Две помещицы

Статья, представляемая вашему вниманию, может оказаться полезной учителю литературы старших классов по нескольким причинам.

Во-первых, в ней содержится тщательно подобранный материал для проведения урока, в центре которого должно оказаться очень важное для постижения литературного произведения понятие — авторская позиция. Неоднократно замечено, что в школьном курсе литературы она или игнорируется совсем, или понимается очень однобоко (вспомним ставший притчей во языцех вопрос “Что хотел сказать нам автор?”). Между тем без учёта авторской позиции мы теряем ориентиры понимания, наши толкования становятся произвольными, и границ у этой произвольности практически нет. Нельзя забывать, что изображённое в произведении — это реальность не объективная, а уже пропущенная через сознание писателя. Авторский взгляд видит подчас в одном и том же совершенно противоположные вещи, авторское отношение окрашивает изображение в разные тона. Свидетельство тому — две гоголевские героини, сравнение которых ценно и само по себе, и как возможность увидеть и сформулировать авторскую позицию.

Во-вторых, эта статья подсказывает нам, как можно разнообразить урок повторения материала перед выпускным экзаменом, попросив ребят прочитать относительно небольшую повесть и использовав её на уроке по «Мёртвым душам». В случае же, если «Старосветские помещики» изучались ранее, урок можно превратить в урок обобщения (тогда его имеет смысл проводить непосредственно при чтении «Мёртвых душ», то есть в 10-м классе).

В-третьих, материал будет очень полезен при подготовке к сочинению на сравнительную тему. Часто такие сочинения строятся шаблонно или же не приводят к открытию в сравниваемых объектах действительно существенных черт. Учитель, познакомившийся с наблюдениями Р.Храмцовой, может смело рекомендовать ученикам сравнительную тему и провести предварительную подготовку к сочинению, опираясь на материал статьи.

Коробочка — героиня поэмы Н.В. Гоголя «Мёртвые души», Пульхерия Ивановна Товстогубиха — героиня повести «Старосветские помещики». На первый взгляд они кажутся очень похожими друг на друга. Обе — помещицы, обе живут в небольших деревенских домиках, занимаются хозяйством. В облике их автор подчёркивает простоту. Но, познакомившись с этими героинями поближе, читатель воспринимает их совершенно по-разному. Понаблюдаем за тем, как Гоголь знакомит нас со своими героинями.

Много внимания автор уделяет домам, в которых живут героини. В их описании на первый взгляд много сходного. Стены обоих домов украшают картины, и в обоих домах они довольны нелепы. У Пульхерии Ивановны: “Стены комнат убраны были несколькими картинами и картинками в старинных узеньких рамах… Два портрета были больших, писанных масляными красками. Один представлял какого-то архиерея, другой Петра III. Из узеньких рам глядела герцогиня Лавальер, запачканная мухами. Вокруг окон и над дверями находилось множество небольших картинок, которые как-то привыкаешь почитать за пятна на стене и потому их вовсе не рассматриваешь”. В доме Коробочки: “...на картинах не всё были птицы: между ними висел портрет Кутузова и писанный масляными красками какой-то старик с красными обшлагами на мундире, как нашивали при Павле Петровиче”. Мухи наполняют оба дома. В доме у Коробочки они спокойно спят вечером на стенах, а утром активно вторгаются в жизнь людей, заставляя подчиняться их режиму. Вспомним, как они поутру будят гостя. В доме у Пульхерии Ивановны их тоже много: они “запачкали” картины, золотые рамы картин усеяны чёрными точками, на стёклах окон “звенело страшное множество мух… как только подавали свечи, вся эта ватага отправлялась на ночлег и покрывала чёрною тучею весь потолок”.

Имя «Коробочка» дано Гоголем героине поэмы «Мёртвых душ» не случайно, именно в третьей главе даёт он описание шкатулки Чичикова, которая уже представлена была читателю и в которой собирается Павлом Ивановичем нужное и ненужное. Вот что говорит Гоголь читателю при первом представлении Настасьи Петровны: «…с виду и кажется, будто бы в комоде ничего нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа, имеющего потом обратиться в платье… бережлива старушка, и салопу суждено пролежать в распоротом виде, а потом достаться по духовному завещанию племяннице внучатой сестры вместе со всяким другим хламом”. А вот описание комнаты Пульхерии Ивановны: “…была вся уставлена сундуками, ящиками, ящичками и сундучочками. Множество узелков и мешков с семенами, цветочными, огородными, арбузными, висело по стенам. Множество клубков с разноцветною шерстью, лоскутков старинных платьев, шитых за полстолетие, были укладены по углам в сундучках и между сундучками. Пульхерия Ивановна была большая хозяйка и собирала всё, хотя иногда сама не знала, на что оно потом употребится”.

Очень большое внимание и Коробочкой, и Товстогубихой уделяется еде. “Гастрономические” страницы «Мёртвых душ» вообще заслуживают отдельного внимания, глава о Коробочке не исключение в поэме. А в «Старосветских помещиках» описанию кушаний и процессу их приготовления и поглощения уделено так много внимания, что эта часть жизни героев воспринимается читателем как важнейшая.

Ни Настасья Петровна, ни Пульхерия Ивановна не имеют детей. Разговоры обеих с собеседниками не отличаются ни серьёзностью тем, ни глубиной. Жизнь их течёт ровно и спокойно, в ней не происходит никаких значительных событий. Нельзя сказать, что они умны. О Коробочке подумает Чичиков: “Эк её, дубинноголовая какая!”, и читатель с ним согласится. Пульхерия Ивановна очень странно следит за своим хозяйством: её постоянно обкрадывают приказчик и войт, дворня таскает из амбаров, крадут “гости, флегматические кучера и лакеи”; к удивлению хозяйки, у кого-нибудь из её молодых девушек постоянно “стан… делался гораздо полнее обыкновенного”, хотя Пульхерия Ивановна следила за их нравственностью, а в доме “почти никого не было из холостых людей”.

Несмотря на то что в описании Гоголем этих двух героинь мы находим так много сходного, впечатление, которое они оставляют у читателя, совершенно различно. Попробуем разобраться в том, что же различает этих героинь.

В дом Коробочки Чичиков попадает случайно, в непогоду сбившись с пути.

“Чичиков… заметил сквозь густое покрывало лившего дождя что-то похожее на крышу… Свет мелькнул в одном окошке и досягнул туманною струёю до забора, указавши нашим дорожным ворота… скоро, отворив калитку, высунулась какая-то фигура, покрытая армяком, и барин со слугою услышали хриплый бабий голос”; только половина дома освещена, другая скрыта темнотой.

Совсем иначе автор-рассказчик приводит читателя в дом к Афанасию Ивановичу и Пульхерии Ивановне Товстогубам — в “сферу этой необыкновенно уединённой жизни”. Издалека словно видит он усадьбу старосветских помещиков, показывая нам сразу сердцевину этого поместья — “низенький домик с галереею из маленьких почернелых деревянных столбиков”, любовно описывая всё, что окружает его: душистую черёмуху, потопленные багрянцем вишни, яхонтовое море слив, развесистый клён, двор с низенькою свежею травкою… Как непохожа эта картина на описание дома Коробочки, только наполовину освещённого, с лужею перед ним, “на которую прямо ударял тот же свет”.

Никто, кроме “лихих собак”, которые на Руси, как отмечает Гоголь, вместо швейцаров, не встречает бричку Чичикова. Они обрушивают на приезжих свой лай, устраивая концерт, которому автор уделяет много внимания. Не молчат псы и при подъезде к дому старосветских помещиков, но “самый лай, который поднимали флегматические барбосы, бровки и жучки, был приятен… ушам”. Сами хозяева “заботливо выходят навстречу”, их приём так сердечен, что не только гости — даже лошади радуются, “подкатывая под крыльцо”, а кучер чувствует себя так, “будто бы он приезжал в собственный дом свой”.

Описание хозяйки, вышедшей к Чичикову, дано довольно жёстко: “женщина пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок…” (Здесь и далее курсив в цитатах мой. — Р.Х.) Эта деталь, подчёркнутая автором во внешности героини, вспомнится нам при чтении неоднократно: уж очень напоминает Коробочка одну из тех птиц, упоминаниями и описаниями которых буквально пересыпана третья глава «Мёртвых душ», она наклоняет голову так же, как делает это индейский петух, подошедший сказать Чичикову “желаю здравствовать”.

О Пульхерии Ивановне автор тоже пишет как об одной из помещиц, но подчёркивает в её портрете исключительно индивидуальные черты, делающие облик этой героини удивительно привлекательным: доброту на лице и в глазах, “готовность угостить вас всем, что было у них лучшего”, даже морщины на её лице расположены “с приятностью”.

Изображая интерьеры домов героинь, автор выписывает одни и те же детали, с небольшими, однако, отличиями. Например, в комнатах обеих героинь есть зеркала: у Пульхерии Ивановны “зеркало в тоненьких золотых рамах, выточенных листьями”, в доме Настасьи Петровны тоже “между окон старинные маленькие зеркала с тёмными рамками”, но уже “в виде свернувшихся листьев”. Деталь интерьера, подчёркивающая течение времени, движение жизни, — это часы. В доме Коробочки они ведут себя странно, живут своей собственной жизнь, независимой от жизни обитателей дома: “Слова хозяйки были прерваны странным шипением… шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями… стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку, после чего маятник пошёл опять покойно щёлкать направо и налево”. Наутро, когда Чичиков просыпается, он слышит, как “часы опять испустили шипение и пробили десять”.

В доме же, где хозяйкой Пульхерия Ивановна, царит совсем иная атмосфера. Удивительное радушие хозяев, их готовность принимать и буквально во всем ублажать приехавших к ним гостей подчёркивается описанием атмосферы этого дома — в самом прямом смысле этого слова: “комнатки были… теплы, потому что и Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна очень любили теплоту”. Правда, комнатки были теплы “ужасно”, чересчур, а “комната, в которой спали Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, была так жарка, что редкий был бы в состоянии остаться в ней несколько часов (а Афанасий Иванович ещё и спит на лежанке, “хотя сильный жар часто заставлял его несколько раз вставать среди ночи и прохаживаться по комнате”). Но кажется, что это ироничное преувеличение даётся Гоголем исключительно для того, чтобы порадовать читателя описанием печей в доме Товстогубов и заставить пережить то удовольствие от домашнего тепла, которое испытывают его обитатели в зимний день — например, “пылкая молодёжь, прозябнувши от преследования за какой-нибудь смуглянкой”. Читая эти страницы, так и слышишь треск горящей в топке соломы.

А каким уютом веет от описания поющих дверей! Этот “дверной концерт”, конечно же, перекликается с описанием концерта “собачьего” в третьей главе «Мёртвых душ». Но так подробно описанных собачьих голосов почти не замечает Чичиков: “промокший и озябший герой наш ни о чём не думал, как только о постели”. По этому удивительному хору, подчёркивает Гоголь, только и можно было предположить, что “деревушка была порядочная”. Описание же поющих дверей в доме старосветских помещиков рождает совсем другие мысли, и другая картина предстаёт перед рассказчиком и перед читателем: “запахнет деревнею, низенькой комнаткой, озарённой свечкой в старинном подсвечнике, ужином, уже стоящим на столе, майскою тёмной ночью, глядящею из сада, сквозь растворённое окно, на стол, уставленный приборами, соловьём, обдающим сад, дом и дальнюю реку своими раскатами, страхом и шорохом ветвей… и, Боже, какая дивная навевается мне тогда вереница воспоминаний!” Сколько поэзии и жизни в этой незамысловатой картине! Какая разница между страхом и шорохом ночного весеннего сада и шипением змей в звуках, издаваемых часами Коробочки! И даже дребезжание старой коляски, когда Пульхерия Ивановна отправляется ревизовать свои владения, звучит удивительно музыкально: за две версты слышны “и флейта, и бубны, и барабан”.

Почему так по-разному изображены Гоголем две героини, в которых он сам находит так много сходных черт? Что есть в жизни одной и отсутствует в существовании другой?

О Коробочке мы узнаём, что она вдова, коллежская секретарша. Больше никаких подробностей о ней автор не сообщит. Повесть «Старосветские помещики» начинается фразой: “Я люблю…” И это чувство любви буквально растворено во всём тексте повести. Именно оно служит защитой, когда сам автор начинает иронизировать над героями, используя средства комического, которые не может не заметить даже самый невнимательный читатель. Автор всё время подчёркивает “взаимную любовь”, “привязанность” своих героев. Пульхерия Ивановна уходит из жизни с мыслью о “бедном своём спутнике, с которым провела жизнь и которого оставляла сирым и бесприютным”. Вскользь упомянута автором в начале повести несколько романтическая история женитьбы Афанасия Ивановича на Пульхерии Ивановне (“увёз довольно ловко”, “родственники не хотели отдавать за него”), но очень подробно показана жизнь его после смерти супруги, постепенное угасание и самого Афанасия Ивановича, и хозяйства, которое не контролировалось, но держалось фундаментом этой необыкновенной обыкновенной любви-привязанности. Как подчёркивает Гоголь, сколько ни было воровства в хозяйстве, “благословенная земля производила всего во множестве”. Теплы не только комнаты в доме, тепло встречают здесь гостей. Взаимная любовь старичков (60 и 55 лет!!!) рождает участие в тех, кто с ними общается, множится эта любовь на страницах повести.

О том же, какую роль сыграет Настасья Петровна Коробочка в судьбе главного героя «Мёртвых душ», говорить излишне.

В повести «Старосветские помещики», рассказав о незамысловатой жизни двух обыкновенных людей, грустя в конце о судьбе умерших Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, автор не возвращает нас в начало своей истории, а показывает, что стало с домом и хозяйством в будущем. Но в это будущее заглядывать так же грустно, как и на последнюю страницу «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Поэтому лучше вернёмся снова в её начало: “Лёгкие морщины на их лицах были расположены с такою приятностью, что художник, верно бы, украл их. По ним можно было, казалось, читать всю жизнь их, ясную, спокойную жизнь…”; “все эти дивные необыкновенные происшествия заменились спокойной и уединённою жизнью, теми дремлющими и вместе какими-то гармоническими грёзами, которые ощущаете вы, сидя на деревенском балконе, обращённом в сад, когда прекрасный дождь роскошно шумит, хлопая по древесным листьям, стекая журчащими ручьями и наговаривая дрёму на ваши члены, а между тем радуга крадётся из-за деревьев и в виде полуразрушенного свода светит матовыми семью цветами на небе…”

Сколько жизни в этом спокойствии и дрёме, как непохожи они на пустоту и мертвенность суеты, царящей в доме и на дворе другой гоголевской героини!