Неюбилейное

Известно, что если хотеть как лучше, то получается как всегда. А если хотеть “как всегда” — то как получится? И что делать, чтобы получалось лучше? Тем более, если речь идёт о таком важном событии в деле литературного образования молодёжи, как Всероссийская олимпиада по литературе (а вместе с ней и обо всём литературно-олимпиадном движении, поскольку под “всероссийку” подстраиваются остальные туры всех уровней). “Всероссийку”, которой в этом году исполнилось десять лет.

Мне не хотелось бы юбилейных славословий в честь этого события. Впрочем, колкие и язвительные выпады в духе Чацкого мне тоже не по душе — и не только потому, что роль этого героя, как заботливо напоминают нам год от года сочинители выпускных тем, “всегда страдательная”. Врываться в чужой монастырь со своим уставом, да ещё негодовать по поводу того, что никто этот устав принимать не хочет, критиковать неизменность традиции с горячностью, обличающей прежде всего отсутствие опыта, — это всё “в осьмнадцать лет простительно”. Самое же главное — конструктива в позиции Чацкого маловато. А если для чего диалог и начинать, то только для нахождения общих точек, для совместного размышления над проблемами. Поэтому сразу и определённо скажу: с благодарностью отношусь к тем людям, кто стоял у истоков олимпиады, кто все десять лет её существования участвовал в её организации и проведении. Принять делегации со всех концов страны, накормить, расселить, сделать культурную программу, разработать задания, провести проверку работ, купить призы, подготовить огромное количество разнообразных документов — это адский труд, и нужно сказать огромное спасибо людям, которые в разные годы в разных городах страны этот труд на себя взваливали.

Для участников Всероссийской олимпиады эта неделя литературных состязаний запоминается надолго, даже если никаких призов выиграть не удалось. Сама атмосфера общения, какого-то коллективного праздника западает в душу, и дети разъезжаются по своим городам и деревням переполненные впечатлениями. Экскурсии, поездки, торжественное закрытие с фанфарами и раздачей слонов, а теперь ещё и дипломы, позволяющие поступать в любые вузы без экзаменов, — всё это чрезвычайно приятно. И дай Бог, чтобы продолжалось и набирало обороты, становилось ещё ярче, разнообразней, торжественней, весомей. Есть только одно маленькое “но” во всём этом деле, о котором бы хотелось поговорить уже более серьёзно, не портя и не отменяя детского праздника, поговорить с коллегами — членами жюри, руководителями делегаций, преподавателями литературы, готовящими детей к олимпиадам. Поговорить честно и в открытую.

Речь идёт о содержании олимпиады и задачах, которые она перед собой ставит. Вариант первый: мы хотим устроить марафон на выживание и определить, кто всё-таки доберётся до конца. Если логика такая, то тогда можно сделать три тура, предложить в последнем туре семь заданий (среди которых будет и историко-литературный комментарий к стихотворению, и написание статьи в литературоведческий словарь, и составление поэтического или прозаического сборника со вступительной статьёй, и “угадайка”, и, как вы понимаете, ещё три задания — и всё за один раз), а потом механически подсчитать баллы. Но тогда почему заданий именно семь, а не, к примеру, девять, одиннадцать или пятнадцать? Для отбора даже не сильнейших, а выносливейших было бы ещё показательнее… И почему на последней, московской, олимпиаде при таком обилии и сложности заданий, при таких условиях состязания не во всех аудиториях были проверяющие, следящие за честностью борьбы? Сначала об этом рассказали мне дети из разных делегаций (называть не буду из соображений безопасности, но, поверьте, не придумал): “Списать было просто элементарно… Вовсю звонили мобильники… Под партами были книги, и никто не отбирал… Многие уходили на полчаса, потом возвращались… Потом нас попросили хотя бы не выходить по двое…” Затем на мои недоумённые вопросы согласно закивали головами несколько руководителей делегаций: “Да, конечно, многие списывали! Мы были этим поражены. У многих домашние заготовки, другие просто сидели со словарями!” Потом и в оргкомитете (не путать с жюри: оргкомитет формируется городом, принимающим олимпиаду) сказали, что о проверяющих жюри вовремя не позаботилось, а оргкомитет предупредить забыло — вот и было на первом туре на семь аудиторий трое взрослых… И почему в разных аудиториях работы писали разное время? Одна из блестящих работ десятиклассника из Питера (кстати, ставшего лауреатом нашей газеты) не получила никакого места только потому, что он не успел сделать последнее задание, а в соседней аудитории ещё в течение двадцати минут можно было писать. Неудобные вопросы, но что делать! Кому ж ещё их задавать, как не самим себе?

Проблема допинга (читай: домашних заготовок) и необъективного судейства есть и на больших, настоящих о лимпиадах. Однако на них по крайней мере с такими вещами идёт борьба. Её не заметно на олимпиаде нашей. Согласитесь, коллеги, что если действительно олимпиада проходила так (или частично так), как рассказывают, то тогда под сомнение можно поставить любую работу. Я сам видел в некоторых работах, которые читал, чтобы выбрать лауреата газеты, довольно объёмистые цитаты из исследований по литературе (особенно запомнилась мне цитата из статьи нашего постоянного автора С.Л. Штильмана — неужто ученик учил её наизусть? То-то Сергею Леонидовичу будет приятно…). Где же тут тогда чистота эксперимента? И как отделить действительно талантливого ребёнка от талантливого компилятора и ушлого шпаргальщика? И самое главное — а оно нам надо?

Вариант второй: мы не только хотим найти лучших учеников, которые умеют анализировать стихи и прозу и видеть историко-культурный контекст, знают, в каких городах Европы Тургенев писал какие свои повести и на какие сюжеты произведений Чехова созданы балеты, а также определяют по пейзажным отрывкам авторов произведений*. Кроме всего этого мы хотим ещё повлиять на литературное образование в стране, дать ему ориентиры, обсудить общие проблемы, “сверить часы” с преподавателями из разных регионов — тем более что все собираются вместе очень редко. Но тогда почему не происходит “разбора полётов”? Почему преподавателям, даже после завершения олимпиады, нельзя прочитать работ своих учеников — ведь не узнав, что не вышло, нельзя развиваться! Они так и уезжают, не получив никакого представления о том, что удалось, а что нет, каков общий фон работ, чем силён именно их ученик, а чем — другие. Почему вообще не устроить коллективное чтение и обсуждение работ — лучших и худших?

* Кстати — но только честно! — смогло ли бы жюри самостоятельно, без подсказки отличить фрагмент из «Села Степанчикова» от «Господ Головлёвых», а также назвать балеты А.Пярта «Палата № 6» и В.Оринова «Зимние грёзы» (на сюжет «Трёх сестёр»)? Или жюри не обязательно должно уметь всё то, что делают их “подсудимые”? А имя Аполлон Григорьев в раздаточных материалах правильно написать может? А запятые в стихотворениях расставить правильно, чтобы дети их не дорисовывали? Или о таких мелочах тоже говорить не стоит?

Есть ощущение, что жюри просто боится — несогласия с собой, других мнений, споров (не кулуарных, а открытых).

Если это не так, уважаемые члены жюри, то возразите!

Руководители делегаций с обидой говорили мне, что их просьбы о том, чтобы обсудить работы, отметались с порога — даже количество баллов, полученных учащимися, обнародовано не было! Совершенно непонятно, почему нужно создавать вокруг работы жюри ореол мифологического священнодействия, недоступного простым смертным? Можно ли организовать её по-другому? И наконец, самый страшный вопрос: а кто должен быть в жюри, которое определяет лучшие литературные работы учеников? Правда ли, что в основном преподаватели педагогических вузов и методисты, то есть люди, которые занимаются очень важной и нужной работой, но только не с теми, кого они собрались судить? Я никоим образом не хочу поставить под сомнение компетентность жюри (она надёжно защищена разного рода званиями и регалиями) и правильность его решений, но, может быть, стоит обсудить (хотя бы и без надежды на изменение) принципы его работы, как и принципы проведения олимпиады и те задания, которые призваны, по мнению их разработчиков, выявлять литературную подготовку учащегося?

Последнее слово — как раз о заданиях. Некоторые из них мы уже цитировали, полностью варианты вы можете прочитать в следующем номере газеты. Посмотрите их и скажите, не вызывают ли они у вас ощущение какого-то литературного начётничества? Ведь смысл олимпиады в том, чтобы предоставить ученику возможность использовать свой потенциал для творческого решения нестандартной задачи. А здесь получается так, что если ты не знаешь стихотворений И.З. Сурикова или не прочёл «Села Степанчикова» (на что имеешь полное право), если не зазубрил, где написано «Лёгкое дыхание» или «Ася», если не помнишь, какие спектакли Булгакова шли при его жизни в каких московских театрах, то твои шансы победить стремительно падают. (В прошлом году я уже писал о заданиях такого типа, но критика прошла мимо разработчиков заданий.)

Только при чём здесь литературная подготовка, читательские умения, которые мы хотим воспитывать? Ведь если бы вопрос, например, повернуть так: “Что в предложенном прозаическом отрывке скажет тебе о том, что он взят из произведения XIX века?” или “В чём ритмическая и интонационная необычность стихотворения Сурикова? Какие ещё стихотворения, где ритм и слова контрастны, тебе известны?” — то изменилась бы и сама суть того, что мы ставим в центр понятия “литературные знания и умения”. И это стало бы сигналом для многих преподавателей и учеников, которые готовятся к олимпиадам. Таким же, каким могло бы стать грамотное составление тем выпускных сочинений. И не стало. Как не становятся, увы, олимпиадные задания.

А ведь хорошо бы, чтобы именно их имели в виду школьники и их учителя в первую очередь, вспоминая об олимпиаде. Как это происходит у математиков или физиков. Как происходит на великолепной олимпиаде по русскому языку «Русский медвежонок», на Ломоносовском турнире. Потому что в центре олимпиадного движения должен стоять жгучий интерес к предмету, который олимпиадными (читай: самыми-самыми…) задачами должен подкармливаться. Такие задания не сочиняются в одночасье, на коленке, по раз и навсегда заведённому образцу (тот же «Медвежонок» разрабатывается целым семинаром преподавателей и студентов в РГГУ). Тут тоже многое неясно, но давайте же наконец всё это обсуждать. Сообща, ради нашего общего дела. Иначе пока народ безмолвствует, а открыто выражают свою позицию только юродивые, трагикомическое “получилось как всегда” продолжает звучать и звучать, подобно эху.