Курсы повышения квалификации
ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
Изучение русской поэзии второй
половины XIX века
на уроках в 10-м классе
Лектор Л.И. СОБОЛЕВ
План лекций по курсу
| № газеты | Название лекции |
| 34 | Лекция 1. Поэтический мир Тютчева. |
| 36 | Лекция 2. Поэтика Тютчева. |
| 38 | Лекция 3. Жизнь и поэзия Фета. Контрольная работа № 1 (срок выполнения - до 15 ноября 2004 г.) |
| 40 | Лекция 4. Основные мотивы лирики Некрасова. |
| 42 | Лекция 5. Поэтическое новаторство
Некрасова. Контрольная работа № 2 (срок выполнения - до 15 декабря 2004 г.) |
| 44 | Лекция 6. Поэзия А.К. Толстого. |
| 46 | Лекция 7. Путь Я.П. Полонского. |
| 48 | Лекция 8. К.Случевский - предтеча поэзии XX века. |
| Итоговая работа |
Лекция 7. Путь Я.П. Полонского
Биография Полонского и его лирический герой. Начало поэтического пути. 1850-е годы. Пушкинская традиция и её судьба в поэзии Я.Полонского. 1860–1870-е годы. Критические отзывы на стихи Полонского. 1880–1890-е годы.
Биография Полонского и его лирический герой. Начало поэтического пути
Внутренняя биография Я.П. Полонского полно отразилась в его стихах; поэт сам заметил это в письме к А.А. Фету 27 декабря 1890 года: “По твоим стихам невозможно написать твоей биографии <…> по моим стихам можно проследить всю жизнь мою” (Писатели. С. 470).
Поэт родился в 1819 году, в небогатой дворянской семье, богомольной и патриархальной, в Рязани, учился в местной гимназии; во втором “Письме к музе” (1878) Я.П. Полонский писал:
Вместе мы росли, о муза!
И когда я был ленивый
Школьник, ты была малюткой
Шаловливо-прихотливой.
(Полонский 1935. С. 226; в дальнейшем стихи цитируются по этому изданию; другие источники текста указываются лишь для стихотворений, отсутствующих в этом томе).
Детские впечатления занимают много места в стихах поэта:
Детство нежное, пугливое,
Безмятежно шаловливое, —
В самый холод вешних дней
Лаской матери пригретое
И навеки мной отпетое
В дни безумства и страстей… —
вспоминал поэт в 1890 году.
“Подслушанные думы”, “Качка в бурю”, “Зимний путь”, “Иная зима”, “Старая няня”, “Детское геройство” — вот далеко не полный список стихотворений Я.П. Полонского, в которых отразилась тема детства — наиболее сильная сторона его поэзии, по мнению многих современников и поздних критиков. Мемуарный психологический очерк “Старина и моё детство” (1890) можно прочесть в: Полонский 1986. Т. 2.
В 1837 году Я.П. Полонский приветствовал своим стихотворением путешествовавшего по России (в сопровождении своего наставника В.А. Жуковского) цесаревича Александра Николаевича (будущего Александра II); этот эпизод поэт считал началом своей литературной деятельности.
В 1838 году поэт “отправился на ямской телеге из Рязани в Москву держать экзамен для поступления в Московский университет” (“Мои студенческие воспоминания” — Полонский 1986. Т. 2. С. 411). Он учился на юридическом факультете — выбор объяснил поэт в позднем мемуарном очерке: “…Взвешивая свои способности в университете, я не мог поступить на филологический факультет; на изучение иностранных языков у меня не хватало памяти. Я поступил в юристы и на юридическом факультете вместо четырёх лет пробыл в нём пять” (Полонский 1986. Т. 2. С. 430). Среди товарищей его — А.А. Григорьев и А.А. Фет, вспоминавший в конце жизни (Ранние годы. С. 155): “…едва ли я был не один из первых, почуявших несомненный и оригинальный талант Полонского. Я любил встречать его у нас наверху до прихода ещё многочисленных и задорных спорщиков, так как надеялся услыхать новое его стихотворение, которое читать в шумном сборище он не любил. Помню, в каком восторге я был, услыхав в первый раз:
Мой костёр в тумане светит,
Искры гаснут на лету...”
Поколение Полонского — это Тургенев (1818), Фет (1820), Некрасов (1821), Достоевский (1821) — писатели, вступавшие в литературу в непоэтические 1840-е годы. Тургенев начинал со стихов, но довольно скоро перешёл к прозе и именно здесь занял своё место в литературе; Достоевский начал как прозаик — его стихотворные опыты известны только специалистам; Фет с конца 1850-х годов сознательно ушёл в оппозицию к господствующим тенденциям современной ему словесности; Некрасов радикально изменил и поэзию, и представление о поэте. Полонский пытался приспособиться к эпохе — ему это не удалось.
1840-е годы в Московском университете — это время напряжённых философских исканий, споров, перехода от шеллингианской философии тождества к всеохватывающей гегелевской систематике. Всё это прошло мимо нашего поэта; в воспоминаниях о студенческих годах Полонский передаёт свой разговор с Аполлоном Григорьевым: ““Ты сомневаешься?” — спросил Григорьев. “Да”, — отвечал я. “И ты страдаешь?”. — “Нет”. — “Ну, так ты глуп”, — промолвил он и отошёл в сторону. Это нисколько меня не обидело” (Полонский 1986. Т. 2. С. 424–425).
Среди московских знакомых Полонского Н.М. Орлов, Т.Н. Грановский, П.Я. Чаадаев, А.С. Хомяков — в основном люди пушкинского круга; позднее, в Одессе, поэт сблизится с братом Пушкина Львом Сергеевичем, ещё позднее — с А.О. Смирновой. Имя Пушкина — синоним поэта. Пушкинское предание культивирует широту воззрений, светлый взгляд на мир, гармонию как высшую ценность. Этому преданию Полонский останется верен на всю жизнь.
Первое стихотворение Полонский напечатал в “Отечественных записках” в 9-м номере за 1840 год (“Священный благовест торжественно звучит…”); он печатался в “Москвитянине”, 10 его стихотворений вошли в студенческий сборник “Подземные ключи” (1842). В 1844 году в Москве выходит первый сборник поэта с красноречивым заглавием “Гаммы”. В 32-х стихотворениях сборника заметно влияние лирики Лермонтова (“К демону”, “Кумир”), встречаются антологические стихи (“Диамея”), но основной жанр лирики Полонского, намеченный уже в первой книжке стихов, — бытовой романс (“Встреча”, “Зимний путь”). В этих стихах Б.М. Эйхенбаум находит “сочетание лирики с повествованием” (Эйхенбаум. С. 241) и тот “напевный, надрывный анапест, который послужит ритмико-интонационной основой для новой интимной лирики” (Полонский 1935. С. XVII) — не только Полонского, но и Некрасова. Стоит отметить и обилие бытовых и портретных подробностей, передающих психологическое состояние лирического героя:
Пришли и стали тени ночи
На страже у моих дверей!
Смелей глядит мне прямо в очи
Глубокий мрак её очей;
Над ухом шепчет голос нежный,
И змейкой бьётся мне в лицо
Её волос, моей небрежной
Рукой измятое, кольцо.Помедли ночь! густою тьмою
Покрой волшебный мир любви!
Ты, время, дряхлою рукою
Свои часы останови!Но покачнулись тени ночи,
Бегут, шатаяся, назад.
Её потупленные очи
Уже глядят и не глядят;
В моих руках рука застыла,
Стыдливо на моей груди
Она лицо своё сокрыла...
О солнце, солнце! Погоди!
(1842)
Замечу кстати, что поэт, послав это стихотворение Белинскому, вдогонку отправил ему просьбу не печатать этих стихов (“Это такая дрянь, что совестно вспомнить” — Полонский 1935. С. 624); стихотворение было напечатано (ОЗ. 1844. № 6) и было переписано Гоголем как особенно понравившееся ему (см. Полонский 1935. С. 624).
Сборник заслужил одобрительную рецензию П.Н. Кудрявцева (ОЗ. 1844. № 10) и весьма сдержанный отзыв Белинского, заметившего в стихах П. “чистый элемент поэзии”, без которого, по мысли критика, “не бывает поэта”; но, с другой стороны, “одного этого <...> слишком мало, чтобы в наше время заставить говорить о себе как о поэте” (“Русская литература в 1844 году”). Следующий сборник поэта “Стихотворения 1845 года” вызвал более резкую оценку Белинского, увидевшего в Полонском “ни с чем не связанный, чисто внешний талант”, а в книжке 1845 г. не нашедшего “ни одного удачного стихотворения” (Белинский. Т. 8. С. 498).
Время поэтического дебюта Полонского пришлось на начало прозаической эпохи — поэзия в сознании читателей утратила господствующее положение. Остро чувствующий дух времени, Белинский требовал от стихов либо глубокой мысли, либо социальности — в поэзии Полонского не было ни того, ни другого.
Второй сборник Полонского вышел в Одессе, куда поэт переехал после окончания университета. Здесь он знакомится с Л.С. Пушкиным и А.П. Юшковой-Зонтаг, племянницей В.А. Жуковского, сближается с В.А. Соллогубом; впечатления одесской жизни позже составят основу автобиографического романа “Дешёвый город” (1879), а в 1846 году Полонский переезжает в Тифлис и поступает на службу в канцелярию наместника М.С. Воронцова (он принимает место помощника редактора официальной газеты “Закавказский вестник”; в 1848–1850 годах Полонский печатал в этой газете свои очерки). Печатается он и в газете “Кавказ”.
Поступление на службу было для поэта тяжёлым, вынужденным шагом. “Когда, поступив на службу, я в первый раз проходил через канцелярию наместника в кабинет директора Сафонова — я чувствовал такое к себе презрение — такое гадливое к себе чувство, при виде чиновников, наполнило мою душу, что — смешно вспомнить… Мне казалось, что я уже не прежний, свободный как ветер — независимый, самостоятельный юноша. — Слово начальник было мне невыносимо… Но спасибо Белинскому! — не разбрани он меня, не решись я навсегда покинуть свои стихотворные или поэтические затеи, я бы, кажется, ни за что не поступил на службу — и если бы та же судьба меня озлобила, я бы погиб…” (Полонский 1935. С. 631).
В Тифлисе в 1849 году выходит сборник стихов “Сазандap” (“Певец”). Хотя Полонский и на кавказском материале пытается писать в традиционных жанрах баллады (“Агбар”, 1842) и поэмы (“Караван”, вошла в сборник 1859 г.), в его творчестве заметны новые стилистические черты, сближающие его стихи с “натуральной школой”: обилие бытовых сцен (“Прогулка по Тифлису”, 1849), смелое введение экзотической (местной) лексики (“Грузинка”, 1846; “Не жди”, 1849), причём всегда поясняемой под строкой самим автором. Не случайны стихи, написанные в духе национального фольклора (“Грузинская песня”, “Татарская песня”, 1847): интерес к чужой — к тому же экзотической — культуре был присущ ещё романтикам, но у Полонского сама форма песен — обе они написаны от первого лица — выражает стремление постигнуть дух другого народа изнутри, психологически — перед нами свойственная именно Полонскому особенность освоения иной культуры (ср. также: “Из Корана”, 1844; “У Аспазии”, 1855). На Кавказе Полонский пишет драму “Дареджана, царица Имеретинская”, предназначенную для тифлисской сцены, но так и не поставленную (напечатана в “Москвитянине”. 1852. № 7; в том же году вышла отдельным изданием). Пятистопный белый ямб, чередующийся с прозой, напоминал читателям о “Борисе Годунове” Пушкина.
Уже в ранних стихах Полонского заметно жанровое и ритмическое многообразие: кроме элегии и баллады, песни и романса, он пишет поэмы и стихотворную драму. В его стихах можно найти почти все (более или менее распространённые) стихотворные размеры; очень часты разностопные стихи: четырёх- и трёхстопный хорей в стихотворениях “Качка в бурю” (1850), “Вызов” (1844), четырёх- и трёхстопный ямб в стихотворении “У двери” (1888) и другие. Как и Некрасов, Полонский охотно прибегает к трёхсложным размерам (в том числе и разностопным — укажем на четырёх- и трёхстопный дактиль в стихотворении “Узница”, 1878). Одним из первых он вводит в стих гипердактилические рифмы (“Цыганы”, 1865; “Старая няня”, 1881; “В осеннюю темь”, 1890). Встречаются и стихотворения, написанные белым стихом (“Грузинская ночь”, 1848).
В 1850-е годы образ поэта у Полонского — традиционно-романтический: это пророк, избранник (“Сатар”, “Саят-Нова”, “Тамара и певец её Шота Руставель”), но уже в эти годы звучат тревожные ноты, свидетельствующие о наступлении непоэтической эпохи: “...песен дар меня тревожит, // А песням некому внимать” (“Старый сазандар”, 1853).
1850-е годы. Пушкинская традиция и её судьба в поэзии Я.Полонского
В 1851 году Полонский приезжает в Петербург. Это время напряжённой полемики между сторонниками пушкинского и гоголевского направлений. В 1852 году Некрасов напишет два своих программных стихотворения — “Муза” и “Блажен незлобивый поэт…”. Полонский не был бойцом — он печатается во всех журналах, независимо от их направления; при этом его позиция — сохранение пушкинского взгляда на поэзию.
Мне не дал Бог бича сатиры:
Моя душевная гроза
Едва слышна в аккордах лиры —
Едва видна моя слеза.
Ко мне виденья прилетают,
Мне звёзды шлют немой привет;
Но мне немногие внимают —
И для немногих я поэт, —
пишет он в стихотворении “Для немногих”; характерно, что это стихотворение, напечатанное в журнале “Русское слово” (1860. № 1) никогда не включалось автором ни в один сборник и не вошло ни в одно собрание сочинений. В дневнике 1856 года есть характерная запись: “Не знаю, отчего я чувствую невольно отвращение от всякого политического стихотворения; мне кажется, что в самом искреннем политическом стихотворении столько же лжи и неправды, сколько в самой политике” (РГАЛИ. Ф. 403. Oп. 2. Ед. 9).
В 1855 году Полонский выпускает том своих стихов — в сборник вошло ровно 100 стихотворений. Заметная тема поэзии Полонского — “мещанское житьё”, как позднее назовёт эту тему Блок. Она видна и в стихотворении “Весна” (“Я сижу и тружусь… сердце плачет; // А нужда задаёт мне урок”), и в стихотворении “Колокольчик” (“Самовар мой кипит на дубовом столе, // И трещит моя печь, озаряя в угле // За цветной занавеской кровать…”); в психологической лирике Полонского можно заметить влияние прозы его современников — он и сам пишет прозу в духе тургеневских повестей и романов.
В “Современнике” сборники стихов Полонского (1855 и 1859) встречены доброжелательно. Н.А. Некрасов заметил в стихах Полонского “колорит симпатичной и благородной личности”, но при этом отметил, что в “теории служения “искусству как искусству” <…> слишком много самонадеянности” (Некрасов. Т.11/2. С.136); А.В. Дружинин тоже подчеркнёт личный, лирический элемент в стихах поэта — “скромного, но честного деятеля пушкинского направления” (1855. № 11. С. 19); Н.А. Добролюбов, рецензируя уже сборник 1859 года (вкупе с поэмой “Кузнечик-музыкант” и первой книгой “Рассказов” Полонского, вышедших в том же 1859 году), в качестве главной черты автора назовёт “чуткую восприимчивость поэта к жизни природы и внутреннее слияние явлений действительности с образами его фантазии и с порывами его сердца”. “Проклинать он не умеет, — пишет критик, — и недовольство его выражается в тихой, задумчивой жалобе” (Добролюбов. Т. 5. С. 144).
Пародисты “Искры” настроены критически: их раздражает прежде всего пристрастие Полонского к области неопределённого, неосознанного: “брожение мысли неясной” (из пародии Д.Д. Минаева), “след неясных дум” (А.П. Сниткин). А В.С. Курочкин, пародируя стихотворение “Зимний путь”, противопоставил снам поэта в “комфортабельном кабинете” иные — резко социальные — картины:
Пусть Полонскому снится: на волке верхом
Едет он по тропинкам волшебной страны
Воевать с чародеем-царём,
В чудный край, где царевна сидит под замком…
Мне иные мерещатся сны.Мне всё чудится: семьдесят девять домов…
В двух конурках семейство живёт,
Платит тридцать рублей, без воды и без дров…
(Поэты “Искры”. Т. I. С. 164)
В 1857 году Полонский становится гувернёром в семье Смирновых; это был вынужденный шаг (поэт бедствовал); положение гувернёра угнетает Полонского, он остро ощущает свою социальную неполноценность: “Слово “гувернёр” — клеймо безденежья, а в Петербурге всё простят, кроме явной бедности” (Отрывки из воспоминаний. С. 121). В том же году поэт вместе со Смирновыми едет за границу, где вскоре расстаётся с ними и уезжает в Италию изучать живопись. В 1858 году в Париже женится на Е.В. Устюжской и в 1860 году возвращается в Петербург. Смерть первенца и вскоре смерть жены отразились в стихотворениях “Чайка” (1860), “Безумие горя” (1860), “Когда б любовь твоя мне спутницей была...” (1861). Как и прежде биография и стихи тесно связаны.
Внутренний мир лирического героя Полонского изображён в противоречивости, изменчивости (“Ползёт ночная тишина...”, 1862; “Поцелуй”, 1863; “Что если”, 1864). Социальная проблематика в стихах нашего поэта присутствует чаще всего в философско-обобщённом виде (“Век”, 1864; “Признаться сказать, я забыл, господа...” (написано в 1861); “Неизвестность”, 1865). По замечанию Е.А. Штакеншнейдер, “в лире Полонского нет тех струн, которые выражают скорбь или гражданскую радость...” (Штакеншнейдер. С. 48). Это вызвало резкое неприятие поэзии Полонского радикально-демократической критикой.
1860–1870-е годы. Критические отзывы на стихи Полонского
В 1860 году Полонский поступил на службу в Комитет иностранной цензуры — под начальство Ф.И. Тютчева. Он неоднократно признавался в письмах, что служба давала ему необходимые средства к существованию — прожить литературой он бы не смог. Он много пишет и много печатается, но гонораров всё равно не хватает, да и платили ему порой меньше, чем другим писателям — жалобы на несправедливость издателей занимают немало места в его письмах. В целом, 1860–1870-е годы были тяжёлыми для Полонского — и по причине неприятия критикой, и из-за невнимания широкого читателя, и по социальной неустроенности. “Было очень заметно, как тяжело досталась Полонскому середина жизни — весь этот долгий период легкомысленного и обидного “отрицания”, которым встретили его антиэстетические 60-е и 70-е годы. Всякое упоминание об этой эпохе воспринималось поэтом болезненно <...> Он был по-женски впечатлителен и по-женски беззащитен…” — пишет П.П. Перцов, знавший Полонского в 1890-е годы (Перцов. С. 112).
Статья Д.И. Писарева “Писемский, Тургенев и Гончаров” была напечатана в журнале “Русское слово” — в том самом журнале, который был основан графом Г.А. Кушелёвым-Безбородко и куда в качестве помощника редактора был приглашён Полонский. Но поэта очень скоро выжили из журнала, а “Русское слово” превратилось в боевой орган радикальной журналистики. Специальных статей о Полонском у Писарева нет; в названной работе о трёх романистах он мимоходом причисляет Полонского к “микроскопическим поэтикам”, которые “забудутся так же скоро, как те журнальные книжки, в которых они печатаются”. “Им доступны только маленькие треволнения их собственного узенького психического мира”, — пишет критик. “Кому охота вооружаться терпеньем и микроскопом, чтобы через несколько десятков стихотворений следить за тем, каким манером любит свою возлюбленную г. Фет, или г. Мей, или г. Полонский?” (Писарев. Т. 1. С. 193, 196).
Но особенно ранила поэта рецензия М.Е. Салтыкова-Щедрина на двухтомник Полонского 1869 года. Определив поэта как писателя второстепенного, Щедрин обвиняет его в эклектизме, а его творчество называет “бессодержательным сотрясением воздуха” (Щедрин. Т. 8. С. 373). “С именем каждого писателя (или почти каждого) соединяется в глазах публики представление о какой-нибудь физиономии, хорошей или плохой; с именем г. Полонского не сопрягается ничего определённого” (Там же. С. 373–374). А рецензируя сборник Полонского “Снопы”, вышедший в 1871 году, Щедрин настаивает: “Неясность миросозерцания есть недостаток настолько важный, что всю творческую деятельность художника сводит к нулю” (Там же. С. 423). А идеалы автора критик формулирует как “презрение к полезному”, “поддержание невежества” в массах, и “возведение понятия “свободы” на степень секрета” — словом, поэт есть “пропагандист уличной философии” (Там же. С. 430).
Салтыкову-Щедрину возражали И.С. Тургенев и Н.Н. Страхов, отстаивавшие самобытность таланта Полонского. Тургенев видит в его стихах “смесь простодушной грации, свободной образности языка, на котором ещё лежит отблеск пушкинского изящества, и какой-то иногда неловкой, но всегда любезной честности и правдивости впечатлений” (Тургенев. Письма. Т. 10. С. 124). Полонский познакомился с Тургеневым в начале 1840-х годов (“Мои студенческие воспоминания” — Полонский 1986. С. 413). После возвращения поэта в Петербург их знакомство возобновилось и вскоре перешло в дружбу (в письмах начиная с 1860 года они обращаются друг к другу на “ты”); добрые и искренние отношения писатели сохранили до последних дней Тургенева. Судя по переписке, Полонский в отношении к Тургеневу занял место младшего товарища, хотя был всего годом моложе; Тургенев постоянно даёт советы поэту, поддерживает его в минуты усталости и неверия в собственное призвание. У Полонского есть несколько стихотворений, посвящённых Тургеневу — “Тур<гене>ву”, 1856, “И.С. Тургеневу”, 1879, “27 сентября 1883 года”.
Страхов, отвечая на щедринский упрёк в отсутствии у Полонского направления, определяет его так: “...поклонение всему прекрасному и высокому, служение истине, добру и красоте, любовь к просвещению и свободе, ненависть ко всякому насилию и мраку” (Страхов. С. 138). Пробовал отвечать своим оппонентам и сам Полонский в статьях и в сатирических поэмах “Ночь в Летнем саду” (1871) и “Собаки” (1875, 1891), но неудачно. “Сатира не твоё дело”, — писал Полонскому о “Собаках” Тургенев 9 (21) марта 1875 года.
Непросто складывались отношения Полонского с Некрасовым. Полонский много печатался в “Современнике”, но обновлённые “Отечественные записки” порой отклоняли предложенные им произведения; в личных отношениях двух поэтов были и сближения, и разрывы (свою роль сыграла и резкая литературная борьба, устраниться от которой не могли ни Полонский ни Некрасов). Интересны художественные, поэтические схождения двух поэтов: не только тематические (“Дорога” Полонского и “В дороге” Некрасова); жизнь горожанина, петербуржца (у Полонского — “Простая быль”); изображение драматических перипетий любви (у Полонского — “Письмо”, “Воспоминание”, “В глуши”; у Некрасова — “панаевский цикл”, “Свадьба”), но и ритмические, жанровые, лексические. Так, в образе музы и Полонский, и Некрасов подчёркивают “нервический плач” (ср. “вечно плачущую” музу Некрасова), явно противопоставляя этот образ традиционному. Пытаясь осознать своё понимание поэзии, Полонский пишет стихотворения “Поэту-гражданину” (1864) и “Блажен озлобленный поэт...” (1874), где спорит с некрасовским представлением о призвании поэта. Но споры не помешали Полонскому напечатать в тяжёлую для Некрасова пору стихотворение “О Н.А. Некрасове” (первоначальное заглавие “О нём”, 1871), в котором голос автора противостоит “толпе” и “молве”, клевещущей на поэта. После смерти Некрасова Полонский почтил его память эпитафией:
Поэт и гражданин, он призван был учить,
В лохмотьях нищеты живую душу видеть,
Самоотверженно страдающих любить
И равнодушных ненавидеть.
(1878)
Демократизм Полонского выразился не только в его социальном положении разночинца-литератора, но и в его произведениях — в частности, в выборе героя. В лирике — гражданин, страдающий от несовершенства общественной жизни (“Когда я был в неволе...”, 1871; “Молчи, минутного покоя не тревожь!..”, 1874), в поэмах — идеалист-романтик (“Свежее преданье”, 1861, “Мечтатель”, 1893) или социально неблагополучный писатель (“Кузнечик-музыкант”, 1859; “Больной писатель”, 1860, 1869).
1880–1890-е годы
Полонский и в последние годы жизни печатался почти во всех журналах, желая остаться внутренне свободным и не связывать себя направлением того или иного издания. “Не удивляйтесь, что я печатаюсь в разных Иллюстрациях, — писал он А.П. Чехову 8 января 1888 года — <....> Наши большие литературные органы <...> тогда только благоволят к нам, когда считают нас своими, — а я всю жизнь был ничей...” (Переписка А.П. Чехова. Т. 2. С. 12). И ему же — 27 марта того же года: “Я хоть и известный писатель, но далеко не модный <…> Было когда-то в моде бранить всё, что бы я ни написал. — Мода эта прошла; но охлаждение осталось” (Там же. С. 21).
Между тем в последние десятилетия века поэзия вновь стала заметной; говорили даже о “возрождении” поэзии. Поэтический “триумвират” — Фет, Майков, Полонский — всё чаще упоминался с почтением; все три поэта отметили “золотую свадьбу с музой” — 50-летие литературной деятельности. Полонский вновь обращается к темам ранней лирики: детству, отроческой любви; параллельно с ними в итоговых книгах — “На закате” (1881), “Вечерний звон” (1890) — возникают темы старости и смерти. Полонский объединяет вокруг себя самых разных писателей, художников, учёных (с конца 1860-х годов возобновляются “пятницы Полонского”, на которых хозяйкой была вторая жена поэта — Жозефина Антоновна, урождённая Рюльман; завязывается дружба с Чеховым, поэт внимательно следит за творчеством К.М. Фофанова и С.Я. Надсона. Поразительная чуткость Полонского к чужому стилю отмечена в воспоминаниях Л.К. Чуковской: “Полонский поздравлял Фета с пятидесятилетием (литературной деятельности. — Л.С.) и <...> создал как бы концентрацию поэзии друга, заговорил не своим, полонским, а его, фетовским, языком.
Ночи текли — звёзды трепетно в бездну лучи свои сеяли...
Капали слёзы, — рыдала любовь; и алел
Жаркий рассвет, и те грёзы, что в сердце мы тайно лелеяли,
Трель соловья разносила — и бурей шумел
Моря сердитого вал — думы зрели, и — реяли
Серые чайки... Игру эту боги затеяли;
В их мировую игру Фет замешался и пел...
(В этом стихотворении Полонский говорит о поэте и о поэзии нечто похожее на то, что впоследствии высказано было Блоком в пушкинской речи: говорит о поэзии как о явлении не только культуры — но и природы, стихии)” (Чуковская. С. 211–212).
В.С. Соловьёв особенно ценил в поэзии Полонского те произведения, в которых поэт “указал <...> на сверхчеловеческий, “запредельный” <...> источник чистой поэзии””, прежде всего стихотворение “Царь-девица”. Отличительной чертой лирики Полонского критик считал ощущение перехода из житейской среды в “область поэтической истины”; “чувствуется <...> тот взмах крыльев, который поднимает душу над землёю” (Соловьёв. С. 158).
Противоречие между миром поэзии и тёмной глубиной жизни было знакомо многим поэтам. Тютчев надеялся спастись “ризой чистой Христа”, Фет уходил от мира житейского к высотам поэзии. Полонский ищет примирения между мечтой и действительностью, ищет переходы из одной области в другую, их переходы и слияния.
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ
1. Разберите стихотворение Я.П. Полонского “Блажен озлобленный поэт…”. В чём состоит спор Я.П. Полонского с “тенденциозной” поэзией Некрасова?
2. Попробуйте составить рассказ об одной из поэм Я.П. Полонского для урока в 10-м классе.
3. Какие мотивы стихотворения “Двойник” найдут своё дальнейшее воплощение в поэзии XX века?
4. Каковы основные мотивы стихотворения “Белая ночь”? Как они отразятся в поэзии XX века?
ЛИТЕРАТУРА
Белинский — Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1976–1982.
Добролюбов — Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9 т. М.–Л., 1961–1964.
Некрасов — Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем: В 15 т. Л. (СПб.), 1981–2000.
ОЗ — журнал “Отечественные записки”.
Отрывки из воспоминаний — Отрывки из воспоминаний Полонского // Голос минувшего. 1919. № 1/4.
Переписка А.П. Чехова — Переписка А.П. Чехова: В 3 т. М., 1996.
Перцов — Перцов П.П. Литературные воспоминания. 1890–1902 гг. М., 2002.
Писарев — Писарев Д.И. Соч.: В 4 т. М., 1955–1956.
Писатели — Русские писатели о литературном труде. Т. I. Л., 1939.
Полонский 1935 — Полонский Я.П. Стихотворения и поэмы. Л., 1935.
Полонский 1986 — Полонский Я.П. Соч.: В 2 т. М., 1986.
Поэты “Искры” — “Поэты “Искры”: В 2 т. Л., 1955.
Ранние годы — Ранние годы моей жизни // Афанасий Фет. Воспоминания. Т. 3. М., 1992 (Репринтное воспроизведение издания 1893 года).
Соловьёв — Соловьёв В.С. Поэзия Я.П. Полонского // Соловьёв В.С. Литературная критика. М., 1990.
Страхов — Страхов Н.Н. Заметки о Пушкине и других поэтах. Киев, 1897.
Тургенев — Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. 2-е изд. М., 1978.
Чуковская — Лидия Чуковская. Памяти детства // Чуковская Л. Избранное. М.–Минск, 1997.
Штакеншнейдер — Штакеншнейдер Е.А. Дневник и записки (1854–1886). М.–Л., 1934.
Щедрин — Н.Щедрин (М.Е. Салтыков). Полн. собр. соч.: В 20 т. М., 1933–1941.
Эйхенбаум — Эйхенбаум Б.М. Я.П. Полонский // Эйхенбаум Б. О поэзии. Л., 1969.