Старые тайны Артура Конан Дойла

Литературный сериал Артура Конан Дойла, рассказывающий о похождениях сыщика Шерлока Холмса и его друга доктора Ватсона, ставший классикой жанра, теперь можно сравнить с футболом — он так же появился на свет в Англии, играют в него везде, но всюду по-своему. В России некоторых персонажей этого детектива ждала нелёгкая судьба, а тайна личности главного злодея, самого опасного противника знаменитого дуэта, демонического негодяя профессора Мориарти сокрыта от российских читателей и зрителей по сию пору. Да и сам сыщик с доктором прежде были не совсем такими, к каким мы с вами теперь привыкли.

Читая дореволюционные журналы, некогда публиковавшие переводы рассказов Конан Дойла по мере их выхода в Великобритании, хорошо зная предмет, обнаруживаешь вдруг любопытнейшие отклонения, нюансы, на первый взгляд пустяки. Скажем, “дореволюционный” Холмс менее интеллигентен. Это был эгоистичный, склонный к самолюбованию, презирающий остальных смертных тип, чья странноватая хладнокровность подчас перерастала в жестокость. Его помощник доктор Ватсон, в рассказах “советского периода опубликования” и особенно в “нашем кино” обладающий исключительно приятной туповатостью среднего обывателя, в дореволюционной версии представлен первосортным обалдуем. Его выходки постоянно балансируют на грани идиотизма, и остаётся только удивляться: как это Ватсон, обладая столь ограниченными умственными способностями, окончил университет? Разве что позже, во время войны в Афганистане, его контузило, или, быть может, увлекавшийся боксом доктор мог нарваться на жестокий нокаут, вызвавший частичную потерю сообразительности?

Но все эти любопытные пустячки мигом отступают, когда, пробиваясь сквозь “яти” и “ижицы”, начинаешь читать дореволюционный вариант «Последнего дела Холмса», опубликованный в журнале «Нива» № 5 за 1898 год. Тут-то и открывается, что злодей профессор вовсе не тот, за кого он себя выдаёт. Вернее, за кого его нам выдавали все эти годы. Проникая в тайну личности Мориарти, обнаруживаешь удивительный поворот сюжета, меняющий сам смысл рассказа, крепко связавший литературных персонажей с событиями реальной жизни.

* * *

“Советский вариант” этого рассказа поражает своими многочисленными логическими нестыковками, недомолвками и странностями, порождающими кучу вопросов к автору, который, собственно, ни в чём не виноват. В этой его версии устами Холмса, пришедшего к доктору Ватсону спрятаться от преследования профессора, Мориарти рекомендован нам как необыкновенно талантливый математик, в двадцать лет написавший трактат о биноме Ньютона, что позволило молодому человеку получить кафедру в одном из провинциальных университетов Англии, а потом начинался какой-то словесный туман: “Но в его жилах течёт кровь преступника. У него наследственная склонность к жестокости! И его необыкновенный ум не только не умеряет, но даже усиливает эту склонность и делает её ещё более опасной. Тёмные слухи поползли в том университетском городке, где он преподавал. Он был вынужден оставить кафедру и перебраться в Лондон, где стал готовить молодых людей к экзамену на офицерский чин”. Невольно возникают вопросы: что это за слухи поползли о молодом математике? В чём именно проявилась его болезненная склонность к жестокости? Но особенно неправдоподобно выглядит его “лондонский период”: бегая по частным урокам, Мориарти умудрился создать самую опасную преступную группировку, протянувшую свои щупальца по всей стране! С каких это пор, позвольте спросить, в уголовной среде Лондона молодые профессора-математики (пусть даже с преступными наклонностями) вошли в такой “авторитет”, что возглавили иерархию уголовного мира?! И вот при чтении перевода этого рассказа, опубликованного в «Ниве» в 1898 году, нашёлся очень простой ответ: оказывается, профессору, по советскому обыкновению, чуть “скорректировали” биографию!

Вот что о злокознённом профессоре Холмс рассказывал Ватсону в прежние времена: “…Карьера этого человека не из числа обычных. Мориарти по рождению принадлежал к высшему классу общества, он получил блестящее образование и с ранних лет проявил редкие математические способности. Двадцати лет написал знаменитый трактат о биноме Ньютона, наделавший много шума в учёном мире. Благодаря этому он вскоре получил кафедру в одном из наших университетов. Но стремление к злу, кажется, наследственное, в крови у этого человека. Высокое развитие не уничтожило в нём его природных дурных наклонностей, но, наоборот, дало им обширное применение, ни одно злодейство анархистов (!) не обошлось без учёного содействия профессора Мориарти! Вскоре он оставил кафедру и явился в Лондон. Что он делал здесь, никто не может знать”. Оказывается, Мориарти был анархистом, и, получив кафедру в университете, молодой профессор стал сеять семена бунта в душах студентов, практически своих сверстников. Вот в чём проявились его “дурные наклонности”! Он — мозговой центр террористической организации, ушедший в подполье, когда на его след напала полиция, а вовсе не уголовник!

* * *

Появление такого персонажа на страницах криминального рассказа того времени дело закономерное. Поначалу рассказы о Холмсе и Ватсоне были для автора средством заработка, а у этого жанра — “криминального чтива” — есть неписаные законы: сочинители подобных вещичек всегда особенно охотно и, главное, успешно бьются на страницах своих произведений с теми, кого до икоты боится обыватель в реальной жизни. В те годы, когда творил Конан Дойл, революционный террор в Европе был поистине бедствием. Англия же была прибежищем для многих политических экстремистов, хотя в самой Великобритании этого добра хватало и без “континентального экспорта”. Взрывы сотрясали Лондон! Революционеры и ирландскиие националисты-“фении” взорвали вокзал Чарринг-Кросс, Главный почтамт Лондона, покушались подорвать башню Биг-Бен, Вестминстерское аббатство и Арсенал, пути в подземке, казармы полиции и многое другое. Террор и террористы вообще были тогда в большой моде в радикальной среде, и особенно среди студенчества. Поэтому поступок молодого профессора, “оставившего кафедру и ушедшего в террор”, как говорили тогда, считался “верхом крутизны”, как сказали бы теперь.

С точки зрения логики и мотивировок в раннем варианте, в отличие от его более поздней версии, всё было вполне “на уровне” и не требовало замен. Однако появление на страницах изданной в СССР книги революционера с “наследственным стремлением к злу”, мерзкого уродца с огромной головой и “повадками змеи”, было решительно невозможно. Но и не печатать рассказ было тоже нельзя. Он был в творчестве Конан Дойла этапным, одним из ключевых, в котором его интересы как автора вошли в прямое противоречие с интересами его героев. В этом-то и кроется ещё одна причина создания автором зловещего персонажа — террориста и гения. Конан Дойл задумал литературное убийство, и ему “до зарезу” нужен был достойный киллер, чтобы “убрать” Холмса и тем прекратить серию рассказов о нём. Он удачно выступал в иных жанрах, и слава автора криминального чтива, прочно к нему приставшая, уже начала тяготить его.

* * *

Замысел, что и говорить, был хорош! Но поскольку обыкновенный человек справиться с порождением его фантазии был бы не в состоянии, понадобился именно “суперзлодей”, но реальный, жизненный, в которого можно было поверить безоговорочно. Поэтому так щедр к Мориарти мистер Автор, наделяя его выдающимися умственными способностями, давая силу, равную силе Холмса, да к тому же научив его приёмам губительной японской борьбы “баритсу”. Мало того: Дойл позволил Мориарти переиграть Холмса “на его поле”, дав возможность выследить его!

В “советском варианте” про это сказано скупо: просто Мориарти появился на перроне лондонского вокзала, необъяснимым образом узнав об отъезде Холмса и Ватсона. В “старом” же тексте Холмс подробно объяснил Ватсону, как и с какими предосторожностями ему следует добираться до вокзала, а когда противник всё же обнаружился на перроне, стал выяснять, как это могло случиться. Холмс расспрашивает бестолкового доктора:

“— Вы не сделали ошибки по дороге сюда?

— Я следовал вашей инструкции!

— Нашли на месте кеб и кучера с красным шарфом?

— Да, но мне показалось, что карета не соответствует вашему описанию. Но кучер был подпоясан красным шарфом.

— Так я и думал! Они подменили экипаж, и следовательно, на вокзал вас доставил агент Мориарти!”

Заметьте: никакого Майкрофта Холмса в роли извозчика, как в последующей версии. И это более логично и объяснимо: трудно представить рафинированного джентльмена из МИДа в роли кучера — это отдельное (и очень непростое) ремесло — Майкрофт при всех его талантах не проехал бы по оживлённым улицам тогдашней столицы мира и мили. Даже сам Холмс никогда не пытался изображать кебмена за работой.

* * *

Поводив своих героев по самым популярным туристическим маршрутам того времени, автор, сведя Холмса и его погубителя в рукопашной схватке один на один и дав им вволю подраться, используя приёмы загадочной “баритсу”, сцепил обоих намертво и швырнул в Райхембахский водопад, оставив рыдать на краю бездны безутешного, но целого и невредимого Ватсона.

Ухлопав сыщика так ловко, Конан Дойл, наверное, испытал немалое облегчение и руки потирал от удовольствия, не ожидая, что публика взревёт возмущённо, требуя воскрешения Холмса! Оказалось, что вся огромная империя, занимавшая тогда одну пятую часть обитаемой суши, а с нею и весь мир успели полюбить этого эксцентрика и его слабоумного приятеля. Холмса пришлось вернуть буквально с того света. (Не с той ли поры Артур Конан Дойл увлёкся спиритизмом?) Этому в немалой степени поспособствовало одно американское издательство, особенно настойчиво просившее Конан Дойла “воскресить” Холмса, подкрепив свою просьбу чеком на такую сумму, что автор устоять не смог и немедленно взялся за перо, создавая оговорённые контрактом десять новых рассказов из жизни Холмса и Ватсона. Рассказ «Последнее дело Холмса» биографически сцеплял всю серию, и пропустить его, обойти вниманием, как это было сделано у нас с доброй половиной произведений о Холмсе, было нельзя. Вот и решили советские переводчики и редакторы легонечко поменять сюжетную линию и подзапутать биографию Мориарти. Получилось это у них не очень здорово, но влюблённость читателей в героев, а главное, отрезанность их от иных источников информации позволяли долгое время не замечать “шероховатостей и нестыковок”, а главная тайна Мориарти, по большому счёту, так и не раскрыта для нас до сих пор.

* * * Могила Конан Дойла.

Действие другой знаменитой повести Артура Конан Дойла — «Знак четырёх» крутится вокруг некоего ларца с сокровищами правителя индийского княжества Агры, похищенного некогда англичанином Джонатаном Смолом и тремя туземцами во время боевых действий в Индии. Трудно сказать, знал ли Артур Конан Дойл подлинную подоплёку этого события или уж такова была сила его фантазии, что способна была порождать сюжеты, часто оказывавшиеся на поверку “почти подлинными”, но очень похожая история с сокровищами восточного владыки и английскими солдатами случилась на самом деле. Совсем как в произведении автора, она долгие годы сохранялась в глубокой тайне и вышла наружу только осенью 1893 года, когда в городе Уодсворт скончался отставной солдат, долгое время прослуживший в колониях. Перед смертью он, призвав священника и полисмена, сделал официальное заявление о совершении им кражи. По словам умирающего, он, служа в пехотном полку, в 1885 году принимал участие в боевых действиях против войск короля Бирмы Тибо. После взятия города Мандалай, столицы Бирмы, этот солдат попал в отряд, который охранял королевский дворец. С учётом сложной обстановки часовые несли караул парами, и они с напарником, заступив в ночную смену на пост во дворцовом саду, решили полюбопытствовать: как это живут бирманские короли? По словам солдата, ими двигало простое любопытство, и когда они через окно влезли во дворец, то ничего дурного не замышляли. С опаской бродя по анфиладам совершенно пустых помещений брошенного дворца, они, заглянув в одну небольшую комнату без окон, которую умирающий назвал “кладовкой”, увидели в ней кучу драгоценностей, сваленных просто на полу. Поверх этой кучи лежала массивная диадема из литого золота, украшенная драгоценными каменьями; это была корона короля Тибо. Солдаты покрутили в руках занятные штучки, даже примерили корону, а потом решили это “ничейное” сокровище забрать себе. Сообразив, что при заступлении на пост они даже солдатских ранцев не взяли и распихать по карманам добычу невозможно, предприимчивые часовые решили для начала вынести драгоценности из дворца и надёжно спрятать. Им нужно было поторапливаться, чтобы успеть до того, как придут менять их, а потому, не тратя времени золотого, служивые в несколько приёмов вынесли сокровища бирманских королей в сад, окружавший дворец, и зарыли их в неглубокой яме, которую выкопали своими штыками в рыхлой садовой земле.

Сменившись, солдаты повели себя как ни в чём не бывало. Выждав денёк-другой, когда стало ясно, что драгоценностей никто не хватился, они решили пойти за ними и выкопать их. Но не тут-то было! Как раз на том месте, где они зарыли свой клад, по распоряжению командования отряда была поставлена караульная будка, и в ней разместился стационарный пост. Был ещё шанс, заступив в караул, попасть на этот пост и вытащить сокровища из-под караульной будки, но и этому плану не суждено было сбыться: в караул их больше не ставили, так как их подразделение перебросили в другое место, а по окончании войны почти сразу же их часть вывезли в Англию. Прибыв в метрополию, оба солдата, дослужив своё, вышли в отставку. Добраться до Бирмы за свой счёт они не могли, открыться кому-нибудь ещё боялись, а потому и махнули рукой на клад, живя, как живут обычные англичане из небогатых сословий.

* * *

Облегчив душу перед кончиной, отставной солдат вскоре умер, а представитель власти, слышавший этот рассказ, написал рапорт, который подал по команде. Полицейская машина сработала безупречно, и вскоре было установлено, что второй участник кражи, выйдя в отставку, жил в Саутгемптоне, получая военную пенсию. Когда к нему домой явились чиновники из Министерства иностранных дел, высокие чины полиции и ещё какие-то важные господа в штатском, но с хорошей выправкой, военный пенсионер страшно перепугался и поначалу всё отрицал, твердя, что никогда никакой короны на себя не водружал и про сокровища читал только в книжках. Но его успокоили, сказав, что если он укажет место, где спрятаны драгоценности, ему ничего не будет. Более того, в этом случае ему выплатят десять процентов от стоимости клада. Если же клад оценят на сумму больше ста тысяч рупий, то он получит пять процентов. Выплату гарантировали английское и индийское правительства, которые совместно оплачивали доставку отставного солдата на место его прежней службы и все расходы по поиску сокровищ.

Возможно, Конан Дойл угадал и финал этой истории, утопив руками Джонатана Смола сокровища правителя Агры в Темзе. Никаких сообщений о находке сокровищ бирманского короля тогдашние газеты больше не помещали. Несмотря на множество удивительных совпадений, всё же нельзя предположить, что Конан Дойл попросту позаимствовал сюжет из газетной сенсации, — его повесть «Знак четырёх» вышла из печати в 1890 году, а свою исповедь умиравший в Уотсворде начал в 1893-м, в газетах же эта история появилась только в начале 1894 года.

Вряд ли и сам рассказ солдата был жульничеством: сомнительно, чтобы человек, на ладан дышащий, стал бы затевать мистификацию, пересказывая модную книжку на свой лад, впутывая в эту авантюру своего старого товарища. Возможно, зарывая сокровища в саду той ночью, они не смогли правильно заметить место, и по прошествии лет оставшийся в живых участник кражи просто не сумел сориентироваться на местности. Не исключено, что где-то там, возле старого дворца бирманских королей, и по сию пору лежат в земле золотая корона Тибо и все его королевские регалии. Впрочем, не исключено, что клад-то как раз нашли ещё тогда, в конце XIX века, но шум поднимать не стали — всё-таки королевские сокровища это вам не кубышка булочника! Интересы политики и необходимость блюсти приличия в таких деликатных вопросах накладывают надёжные печати на уста.