Я иду на урок

Елена Киркина

Елена Эмильевна КИРКИНА (1964) — учитель литературы средней школы № 100 г. Перми.

Человек между светом и тьмой

Материалы к урокам по рассказу И.С. Тургенева «Бежин луг»

Поистине классика неисчерпаема… В очередной раз обращаясь к самому хрестоматийному тексту, можешь вдруг прочитать совершенно “новый” сюжет, спрятанный от тебя за традиционными заданиями и вопросами, которые ты сам когда-то выполнял в школе.

Так было и в моей учительской практике при работе над рассказом «Бежин луг». Даже при самом проникновенном разговоре о красотах русского пейзажа, подробном изучении характеров мальчиков было как-то скучно; чувствовалось, что есть загадка в тексте, объединяющая и “мальчиков”, и “пейзажи” в некий сверхсмысл. Хочется поделиться некоторыми наблюдениями, ведущими от структуры текста к его смыслу.

Рассказ открывается пейзажем летнего дня. Почти все микрообразы связаны с семантическим полем “небо”: солнце, лучи, облачка, небосклон и так далее. Цветовая гамма поражает разнообразием и утончённостью: приветно-лучезарный, лиловый, блеск кованого серебра, золотисто-серый, бледно-лиловый. Природа царственна, благосклонна… Человека в пейзаже нет, он не властен управлять этой мощью и красотой, а лишь с восторгом взирает на Божие творение.

Вдруг всё меняется: краски, звуки, запахи, микрообразы второй части экспозиции противопоставлены элементам пейзажа июльского дня. Дети с лёгкостью обнаружат это, выписав соответствующие цитаты (см. таблицу).

Во второй части экспозиции появился человек — рассказчик. Он смело “окунулся” в эту, не им созданную стихию. Природа будто отторгает чужое, инородное: всё становится мрачным, грозит гибелью. С другой стороны, возникает ощущение, что день — торжество Божественного промысла, а ночь — разгул дьявольской стихии. Это подчёркивается долгим плутанием рассказчика: “До сих пор я всё ещё не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно…” Кульминацией этого вторжения человека в природу становится угроза падения в бездну: “…как вдруг очутился над страшной бездной. Я быстро отдёрнул занесённую ногу…”

Экспозиция, построенная на антитезе (день–ночь, свет–мрак, жизнь–смерть, шум–тишина, многообразие — унылое однообразие, покой–тревога), звучит как предупреждение: человек бессилен перед тайной природы, она таит в себе так много неизведанного, непонятного, смутного, что вторгаться надо осторожно…

Случайна ли эта антитеза, имеет ли она своё смысловое, идейное развитие в основном сюжете? Если мы попросим ребят разделить текст на крупные фрагменты, они обязательно предложат цепочку “страшных” рассказов мальчиков, находящихся в ночном. Таких эпизодов шесть (Илья — о домовом; Костя — о русалке; Илья — об оборотне, покойниках; Илья, Павел — о Гришке; Костя, Илья — о лешем; Костя, Илья — об утопленниках). Потрясающие результаты получили мы с ребятами, пронаблюдав, как структурированы эти шесть эпизодов. Оказалось, что все они построены одинаково.

Общая схема эпизода

Рассказ мальчика о нечистой силе.
Молчание.
“Божий знак”.
Насмешливая реакция Павла.

Таким образом, в каждом эпизоде повторяется структура экспозиции: столкновение света и тьмы; более того: эта антитеза “уточняется” как противостояние христианского и языческого.

Вот как выглядят схемы каждого из шести эпизодов.

Рассказ Ильи о домовом — “все помолчали” — “а вон звёздочка покатилась”.

Павел: “Вишь как! Чего ж он раскашлялся”.

Рассказ Кости о русалке — “все смолкли” — “здесь место чистое, вольное”, “с нами крестная сила”.

Павел: “Эх вы, вороны! Чего всполохнулись? Посмотрите-ка, картошки сварились”.

Рассказ Ильи об оборотне, покойниках — “все опять притихли” — “вдруг откуда ни возьмись белый голубок — налетел прямо в это отражение, пугливо повертелся на одном месте, весь обливаясь горячим блеском, и исчез, звеня крылами”.

Павел бросается в темноту на волков; голубь — просто отбился от дому (Костя предположил, что это “праведная душа летела на небо”).

Рассказ Ильи о Тришке (антихристе) — “все мальчики засмеялись и опять приумолкли на мгновенье” — “бесчисленные золотые звёзды, казалось, тихо текли все, наперерыв мерцая, по направлению Млечного Пути…”

Павел: комическая история об ожидании Тришки (антихриста), который оказался мужиком со жбаном на голове.

Рассказ Кости, Ильи о лешем — “настало опять молчание” — “гляньте-ка, ребятки, гляньте на Божьи звёздочки, — что пчёлки роятся!”

Павел: “А зачем эта погань в свете развелась? Не понимаю, право!”

Рассказ Кости, Ильи об утопленниках — “мальчики приутихли” — “притча о рае”:

“— Это кулички летят, посвистывают.

— Куда ж они летят?

— А туда, где, говорят, зимы не бывает.

— А разве есть такая земля?

— Есть.

— Далеко?

— Далеко, далеко, за тёплыми морями”.

Павел ходит за водой; без трепета рассказывает, что слышал голос из реки, однако воды зачерпнул. “Своей судьбы не минуешь”.

Рассказ завершается пейзажем, который можно назвать “гимном утру”. И лишь небольшой авторский постскриптум о гибели Павла нарушает эмоционально приподнятый финал.

Наши наблюдения за структурой рассказа необходимо проинтерпретировать. Предложим учащимся ответить на ряд вопросов.

— Как устроен мир в представлении мальчиков?

— Какие силы движут этим миром?

— Почему автор “убивает” Павла? Как мальчики объяснили бы эту смерть?

— Чья жизненная позиция вам ближе: Павла или других мальчиков?

— Что же побеждает, по мысли автора, — свет или мрак?

В итоге мы приходим к следующим выводам.

Заданный в экспозиции конфликт “свет/тьма — человек” начинает разворачиваться в сюжете. Тьма реализуется через образы нечистой силы в рассказах мальчиков и таинственные звуки природы. Свет робко пробивается сквозь этот мрак: звёздочка покатилась, голубок пролетел, Млечный Путь заблестел… И свет, и мрак рождает сама природа. Где же мальчики? Они верят в тайные, мрачные силы природы, но верят и в силу света, поднимают взоры к небу, крестятся. Земной путь, уверены, должен завершиться раем на небесах. Дети просты, незлобивы, естественны. Их души цельны, в их взгляде на мир есть твёрдое основание — вера, а значит — победа света над тьмой.

Так ли видит мир рассказчик? На первый взгляд, замыкая круг повествования светлым утренним пейзажем, он близок к мальчикам. Но кольцо композиции “разрывается” небольшим постскриптумом о смерти Павлуши. Что это? Сбылось мрачное предзнаменование? Но Павел не утонул — убился, упав с лошади. С одной стороны, можно всё правдоподобно объяснить: Павел отличался бойким, живым характером, бесшабашной смелостью. Но с другой стороны, в общем смысловом движении рассказа эта смерть символична. На наш взгляд, автор пессимистичен относительно будущего русского народа. Павел — единственный из мальчиков оторвался (или готов оторваться) от языческих корней, самостоятелен, индивидуален (в отличие от общинной скученности остальных), деятелен, готов к поступку. Но замкнутость, традиционность крестьянского уклада, по мысли автора, порождает иной характер, иную систему ценностей, в которой Павел “чужой”.