Анализ стихотворения Александра Блока «На смерть Комиссаржевской»

Феномен смерти… Человек испытывает сложные, противоречивые чувства, когда кто-то из значимых для него людей уходит из жизни. Умерший никогда не вернётся, что больно и страшно, почти абсурдно для человеческого сознания, кроме того, другие остаются, и перед ними встаёт вопрос: “А что теперь?” Религиозное сознание, особенно христианское, принимает физическую смерть, но не исчезновение души, которая бессмертна. Но даже для верующего человека уход близкого — несчастье, приносящее боль, побуждающее к размышлению и воспоминаниям.

Именно поэтому поэзию, затрагивающую все стороны человеческой жизни, не может не волновать эта проблема. Если говорить о русской литературе, то, например, у Державина в стихотворении «На смерть князя Мещерского» смерть — повод к размышлению об экзистенциальном, но гораздо чаще рождаются произведения, в которых на первом месте личность ушедшего, самоценная и дорогая для автора.

Эта тема привлекла меня своей глубокой философичностью, своим неукоснительным требованием правды. В ней раскрывается и душа пишущего, и личность умершего, читателю позволяется проникнуть в мир сокровенного — в отношения между людьми. Звучание этой темы трагично, но каждый однажды переживает утрату, и каждый думающий и мыслящий человек задаётся вопросами о жизни и её смысле.

Читая такие произведения, важно знать, кому они посвящены. Вера Фёдоровна Комиссаржевская (1864–1910) — драматическая актриса выдающегося дарования, пользовавшаяся громадным успехом в демократических кругах, особенно среди молодёжи. По словам современников, её игре были свойственны нервная порывистость, тревожный лиризм. В 1904 году Комиссаржевская создала свой театр современного репертуара, позднее символистской ориентации. В нём молодой Мейерхольд ставил блоковский «Балаганчик». Она сыграла Ларису в «Бесприданнице» А.Н. Островского, Нору в «Кукольном доме» Г.Ибсена, Беатрису в «Сестре Беатрисе» М.Метерлинка.

Блок был связан с театром: он писал для него («Балаганчик», «Незнакомка», «Роза и Крест»), в юности хотел быть актёром. Вот что поэт писал об актрисе в предисловии к поэме «Возмездие»: “1910 год — это смерть Комиссаржевской, смерть Врубеля и смерть Толстого. С Комиссаржевской умерла лирическая нота на сцене, с Врубелем — громадный личный мир художника, безумное упорство, ненасытность исканий — вплоть до помешательства, с Толстым умерла человеческая нежность — мудрая человечность”. Ставя Комиссаржевскую в один ряд с Толстым и Врубелем, Блок подчёркивает значимость личности актрисы, оставившей свой неизгладимый след в истории культуры. А “лирическая нота” звучит в его стихотворении «На смерть Комиссаржевской» пронзительней других.

Обычно Блок либо оставляет свои произведения без названий, либо их заглавия носят подчёркнуто символический характер — «Соловьиный сад», «Возмездие», «Двенадцать». Тема рассматриваемого стихотворения такова, что название определено жанром — стихотворение на смерть.

Стихотворение по существу лишено вступления, начало его динамично. Первая строфа — приход героини, никем не разгаданной, в этот мир, “на крайний полюс, в мёртвый край”. Петербург — Северная Пальмира, но читателю с первых строк становится ясно, что Блок, назвав этот город “крайним полюсом”, имел в виду не только его географическое положение. Антитеза “она” — “мир” поддержана оппозицией “май” — “холод” и готовит к пониманию личности Комиссаржевской как трагической, ведь исход противостояния её всему миру с первых строк ощущается как предрешённый. Вторая и третья строфы соединены запятой, что подчёркивает их тесную связь (одна является развитием мыслей, высказанных в другой). Голос “пел и плакал о весне”, как будто бы что-то изменял, касался незнакомой вышины, тверди. Песня и плач определяют не только существо лирической героини, но и личность истинного художника — человека с особым составом души. Эти строки созвучны с другими из блоковского «Балагана»: “Но надо плакать, петь идти, // Чтоб в рай моих заморских песен // Открылись торные пути” или с другими: “Как и жить, и плакать без тебя”.

Песня, струны, струнный плач серафимов — музыкальные образы. Комиссаржевская, по словам поэта, “была верна музыке среди визгливых нот современной действительности”. Блок знал, что “душа настоящего человека есть самый сложный и самый певучий музыкальный инструмент…” И о своей героине он говорит как о сохранившей верность музыке, как о воплощении вечной юности. Она, наполненная жизнью и светом, стоит отдельно ото всех остальных, запертых в глухом склепе и не слышащих музыки.

Стихотворение «На смерть Комиссаржевской» — одно из ключевых в цикле «Арфы и скрипки». Образы-символы ветра, бури говорят о соприродности лирической героини стихии. А ангелы-серафимы? Может быть, автор проводит параллель между своей героиней и ими? Может быть, ангелы плачут уже по ней? М.Цветаева в стихотворении «Думали — человек, и умереть заставили…», написанном на смерть Блока, говорит: “Плачьте о мёртвом ангеле!” Может быть, поэт, зная о неизбежном исходе, скорбит о ней? Образ ангела есть и в стихотворении «Сусальный ангел», где он — воплощение хрупкой мечты, поэтому можно предположить, что серафимы — знак несбыточной мечты героини. Ангелы плачут, “над миром расплескав крыла”. Этот образ сложно ясно себе представить — автор предоставляет читателю возможность самому вообразить, а точнее, ощутить присутствие высшей реальности, с которой сопряжена душа лирической героини. Об этом пишет В.Жирмунский в своей работе «Поэзия Александра Блока»: “Мы называем символом в поэзии особый тип метафоры — предмет или действие внешнего мира, обозначающее явление мира духовного или душевного по принципу сходства”. Здесь читатель имеет дело с подобного рода метафорой.

Первые три строфы соединены анафорами: дважды повторенное “не верили” звучит страшным приговором. Мир спит, все глухи и слепы.

Четвёртая, пятая и шестая строфы тоже объединяются общей подтемой — смертью лирической героини. Четвёртое четверостишие начинается с “но”: несмотря на все усилия, холодное серебро полюса не таяло, мир не дрогнул. Она ушла, и в четвёртой строфе это уже свершившийся факт, но ведь поэт пишет: “Вот только: крылья на заре”. Возможно, Блок хотел сказать, что надежда остаётся. Быть может, в мире что-то пробудилось? Склеп — образ глухой и усталой души (в стихотворении «Миры летят. Года летят…»: “А ты душа усталая, глухая…”). Голосу предстоит пробиться сквозь мёртвую тишину, равнодушие толпы.

Короткие предложения, состоящие только из одного глагола, создают особую атмосферу: они — толпа — “не верили”, а она — “ушла”. Жёсткость стиля служит выражению убийственности очевидного.

В пятой строфе вопросы: “Что в ней рыдало? Что боролось? // Чего она ждала от нас?” Вновь звучит мотив плача, рыданий, борьбы. Это попытка понять, кем же была эта женщина, попытка объяснить её, и третий стих в строфе даёт ответ: “Не знаем. Умер вешний голос, // Погасли звёзды синих глаз”. Не верили, не ждали, а теперь и не знаем: автору не нужно много слов, чтобы передать чувства, мысли, настроение. Блок сдержан.

Голос автор называет “вешним”. Вешний — весенний, а образ — символ весны особенно значим в творчестве поэта:

О, весна без конца и без краю —
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!

В вешнем голосе — жизнь, бескрайняя, несбыточная мечта. Глаза лирической героини синие — цвет, знаковый у символистов. Метафора “звёзды глаз” у Блока звучит в этом стихотворении совершенно по-особенному. “Все звёзды рассказывают”, — читаем в одной из строк стихотворения «Ночь. Город угомонился…». Звёзды высоко, на небе, а на земле они погасли. “Небо — земля” — ещё одна знаковая оппозиция у поэта-символиста.

Пятое и шестое четверостишия передают смятение, волнение, здесь звучат вопросы, на которые нет ответов. Шестая строфа относится к миру, из которого лирическая героиня уже ушла, и ничего нельзя с этим сделать. Поэт говорит: “И где нам ведать торжества?” Почему именно “ведать”, а не “знать”? Фольклорные образы (“камень бел — горючий”, “плакун-трава”) и связанный с ними глагол “ведать” (сравнить в стихотворении «Русь»: “Там ведуны с ворожеями”), подчёркивают значение лирической героини, включая её судьбу в историко-культурный контекст. Кроме того, это ещё и песенные образы-символы горя, несчастий и плача. Блок использует библейские и фольклорные символы, которые понятны каждому человеку европейской культуры любого времени. Многоточия в конце первой и последней строк могут означать недосказанность, невыразимость чувства.

Седьмая строфа звучит подобно музыке реквиема. “Так спи, измученная славой, // Любовью, жизнью, клеветой…” — пишет Блок. Смерть — покой для вечно ищущей чего-то, зовущей к высокому души, наверное, единственный выход для героини, судьба которой была предопределена, хотя смерть и была нелепой случайностью (умерла внезапно, заразившись чёрной оспой). “Любовью, жизнью иль колесами // Она раздавлена. Всё больно”, — говорит поэт в стихотворении «На железной дороге», и эта строка созвучна седьмому четверостишию (“измученная славой, любовью, жизнью, клеветой…”).

В восьмой строфе вновь звучат три вопроса: “А мы — что мы на этой тризне? // Что можем знать, чему помочь?” В стихотворении автор говорит от лица некого “мы”, не только от себя, но и ото всех остальных, осознавая свою ответственность и долг поэта. Всё, что теперь есть у остальных, — это “погребальный факел — в ночь”. Лирическая героиня, сжигая себя, освещает путь людям, ведь личности, подобные ей, — маяки. Особенно горьким кажется утверждение, что “смерть понятней жизни”. Значение героини осознаётся лишь после её ухода, а жизнь её, плач о весне навсегда останутся загадкой.

Последнее четверостишие — финал, к нему вело всё остальное. “Пускай хоть в небе — Вера с нами. // Смотри сквозь тучи: там она ”, — пишет Блок и заканчивает своё стихотворение утверждением, которое поддержано рифмой “она”–“весна”. Здесь уже нет деления мы — она: лирическая героиня — источник света, но отражённый свет есть и в остальных. Можно заметить, что к концу стихотворения её образ вытесняет мрачные образы склепа, полюса, мёртвого края. Вера здесь не только надежда, но и имя героини, значит, и вера, и Вера Комиссаржевская “с нами”.

В стихотворении девять строф, и это не может быть случайным: это стихотворение-размышление, и, благодаря такому делению, подчёркивается ход мыслей автора, а число девять связано с тройкой — любимой цифрой поэта. Читатель может заметить, что и композиции рассматриваемого стихотворения присуща блоковская тройственность: его можно разделить на три части, объединённых общей темой. Первая, вторая, третья строфы — Её явление в мир, четвёртая, пятая, шестая — Её гибель, седьмая, восьмая и девятая строфы — смерть лирической героини, но, хотя её нет и по ней плачут (тризна), она остаётся в сердцах людей, ведь подлинные поэты, художники, актёры не уходят бесследно.

В стихотворении перекрёстная рифма, кроме седьмого четверостишия, где она смежная, что сразу заставляет читателя обратить на него внимание. Опоясывающая, например, рифма делала бы каждую строфу логически и интонационно завершённой.

Блок говорил, что всё стихотворное полотно держится на нескольких словах-остриях. Ключевые слова в стихотворении «На смерть Комиссаржевской» можно отнести к двум смысловым рядам. Во-первых, “полуночная пора”, “полюс”, “мёртвый край”, “снег”, “склеп”, “хладное серебро”, “камень бел — горючий”, “плакун-трава”, “тризна”, “смерть”, “погребальный факел”, а во-вторых, “весна”, “струны”, “вышина”, “серафимы”, которые плачут, “над миром расплескав крыла”, “крылья на заре”, “мечта”, “вера”, “знамя”, “обетованная весна”. Постепенно лирическая героиня, стоящая вне остального мира, входит в него. Если обратить внимание на слова, которые образуют рифму, то можно заметить, что в начале стихотворения они часто противоположны, относятся к разным смысловым рядам, к концу противоречий становится больше, но в последних строфах всё разрешается. “Юный” — “струны”, “разорвала” — “крыла”, “зимы” — “серафимы”, “склепе” — “великолепий”, “серебре” — “заре” (холод — тепло, металл — стремление, пробуждение, огонь), “клеветой” — “мечтой”, “тризне” — “жизни” (!), “ночь” — “помочь”, а в конце “она” — “весна”. В стихотворении «Усталость» поэт пишет: “Друзья, близка ночная твердь! // И даже рифмы нет короче, // Глухой, крылатой рифмы: смерть”, что ещё раз доказывает неслучайность блоковских рифм.

Музыка блоковского стиха удивительна, и «На смерть Комиссаржевской» не исключение. Семантический ореол ямба ориентирует на традицию русской лирики XIX века. Здесь он скорбный, подчёркивает жёсткость и строгость стиля. Звучание стиха у Блока не самоцель. У него, как писал Пастернак, “музыка слов состоит не в звучании, а в соответствии между звучанием и значением”.

В стихотворении «На смерть Комиссаржевской» звучат многие блоковские темы: жизнь и смерть, подлинные и мнимые ценности, художник и его место и значение в мире. Поэт-символист приносит в мир свою мечту, свой идеал, хочет совместить два различных мира: реальный, в котором живут почти все остальные, и тот, где звучит иная музыка. В письме к жене Сологуба Блок писал, что, когда одинаково сильно любишь и жизнь, и искусство, то такая любовь трагична.

Для Блока искусство — проявление высшей жизни. Читатель не может не почувствовать, что стихотворение «На смерть Комиссаржевской» имеет для поэта какое-то особенное значение. Блок в своей статье о В.Ф. Комиссаржевской писал: “Да это и не смерть, не обыкновенная смерть, конечно, это ещё новый завет для нас, — чтобы мы твёрдо стояли на страже, новое напоминание, далёкий голос синей Вечности о том, чтобы ждали нового, чудесного, несбыточного те из нас, кого ещё не смыла ослепительная и страшная волна горя и восторга”.

Актриса была воплощением исканий, тревоги, взлётов и падений, безудержного порыва, необходимого миру, в котором равнодушие и безразличие толпы определяют очень многое, она была той, которую ждали, по словам поэта, в тишине символисты. Очень часто, пока человек жив, люди не могут понять его истинное значение для себя, а когда тот умирает, то уже ничего нельзя исправить. Несмотря на то, что в стихотворении «На смерть Комиссаржевской» звучат траурные и скорбные ноты, оно озарено светом и надеждой: героиня осталась верна своим цели, долгу, предназначению.