчётливо тяготилась своей неотразимой внешностью, сознательно отвергала всех без исключения поклонников, понимая, что их отношение к ней — чисто потребительское, и в конце концов нашла счастье со слепым человеком, которому абсолютно безразлично, как она выглядит, а вот небезразличны — её личность, внутреннее содержание… Но больше всего рассказов имеет чисто документальную основу — это случаи из жизни автора. Очень смешны «Гудаутские груши» — лапидарно-нелицеприятный портрет всевозможных кавказских народов, данный устами некоей квартирной хозяйки из маленького курортного городка, чья национальность остаётся неизвестной, но скорей всего — тоже “кавказской”; выделяются и дорожные повествования, слегка напоминающие бессмертную поэму «Москва–Петушки»: «Общий вагон» и «Москва–Подрезково. 1992»… Однако несмотря на то, что в финале этого сборника Улицкая, кажется, впервые попыталась изменить своей привычной манере, чему свидетельство — последний раздел, состоящий из крошечных, в 4–5 строчек, философских миниатюр, — всё-таки в целом её амплуа — амплуа рассказчицы в духе “а вот ещё был случай” покуда остаётся незыблемым. Такое невозможно сказать о её знаменитой тёзке — Людмиле Петрушевской, которая лишь на первый, беглый и приблизительный, взгляд тоже словно бы рассказчица бесконечных житейских историй. Но её истории, при всей их (часто) погружённости в быт, в грязь, в тоску повседневности, всегда имеют некое метафизическое присутствие, всегда окутаны непередаваемой аурой авторской личности. По словам одной авторитетной дамы, “Петрушевская пишет, как два мужика и три крокодила”. Другой критик сказал о том же другими словами: мол, Петрушевская слишком честна с читателем, чтобы заниматься его утешительством. Вот с этим нельзя не согласиться, однако же следует добавить, что её авторский взгляд вмещает не только шокирующее и трагически-безысходное, но и смешное, и прекрасное тоже. Не говоря уже о творческом разнообразии писательницы (что само по себе подтверждает высокое мастерство и сильный потенциал художника), которое включает ещё сказки, волшебные истории, юмористические рассказы, экспериментальные филологические миниатюры, стихи и многое-многое другое. Тематическое и жанровое разнообразие продемонстрировал и её последний сборник «Изменённое время» (СПб.: Амфора, 2005). В нём нашлось место всему: и самому жёсткому реализму (например, повесть «Флюра», рассказы «Ребёнок Тамары», «Запомнить это» и др.), и реализму магическому (рассказы «Кредо», «Нагайна», «Изменённое время»), и трагикомической, или, скорее, чисто трагической, жестокой фантазии на тему медицинских экспериментов (пьеса «Бифем»), и живой, остроумной фантазии на тему классического произведения (пьеса «Гамлет. Нулевое действие»)… Как практически всё, выходящее из-под пера этой писательницы, книга заслуживает самого серьёзного и внимательного прочтения. Сильно переполошила общественность книга до того почти никому не известной Елены Чудиновой «Мечеть Парижской Богоматери» (М.: Эксмо, 2005), тематически перекликающаяся с выпущенной там же и тогда же книгой итальянки Орианы Фаллачи «Ярость и гордость». Если последняя — известная на Западе журналистка и публицистка — написала памфлет в духе «Я обвиняю» (обвиняю Запад, на глазах безвольно сдающийся оккупирующим его ордам пришельцев, агрессивным по отношению к европейской культуре и её традициям), то Чудинова написала о том же художественный текст — то ли научно-фантастический, то ли политический, но в любом случае роман-предупреждение, чьё название говорит само за себя. Ну, а в споры о том, насколько всё это справедливо и политкорректно, вмешалась сама жизнь — столкновениями во Франции и Австралии, взрывами в Лондоне… С двумя заметными романами: «Джаханнам, или До встречи в аду» и «Ниязбек» (оба вышли во всё том же «Эксмо») выступила Юлия Латынина, известная журналистка, публицистка и детективщица. Детективы её раньше назывались “экономическими” либо “технотриллерами”; последние же романы можно смело назвать политическими — как и у Чудиновой, они посвящены мусульманскому миру, но в отличие от тех, написаны по следам реальных событий — событий, происходящих сегодня на Кавказе. Вообще, в отечественном женском детективе, кроме Латыниной, есть, кажется, единственный мастер, способный постоянно меняться, удивлять новой тематикой и при этом не терять своего оригинального, узнаваемого стиля. Речь о Виктории Платовой*. * Поскольку под этим именем печатают минимум трёх человек, во избежание недоразумений уточняем: Виктории Евгеньевне Платовой (Соломатиной). В отличие от неизменных Марининой и Донцовой, чья бешеная популярность поистине загадочна, или вполне доброкачественных ремесленниц вроде Устиновой, Дашковой, Малышевой, Поляковой, Степановой, чья тиражность уже более понятна и оправдана, эти два имени стоят особняком, прежде всего Платова (слава Латыниной в прошлом году значительно возросла из-за крепкого телесериала «Охота на изюбря», поставленного по её старому одноимённому роману). У них куда более взыскательные круги почитателей, и при этом вряд ли совпадающие — настолько разнятся эти писательницы. И тем не менее уже кем-то было высказано предположение в том духе, что вот если бы к аналитическому уму Латыниной, жёстко фиксирующему экономико-политические реалии современности, да прибавить талант Платовой к созданию ярких живых характеров, у нас бы уже были созданы свои «Финансисты», «Титаны» и «Стоики» — то есть нарицательные, по типу драйзеровских, литературные фигуры из эпохи становления нового русского капитализма (который, по Латыниной, впрочем, и не капитализм вовсе, а полный неофеодализм). Возвращаясь к Платовой, следует отметить её последний роман «Ужасные невинные» (М.: АСТ, 2005), — смелую, спорную, в чём-то провокационную, неполиткорректную вещь, которую можно было бы назвать магическим триллером, а можно — боевиком-фантасмагорией… Невозможно не отметить и такой дебют года, как Оксана Робски. “Рублёвская жена”, бизнес-леди и вообще гламурная, светская дама решила побаловаться пером… Казалось бы — что можно ожидать от сего предприятия? Несколько хорошо проплаченных пиар-акций, включая рекламу по ТV и хвалебные рецензии ведущих СМИ, пара ехидных реплик со стороны серьёзной толстожурнальной критики, и — проехали; новоиспечённая авторесса, наигравшись этой игрушкой, глядишь, приобрела б себе новую — какую-нибудь антикварную лавку или ресторан экзотической кухни, — и всё бы благополучно позабылось… Ан нет — первый же (всего их вышло три за год) роман «Casual (Повседневное)» (М.: РОСМЭН, 2005) вызвал большой резонанс и без особых пиар-ухищрений: огромные тиражи, внимание критиков, включая вполне серьёзных, переводы на иностранные языки… Конечно, тема весьма и весьма завлекательна: повседневная жизнь Рублёвки, представленная как она есть, изнутри, из первых рук — ведь ранее, читая у разных авторов про жизнь нашенских олигархов и прочих сильных мира сего, невозможно было не ощущать, что всё это не описано с натуры, а сконструировано на основе просмотра гламурных изданий плюс писательского воображения, чаще всего примитивного. Здесь же все реалии преподнесены естественно, ненавязчиво, с должной небрежностью, — потому правдиво. Надо думать, не менее правдиво воссозданы типажи рублёвских дам, прочно сидящих “на денежной игле”. Праздность — их естественное состояние; если кто и занимается бизнесом, то исключительно со скуки и, разумеется, на деньги своих половин. “...Наши садовники и домработницы, — утверждает героиня, — признают классовое неравенство. В связи с нашим явным интеллектуальным превосходством”. Последнее, однако, никак себя не обнаруживает, поскольку их главные темы для обсуждения (помимо новостей из области шопинга) — чего бы такое предпринять, дабы муж (любовник, жених) не бросил, а ещё — чей шофёр тупей и чья домработница вороватее… Как тут не согласиться: воистину, богатые сильно отличаются от простых людей — тем, что у них денег больше. Так что любая затурканная бюджетница или там обычная продавщица не похожа на героинь Робски — тем, что у неё нет ни домработницы с Филиппин, ни специальной телохранительницы (“сексуальная ориентация: пятьдесят на пятьдесят”), ни “своего” киллера, к которому можно по необходимости обратиться (дух криминала вполне пронизывает все эти дивные картинки быта), и главное — мужа либо любовника, что сумели оказаться в нужное время в нужном месте и теперь вот способны всё это оплачивать. А в остальном — ну такие же тётки; даже, пожалуй, поумней будут, ибо борьба за существование не даёт мозгам атрофироваться… В общем, «Casual», который кто-то окрестил как «Скромное обаяние новорусской буржуазии», скорее следовало бы назвать «Бездонная пустота новорусской буржуазии», а следующий роман «День счастья завтра» — как-нибудь вроде «Буржуазия меж тем разлагалась». Всё это писательница “поёт” без обличений или оправданий; просто поёт, что видит, а уж выводы напрашиваются сами собой. Надо сказать, что в третьем романе — «Про любоff/on», вышедшем в самом конце года, впервые предпринята попытка какой-то социальной рефлексии. Да и написан он несколько по-другому — во входящей вновь в моду, а вообще-то давно тривиальной манере двух точек зрения на одну и ту же историю. Другими словами, первая часть описывает любовный роман глазами героини, вторая часть — глазами героя. Простая аспирантка, занимающаяся фонетикой, получает срочную работу: научить говорить (то есть произносить “сегодня” вместо “сёдни” и т.д. и т.п.) кандидата в депутаты. Кандидат — ещё молодой-красивый, а уже миллионер! Успевает не только вести кампанию, но и за своей учительницей приударять: подарки дарит, в свет вывозит. Девушка впервые видит этот самый “свет”, теряет голову, на что-то надеется… Во второй части, разумеется, выяснится, сколь тщетны бывают подобные надежды: таких (и не таких) девушек у её ученика-работодателя — десятки, связи с ними не значат абсолютно ничего, не говоря уже про наличие законной жены, которую он категорически не заинтересован покидать и чьи прихоти выполняет неукоснительно… Но все эти дела любовные — постольку-поскольку; полностью личность героя высвечивается через отношение к депутатству и партстроительству. По всему выходит, что место в Думе ему нужно не из-за идеологических соображений (иначе с чего бы сей приверженец экономического либерализма основывает партию левацко-популистского толка?), ни даже ради лоббирования или депутатской неприкосновенности. А просто — скучновато стало, всё вроде есть, почему б не заняться политикой? Чем плохо — прилив адреналина, слава, влиятельность... И ради этого можно пойти на всё что угодно — вплоть до организации покушения на собственную персону; покушения такого рода, что погибнуть должна попутчица, а сам же он — остаться целым и повысить себе рейтинг. Слово “цинизм” тут не проходит вообще; здесь, похоже, полное отсутствие чего-то, хоть отдалённо напоминающего зачатки нравственных основ. Опять, короче, полная пустота, как у тех новорусских тётенек из двух первых романов. Только дяденьки, ломающие судьбы и жизни окружающих людей даже не по злой воле, а по безразличию к ним, — пожалуй, поомерзительней будут. Такой вот сеанс разоблачения получился у Оксаны Робски, быть может, помимо её воли; в любом случае — трогательное посвящение “С благодарностью депутату фракции ЛДПР А.В. Митрофанову” в комментариях не нуждается… Кстати, на «Casual» есть и свой «Анти-Casual» — так уже называют имевшую большой успех книгу узбечки Бибиш «Танцовщица из Хивы, или История простодушной», вышедшую несколько лет назад в петербургском издательстве «Азбука-классика». Документальная история жизни простодушной среднеазиатской иммигрантки, ныне рыночной торговки, написанная ею самой на неродном для неё русском языке, переполнена всевозможными бедами и страданиями, как истории Оксаны Робски — всевозможными удовольствиями. Но симпатию и сочувствие автор вызвала не оттого, что она такая бедная-несчастная, а нам так душеполезно её пожалеть; просто непосредственность и кроткая мудрость, которой дышат страницы книги, воспринимаются как незаёмная авторская философия — непритязательная, но впечатляющая. И вот в прошлом году вышло продолжение: Бибиш «Ток-шоу для простодушной» (СПб.: Азбука-классика, 2005) — поучительное повествование о том, что стало с новоиспечённой писательницей после выхода прославившей её книжки… В заключение хочется напомнить хотя бы несколько поэтических имён, плодотворно работающих в наши дни. Слово “напомнить” может вызвать справедливое недоумение: какая-то Робски у них занимает непомерно много газетного пространства, а про поэзию — вскользь? Увы. Анализировать поэзию — не дело для подобных обзоров. Здесь можно только призвать: если вы читатель стихов, постарайтесь не пропустить. Например, молодую Марию Степанову — сборник «Физиология и малая история» (М.: Прагматика культуры, 2005), получивший премию Андрея Белого. Или — старейшего мастера Инну Лиснянскую*, чьё творчество в последние годы переживает своего рода ренессанс — её «Иерусалимскую тетрадь» (М.: ОГИ, 2005). * Спешим обратить внимание на новую автобиографическую книгу Инны Лиснянской — “монороман” «Хвастунья», только что напечатанную в журнале «Знамя» (№ 1, 2). Или — триумфально шествующую Веру Павлову — её книги «Совершеннолетие» и «По обе стороны поцелуя» вышли в самом конце 2004 года (СПб.: Пушкинский фонд и М.: ОГИ, соответственно) и по-настоящему пришли к читателю в 2005-м… И, конечно, Юнну Мориц, о чьей новой книге «По закону — привет почтальону» (М.: Время, 2005) «Литература» уже писала. Поэтессы? Поэты? “Поэтки” (так, между прочим, величает себя Мориц)? Все эти тонкости гендерных терминов, о коих можно долго спорить, кажутся полным вздором, когда перед нами настоящий талант. Только он “единственная новость, которая всегда нова”. И посему только время нам покажет, каким из этих новинок 2005 года суждено остаться в литературе. |
