Литературные технологии

Долгое время основными поставщиками так называемого “народного чтения” в России были промышленники и торговцы, ведшие свои дела в Москве. Их лавочки под полинявшими вывесками: “Здесь продаются, меняются и покупаются гражданские и духовные книги” располагались возле Никольских ворот Кремля, и именно туда тянулись “господа сочинители”, про которых автор журнала «Москвитянин» не без ехидства писал в статье, опубликованной в 1841 году: “Порывы к творчеству у них были велики, но талант их был комариного размера, а оттого «площадные гении» горазды были придумывать пышные названия, привлекавшие читателей, особо не утруждаясь под ними скрывать плоды своего невежества”. “Литераторы” за свою писанину получали в лавочках по полтора рубля за лист — цена была стандартная, не зависела от качества текста. Они знали, чего от них ожидают, а потому по большей части все сюжеты были стереотипны, как и положено в “массовой литературе”. Русской простонародной публике более всего нравились звучные имена “заграничных героев”, чтобы слаще было помечтать “про то, как не у нас”, и потому особенно бойко шла торговля произведениями о приключениях разных Ерусланов Лазаревичей и похождениях каких-нибудь там Францилий Венеций, украшенных лубочными картинками и грубыми карикатурами. Книжки в лавочках у Никольских ворот оптом скупали торговавшие “в разнос” торговцы-“ходебщики”: вместе с мылом, серными спичками и сапожной ваксой они в своих мешках разносили “литературу”, продавая её возле Гостиного двора, Кремлёвского сада, по окрестным пивным и харчевням. Так же брали большие партии “литературного товара” иногородние “ходебщики” — “офени”, разносившие занятные книжицы по всей Руси. Все намёки и упрёки литераторы, издатели, торговцы у Никольских ворот, как и нынешние их коллеги, отводили одним железным аргументом: “Раз люди за эти книжки деньги платят, значит, им нравится. Не нравилось, не покупали бы”. Железная логика издателей не сдаёт своих позиций и два века спустя.

Для публики, “которая почище-с”, поставщиками “чтива” были газеты — каждое большое издание тогда отводило под “роман с продолжением” подвал одной из полос, и по такому “фельетонному принципу” были созданы многие знаменитые литературные произведения. При этом дело не обходилось без казусов, в особенности когда авторы под псевдонимами “вели” одновременно несколько романов в разных изданиях. Качество произведений зависело во многом от личности, аккуратности, памятливости литератора, его умения “держать читателя” и не допускать “провисаний сюжета”. Но нередко, “записавшись”, автор начинал “городить сюжет”: упустив нить, он запутывал себя и читателя всё больше и больше. Исправлять ситуацию приходилось, отправляя персонажей, “выпавших из сюжета”, то в неожиданные путешествия, то в монастырь, а то и вовсе на тот свет. Впрочем, если требовалось, то “воскрешали усопших”, оговорив, что слухи об их гибели распускали “тайные недоброжелатели, одержимые корыстными побуждениями”. Память подводила не только “псевдонимов”, но и вполне состоявшихся, известных писателей, бравшихся создавать романы по такому способу. Генрих Сенкевич писал свою знаменитую историческую эпопею «Потоп» именно так, частями посылая в редакцию большие куски романа из разных мест, где он в то время жил. Однажды редактор получил из-за границы паническую телеграмму от Сенкевича: “Забыл, где у меня пан Кмитец. Срочно напомните”. Редактор поспешил отправить ответ: “Кмитец взорвал пушку под Ченстоховом и был при этом ранен”. Сенкевич всё вспомнил, связал сюжет с дальнейшими событиями и “вытянул” новую часть романа, управившись в срок.

В Европе дело с массовой литературой обстояло примерно так же, но там части популярных романов публиковали в воскресных номерах и приложениях к газетам. На этой ниве подвизались многие литературные виртуозы, имена которых когда-то гремели на весь мир, а теперь давно и прочно забыты. Одной из таких “поп-звёзд” старой английской литературы был романист Джон Смит — его имя было в зените популярности, когда Диккенс и Теккерей ещё ходили в начинающих авторах. Весёлый пьяница с красной физиономией, этот виднейший член лондонской богемы буквально царствовал в жанре “романов с продолжением”, и сотни тысяч читателей с нетерпением каждую неделю ждали воскресного выпуска газеты, чтобы узнать, “что там будет дальше”. Его опусы могут служить хорошим подспорьем для сценаристов нынешних телевизионных “мыльных опер”, в них все атрибуты жанра на лицо: “невинность в опасности”, “козни развратников”, “эгоизм высших классов общества”, “окончательная победа добродетели над силами зла” — ловко оперируя этими штампами, Смит писал необыкновенно легко и увлекательно. В редакциях он появлялся не чаще раза в неделю, и только для того, чтобы получить гонорар, — издатели «London Jornal» и «Gasset Famely Paper» не жалели денег для оплаты его трудов, отваливая “королю” по 15 гиней в неделю. Получив денежки, Смит шёл домой и сразу приступал к делу: посылал мальчишку-слугу в лавочку за стопкой писчей бумаги и бутылкой хорошего старого портвейна. Пока тот бегал, Джон перечитывал последнюю из уже опубликованных частей своего романа, освежая в памяти детали повествования. Когда он вспоминал, что к чему, бумага уже лежала на столе, а бутылка портвейна красовалась рядом с чернильницей. Джон садился за письменный стол, выпивал первый стаканчик “порта”, обмакивал ржавое перо в чернила и начинал быстро писать. Так, выпивая за работой, он часа за три-четыре создавал очередной отрывок, над которым потом ахали или лили слёзы англичане. “Добив” портвейн и кусок романа, Смит отправлял всё того же мальчишку с рукописью в редакцию, а сам уходил из дому для ревизии ближайших притонов, где исчезал, прогуливая гонорар. Когда его не видели дома дня три, привратник, уже наученный заранее, давал об этом знать издателям, и те снаряжали поисковую экспедицию. Если не находили Смита в лондонских заведениях, начинали искать в других городах — продолжение-то нужно было писать! Отыскав, умыв и похмелив Джона, его сажали за работу, карауля рядом, чтобы тот не сбежал. Раз издатель, отыскав Смита в Джерси, запер его в номере местной гостиницы и не выпускал, покуда тот “не отписался”.

Пока он пил, дрался, распутничал в кабаках, его романы переводили на иностранные языки и издавали в разных странах — в том числе четыре книги вышли и в России, но об этом Смит узнавал, только когда ему приносили деньги. В конце концов талант свой он таки пропил, слава его померкла, но старый пьяница прожил очень долго. Умер он, когда ему стукнуло уже 86 лет, и газеты, прежде публиковавшие его, откликнулись на его кончину некрологами, в которых Джон Смит был назван “исчезающим типом писателя”.

Он и правда исчезал, этот тип литератора, эксплуатировавшего свою неуёмную фантазию для удовлетворения потребностей “массового читателя”. Прибыли издателей росли, и ставить их в зависимость от таких неорганизованных людей, как авторы-сочинители, было просто неразумно, и именно поэтому их постепенно стали заменять редакторы, составители текстов. “Выпекать литературу” фабричным способом, как кирпичи, впервые попробовали в США: в конце 80-х годов XIX века в Нью-Йорке уже функционировало издательство, организованное по принципу фабрики, работа которой была разбита на несколько этапов. Сначала пятьдесят дам и девиц, имевших университетские дипломы, читали журналы, выходившие на разных языках в разных странах, делая пометки на полях цветными карандашами. Они отмечали черты нравов, обычаи, описания природы, занятные истории разных людей. Пометки и перевод на английский этих фрагментов попадали к трём специалисткам высшего класса, которые из того, что выделили чтицы, отбирали лучше. Эту “выжимку” передавали пяти другим дамам, которые из частей предоставленного им литературного конструктора складывали “скелет” будущих романов, повестей и рассказов. Плоды их усилий ложились на стол к владельцу этой “литературной фабрики”, и господин издатель читал заготовки, прикидывая, кому бы из двухсот редакторов, связанных с ним контрактом, можно было поручить “окутать плотью” тот или иной “скелет” романа. Наметив кандидатуры, он отправлял заготовки по адресам, приложив к материалам бланк со стандартным текстом: “Мистер (или миссис, а может и мисс) NN! Вам предлагается создать из данного материала роман (повесть или рассказ), в стольких-то частях, такого-то размера. Рукопись должна быть представлена такого-то числа. По получении рукописи вам будет выслан чек на сумму в столько-то долларов”.

Фирма работала без сбоев и приносила хозяину хорошие деньги. Его пример оказался “другим порукой”, и сейчас, почитай, вся “литература в мягкой обложке” изготовляется по подобным технологиям, которые ещё более усовершенствовались с тех пор.