Архив
СТЕНД
В семьдесят первом номере «НЛО» (№ 1/2005) обратимся к постоянному разделу — «Хроника современной литературы». Здесь помещены рецензии не только на книги т.с. культового Пелевина (роман «Священная книга оборотня») и экстравагантного стилиста Игоря Клеха (сборник «Светопреставление»), но и на выпуск ежегодника «ФЭНТЕЗИ-2004» (М.: ЭКСМО, 2004). Последняя, написанная Ксенией Строевой, явно выходит за рамки жанра, это скорее ёмкое исследование художественных тенденций фэнтези в нынешней России (в P.S. к своей работе автор успевает сказать несколько точных слов и о сборнике «Фэнтези-2005», где, в частности, публикуется фрагмент нового литературного проекта на тему «Мистика Украины ХХ века»). В дополнение к этим материалам обратим внимание на опубликованный в журнале список из ста пунктов «Любимые книги немцев» (с. 445–446), составленный на основе опроса 250 000 человек. Есть здесь о чём поразмыслить и нам.
Много полезного почерпнут словесники из
обзоров книг о Николае Гумилёве (Н.А. Богомолов) и
трудов зарубежных славистов о культурной
истории сталинизма (Евгений Добренко). Последний
также должен быть сопоставлен с разделом
«Модернизация как мобилизация: культура СССР
1930-х годов», где помещены статьи Иоахима Клейна
«Беломорканал: литература и пропаганда в
сталинское время» и Сергея Ушакина «Поле боя на
лоне природы: от какого наследства мы
отказывались». Эти материалы публикуются, по
мысли редакторов номера, для установления
необходимого контекста при неностальгическом
обращении к советскому опыту. Важность этого
очевидна и в сегодняшней практике преподавания в
школе русской литературы ХХ века, где остро
ощущается дефицит современных истолкований
литературного наследия советского времени, в
частности 1930–1940-х годов.
В этой связи также следует обратить внимание и на раздел «Исторический роман в ситуации кризиса национальных утопий», а в нём не пренебречь статьёй А.Бобракова-Тимошкина «Бегство от “памяти жанра”: стратегии идеологизации и деидеологизации в чешской исторической прозе». Несмотря на отчасти экзотический материал её (но всё же братья-славяне), суть происходившего в чешской послевоенной прозе (а Чехословакия развивалась в сфере влияния СССР) очень близка к тому, что делалось и с нашей литературой. Этакое освежение взгляда на привычное, примелькавшееся… Не пропустите и ёмкое эссе Фаины Гримберг «На стороне проигравших, или Философский камень». Его автор — в нашей современной литературе одна из самых фантастических фигур. Историк и поэтесса, в 1990-е годы она опубликовала “множество исторических произведений от имени вымышленных иноязычных авторов, указывая свою фамилию как переводчик”. Размышляя о своеобразии исторического романа, Гримберг, в частности, замечает, что, хотя у нас “многие авторы исторических романов — преимущественно антилибералы и патриоты националистического толка”, не следует думать, “будто в зарубежных литературах ситуация иная; другой вопрос, что мы не всегда осознаём их национализм, не всегда можем понять, как связана их древняя история с новой и новейшей” (с. 332). Свою цель как писателя она видит в разработке жанра “альтернативного исторического романа”, под которым понимает “повествование, основанное на нетрадиционных для данной культуры концепциях и толкованиях”. При этом оказывается, что “честный анализ” исторических сведений при создании таких произведений много проще, чем объективное отношение к пресловутому “национальному чувству”, ибо, Ф.Гримберг приводит слова известного историка Я.С. Лурье, “по своей сути национальное чувство антигуманно, так как противостоит идее равенства людей, оценке их только по личным свойствам” (с. 335, 333).
Вместе с тем, разумеется, не следует ждать от всех материалов «НЛО» истины в последней инстанции. Так, в рецензии под ответственным заглавием «Изучение славянофильства и славянофильские мифы» Тарас Гавриленко, хваля одно, критикуя другое, слишком по-свойски, на мой взгляд, обошёлся с историей взаимоотношений Пушкина и А.С. Шишкова, сведя их истолкование к уровню вынужденно лаконичной статьи из известной книги Л.А. Черейского (впрочем, у Черейского, труд коего, надо полагать, знаком Гавриленко, чётко говорится, например, об избрании Пушкина по инициативе Шишкова в члены Российской Академии и т.д.). Шишков вовсе не обязан отдуваться за тот образ, который ему придан в критикуемой Т.Гавриленко книжке, а журнал, который изначально заявил о своём стремлении выдерживать высокое литературоведческое качество, не в последнюю очередь путём освобождения от всяческих мифов, в том числе большевистского и советского происхождения, мог бы с большей аккуратностью вступать на поле полемики.
В заключение — о замечательной статье хорошо известного нашим читателям Олега Лекманова «Русские модернисты — “соавторы” заголовков московских газет (1985–1995)». Просмотрев насквозь подшивки пяти известных московских газет, он выявил в них 234 заголовка с цитатами из русских модернистов (они приводятся), что, очевидно, передаёт определённые черты нашего пишущего и читающего сообщества. Что и говорить: идея Лекманова подталкивает к продолжению подобных изысканий, которые могут организовывать и словесники для своих умников и умниц.
Журнал «Неприкосновенный запас»
также выпускается издательством «Новое
литературное обозрение» (выходит 6 раз в год). Он
был задуман как оперативное издание, назначение
которого выражено в подзаголовке: «Дебаты о
политике и культуре», и на этом кремнистом пути
претерпел уже немало преображений. Обычно он
рецензируется в нашей газете «История», но о №
2–3 (40–41/2005) следует сказать и в «Литературе».
Это специальный выпуск издания, подготовленный совместно с известным ежемесячником «Osteuropa», выходящим ныне в Берлине (именно здесь, в 1997 году (№ 9; s. 864–875) появилась обстоятельная статья «“Литература” — новая русская литературная газета», где был сделан обстоятельный и вместе с тем доброжелательный разбор нашей газеты). Тема вынесена на обложку — «Память о войне 60 лет спустя — Россия, Германия, Европа». Созданию номера предшествовала конференция на ту же тему в рамках Малых Банных Чтений, проведённая в октябре 2004 года (см. об этом: История. 2004. № 44). Теперь — печатный итог.
Разумеется, и простое перечисление всех материалов, помещённых в более чем четырёхсотстраничном номере формата А4, дало бы достаточное представление о проделанной работе, её направленности и целях. Но в кратком обзоре следует подчеркнуть то, что прямо относится и к проблемам нашего школьного образования, литературного и исторического. Сейчас, когда шестидесятилетний юбилей Победы позади, педагоги вновь остаются один на один с наследием Великой Отечественной — Второй мировой войны и тем, каким оно, это наследие, предстаёт в восприятии их учеников. Вот и для создателей номера важно то, что “осталось в памяти от того страшного времени”, то, как “трансформировались объём, содержание и структуры памяти”, то, в каких формах воплощается память “в литературе, кинематографе и музыкальных произведениях, монументальных мемориалах и архивах, устных и письменных свидетельствах, правительственных и неправительственных организациях и, наконец, в средствах массовой информации” (с. 4). При этом подчёркивается: “Никто и ничто не отменит исторические факты: чудовищная война 1939–1945 годов была развязана гитлеровской Германией, а Советскому Союзу принадлежит главная заслуга в победе над национал-социализмом. Тем не менее и в России есть своё непроработанное и в этом смысле непережитое и незажившее военное прошлое”, а значит, “необходим общеевропейский диалог между существующими традициями памяти” (с. 5).
В связи с этим представляют особый интерес статьи итальянского историка Марии Феретти «Непримиримая память: Россия и война», немецких учёных Йорга Эхтернкапма («“Немецкая катастрофа”?: О публичной памяти о Второй мировой войне в Германии») и Иоахима Хёслера («Что значит “проработка прошлого”?: Об историографии Великой Отечественной войны в СССР и России»). Руководитель образовательных программ общества «Мемориал», координатор проекта «Школьный конкурс» Ирина Щербакова пишет о том, как складываются представления о войне у нынешних 15–20-летних. Она обращает особое внимание на то, что наряду с “выхолощенной и лишённой всякого человеческого содержания казённой «памятью»” о войне “неофициальная, неказённая, народная память о войне возникает в их сознании в основном через призму семейной истории” (с. 109). Вероятно, сегодня именно на этом пути находится главная возможность сохранения и развития в обществе гуманистической традиции памяти о тех событиях, которые увенчаны календарным Днём Победы. Руководителями проекта «НЗ», в частности, отмечено, что в современной Германии предпочитают историков, которые “исследуют память о прошлом, а не пишут о том, «как было на самом деле»” (с. 4). Но как показывает развитие культуры, не одни историки формируют (а затем “исследуют”) память о прошлом. Со времён Карамзина формирование памяти о прошлом не замыкалось в исторических сочинениях, как правило, связанных и зависящих от политической конъюнктуры. Собирание частных свидетельств о войне, пусть уже и в форме семейных преданий, писем, литературных произведений и т.п. всегда объективно противостояло любым историографическим усилиям по обслуживанию мифов — не только государственных, но и общественных и даже общественно-групповых. Салтыков-Щедрин с его непревзойдённым чутьём к побуждениям власти и тяготеющих к власти недаром использовал понятие “историографы” в ироническом контексте. В этой связи может стать уникальной роль словесника, имеющего возможность собирать историческую память о войне непосредственно с её носителями — учениками и их родственниками старших поколений. Хотя с каждым годом неотвратимое время всё жёстче переводит эту память в конфигурацию легенд.
Из других материалов номера, который, повторю, как таковой достоин серьёзного аналитического изучения и использования в школьной работе, назову работы Жанны Корминой и Сергея Штыркова «Никто не забыт, ничто не забыто: История оккупации в устных свидетельствах», Натальи Конрадовой и Анны Рылевой «Герои и жертвы: Мемориалы Великой Отечественной», Ольги Никоновой «Женщины, война и “фигуры умолчания”», Беате Физелер «“Нищие победители”: Инвалиды Великой Отечественной войны в Советском Союзе», Или Кукулина «Регулирование боли (Предварительные заметки о трансформации травматического опыта Великой Отечественной / Второй мировой войны в русской литературе 1940–1970-х годов)», киноведа Неи Зоркой «Визуальные образы войны».
Строками из этой статьи может и завершить обзор: “Начав как агитационно-пропагандистское, советское кино военных лет стало народным искусством” (с. 387). Как бы то ни было, народная память о войне поглощала и будет поглощать усилия любых идеологов и верных им историографов.
“Вопросы
литературы” (№ 2/2005), как и все реферируемые в
“Стенде” издания, разделим на две части. Для
класса, для непосредственной подготовки к урокам
— статьи недавно от нас ушедшей Галины Андреевны
Белой из её незавершённой книги “Случай
Фадеева”, Г.Красухина “Гринёв и его издатель”,
А.Злочевской “Театр Н.В. Гоголя и драматургия
русского зарубежья первой волны”, Б.Грифцова
“Эстетический канон Достоевского” (публикация
из архива известного переводчика и
литературоведа), М.Амусина ““Ваш роман вам
принесёт ещё сюрпризы” (О специфике
фантастического в “Мастере и Маргарите”)”.
Но и то, что обычно пускается по разряду учительского самообразования, разумеется, не оторвано от проблем, которые так или иначе педагог обсуждает с учениками. В статье социолога культуры Ю.Никуличева “Великий распад” идёт речь о литературно-общественных аспектах эпохи реформ императора Александра II — времени, где причудливо сплелись корни многих побед и бед России в ХХ веке. Написано о тех десятилетиях немало, но, наверное, трудно назвать иной период отечественной истории, более оболганный, нежели этот. Ю.Никуличев предлагает ещё раз, уже без идеологических стеснений, рассмотреть феномен 1860-х годов и его “разночинное” наследие — опираясь на “биографии, факты, литературные и окололитературные обстоятельства — всё то, на пересечении чего всегда только и можно добраться до каких-то истин” (с. 163). И, действительно, обращаясь к непрекрашенным фактам, автор расставляет многие точки над “i”, в частности, показывает, что в знаменитом закрытии “Русского Слова” и “Современника” виновато не “реакционное” самодержавие, а европейски передовой цензурный устав, принятый в 1865 году, согласно ему, ответственность за содержание печатного издания возлагалась на его руководство и уже невозможно было безнаказанно заполнять страницы злонамеренной демагогией, как это делали Писарев и Антонович, — ответишь по суду! Читайте, читайте эту хорошо написанную и при том научно уравновешенную статью!
Другая яркая работа этого номера — исследование Б.Фрезинского “Эренбург и Мандельштам (Сюжет с долгим последствием: канва литературных и личных отношений и встреч; жёны, борьба за вокрешение поэзии Мандельштама в СССР)”.
Наши читатели часто пишут о недостатке обобщающих материалов по современному литературному процессу. В “Вопросах литературы” публикуются материалы очередной (2004) Букеровской конференции на общеинтересную тему: “Роман ли то, что я пишу?”, а также информация о новом интересном проекте “Студенческий Букер” (думается, его идея — определить собственного победителя из “короткого списка”, предложенного жюри, — применима даже в масштабах школы, если не сказать — класса).
Как всегда, не позволит скучать юмористический раздел “В шутку и всерьёз”. Здесь опубликован очередной “перепев” “Евгения Онегина”, сделанный Виктором Рубановичем, — дополнение к текстам сборника “Судьба Онегина” (М., 2001), а ещё афоризмы художника и книжного графика Михаила Туровского. Вот, в заключение, три из них — общеэстетический, педагогический и политический.
- Новое в искусстве — это ещё не проданное старое.
- Родители! Понтий Пилат в детстве не любил мыть руки…
- Коричневый — это побуревший красный.