ШТУДИИ

Константин ВАНШЕНКИН

---

ВАНШЕНКИН Константин Яковлевич (1925) — поэт, ветеран Великой Отечественной войны; лауреат Государственной премии России.

Последние годы с некоторым скрипом (разумеется, только фигуральным) начали раскрываться шире или уже хорошо смазанные в петлях двери различных секретных архивов. Появились новые документы. Но если посмотреть внимательней, это всё главным образом подробности, дополнения, детали, неожиданно всплывшие добавочные имена. Разумеется, это важно, но в целом, как правило, уже известно.

Однако документов и запечатлённых в них событий — уйма. Они добросовестно фиксируются, публикуются, часто повторяясь. Но это каждый раз происходит, как мне кажется, изолированно, чаще всего вне связи между собой, без широкого охвата. А ведь, безусловно, существует некая общая система, можно сказать периодическая, где всё намертво сцеплено по единым правилам и законам. Для подтверждения этого достаточно рассмотреть документы и факты, даже давно общеизвестные.

Возьмём послевоенный период.

1946 год. Засушливый, голодный, не оправдывающий общих надежд. И тут — ошеломляющая серия постановлений. Большинство из нас крепче всего запомнило первое — постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. о журналах «Звезда» и «Ленинград».

Но за ним сразу, с малым интервалом, последовали: постановление ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению».

(Непостижимо! Постановление не о мерах по улучшению жизни народа, а по улучшению театрального репертуара!)

И третье от 4 сентября 1946 г.: «О кинофильме “Большая жизнь”».

Прежде чем поговорить о самих постановлениях, я хочу обратить внимание читателей на ещё одно поистине потрясающее событие: одновременно был смещён со своих постов главнокомандующий Сухопутными войсками и замминистра Вооружённых сил Советского Союза Г.К. Жуков.

Случайность? Конечно, нет. Всё это связано прочно и продуманно. Идея едина и проста: решили, что победили — и всё вам дозволено? Думали, теперь с вами будут обращаться ласково? Не на тех напали.

И всё это, разумеется, от имени народа.

Одновременность ударов по столь разным целям вызвала в обществе чувство растерянности, безысходности, разочарования. Этому нанесению сразу нескольких ударов Сталин, по-видимому, научился на заседаниях Ставки по обсуждению и планированию крупномасштабных военных операций. Эффект безотказен: неизвестно, какой здесь удар главный и что последует за ним.

Потом в школах и вузах долго изучались знаменитые десять сталинских ударов на фронтах. Послевоенные — их продолжение.

Идеологические постановления ЦК при желании можно было бы назвать: «Разгром журналов “Знамя” и Ленинград”», “Разгром кинофильма “Большая жизнь”» — наподобие памятных приказов Верховного: «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой» или Сталинградом.

А теперь — к постановлениям. Нужно сказать, что нынче общественность удовлетворилась официальной их отменой и предпочитает не возвращаться к ним. А между тем рассмотреть их из нашего времени весьма любопытно.

В первом — огневой (орудийный) налёт на литературу. Очевидные жертвы — Зощенко и Ахматова. Но задумался ли кто-нибудь, откуда такой разброс попаданий? Элитарная царственная поэтесса и ехидный бытописатель, специалист по городским баням, управдомам и коммунальным кухням. Что в них общего? Вы думаете, что авторы постановления объединили их как больших художников? Да нет, конечно. Грубая, чтобы не сказать хамская, безапелляционность постановления такое предположение совершенно исключает. Объяснение иное. Дело в том, что это не разброс. Это артиллерийская “вилка”, в которую взята вся литература. Дальше её можно уже выбивать по квадратам.

В этом принцип всех постановлений.

Огонь был сильный, попало по многим. Рикошетом зацепило и Пастернака. Пока предварительно, можно сказать — лёгкое ранение.

Задача постановления: заблокировать имеющуюся литературу и с нуля начать новую, свою, низкого уровня. Последний критерий учитывался, возможно, всё-таки подсознательно, но объективно, бесспорно, существовал. Точно так же (второе постановление) намечалось массовое внедрение беспомощных лакировочных пьес и спектаклей. Даже Художественный театр с его традициями долгие годы не мог опомниться после травмы, нанесённой ему «Зелёной улицей». Постановление же о кино, по сути, ставило цель выпускать на экраны только помпезные, государственные фильмы.

Примечательно, что разгромленная в привычно-бесцеремонной партийной манере вторая серия «Большой жизни» — не главное в постановлении. Вроде бы мимоходом клеймятся авторы “других неудачных и ошибочных фильмов”.

Сейчас суровые сталинские мотивировки выглядят совершенно анекдотически: “...Мастера кинематографии... легкомысленно и безответственно относятся к своим обязанностям, недобросовестно работают над созданием кинофильмов. Главный недостаток в их работе заключается в том, что они не изучают дело, за которое берутся. Так, кинорежиссёр В.Пудовкин взялся ставить фильм о Нахимове, но не изучил деталей дела и исказил историческую правду... В результате из фильма выпали такие важные исторические факты, что русские были в Синопе и что в Синопском бою была взята в плен целая группа турецких адмиралов во главе с командующим”.

Поистине пионерский уровень. Но рука чувствуется! И далее: “Режиссёр С.Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-клукс-клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, — слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета”.

Нет, это никому не казалось тогда смешным.

Так же, как последующие его установки: “Из оперы создаётся неверное представление, будто кавказские народы, как грузины и осетины, находились в ту эпоху во вражде с русским народом, что является исторически фальшивым, так как помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе являлись ингуши и чеченцы”. То есть репрессированные им же народы. Но стиль!

Впрочем, это уже другое произведение — «Об опере “Великая дружба” В.Мурадели». Постановление ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 г.

Метод испытанный, тот же самый. Кому нужна только эта опера! В постановлении говорится и о другой — о печальной истории оперы Д.Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» (1936). Развивается старый тезис: “Особенно плохо обстоит дело в области симфонического и оперного творчества. Речь идёт о композиторах, придерживающихся формалистического, антинародного направления. Это направление нашло своё наиболее полное выражение в произведениях таких композиторов, как тт. Д.Шостакович, С.Прокофьев, А.Хачатурян, В.Шебалин, Г.Попов, Н.Мясковский и других, в творчестве которых особенно наглядно представлены формалистические извращения, антидемократические тенденции в музыке, чуждые советскому народу и его художественным вкусам”.

И так далее. А ведь смотрите! Зощенко полтора года назад назван “пошляком и подонком литературы”, а эти “тт.”. По-товарищески! Правда вот, “извращения” — звучит как-то не очень. Или ещё замечательная формула: “на фронте советской музыки”. Фронт — значит, война и законы военного времени.

Итак, 1948 год. Беспечный разнос нашей симфонической музыки — гордости мировой культуры.

А помните про одновременность ударов? И они не забыли.

Тогда же походя развалена и растоптана отечественная генетика, безоговорочно признанная всем научным миром как высочайший авторитет.

И ещё. Начинается широкая кампания против так называемого космополитизма, тоже принёсшая неисчислимые беды и вред. Последняя, как мы увидим, готовилась исподволь. Ещё в постановлении «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» говорится о прижившейся у нас “низкопробной и пошлой зарубежной драматургии, открыто проповедующей буржуазные взгляды и мораль”. И другой, вскоре мощно развившийся мотив: “Значительная часть поставленных в театрах пьес на современные темы антихудожественна и примитивна, написана крайне неряшливо, безграмотно, без достаточного знания их авторами русского литературного и народного языка”. “...Безграмотно, без достаточного знания” — вчитайтесь в эти действительно невежественные формулировки. Но они — и любопытный пример того, как однажды облюбованные идеи упорно выдвигаются далеко вперёд и там обнаруживаются.

Хрущёв — ниспровергатель Сталина, и, однако, он порою повторяет не только его методы, но и демонстрирует одинаковые привязанности и антипатии. При нём происходит новое возвеличивание Лысенко и новая, предательская опала Жукова, который помог ему прийти к власти и которого он боится.

После войны прогремела серия скорострельных постановлений — по литературе, театру, кино, музыке. А по изобразительному искусству почему-то не было. Хрущёв, причём в прежнем стиле, постарался восполнить этот пробел. То есть данный элемент был открыт позже, но тоже встал на своё место в таблице. Это было как бы предопределено. Манежные уроки не случайны.

Фантастика! Пастернаку в хрущёвские времена грубо угрожают изгнанием из страны, если он не откажется от Нобелевской премии. Солженицына — в брежневские — из России выбрасывают.

Да, так вот — хрущёвский период. 1958 год — начало позорной антипастернаковской кампании. Это многих задело.

А как же с одновременным нанесением нескольких ударов? Может быть, кому-то мои примеры покажутся слишком неравноценными (я с этим не согласен), но ведь суть даже не в этом. Суть в укоренившейся практике омерзительной травли, в желании унизить вопиющей несправедливостью не только кого-то конкретно, но тем самым многих и многих — от их собственного имени. От имени народа.

В том же 1958 году, накануне чемпионата мира по футболу, был арестован и осуждён по ложному обвинению на двенадцать лет лагерей выдающийся футболист Эдуард Стрельцов, поистине народный любимец. Прокуратура пыталась его спасти, но слишком уж категоричным было верховное повеление о наказании. Стрельцов находился в расцвете молодости и таланта. Это была трагедия не только для него, но и для всего футбола. Специалисты в один голос утверждают, что это был игрок масштаба Пеле, может быть, выше. С этим невозможно спорить — мы же не раз видели его на поле. Но многие — лишь после его возвращения. Однако и новый приход “Стрельца” в футбол тоже лишь подтверждает эти оценки. Он, отбыв половину срока, тяжёлый, измученный, совершенно растренированный, вскоре опять заиграл лучше всех. Случай в мировом спорте уникальный.

Но жизнь, конечно, была подломлена. Без преувеличения, миллионам людей его судьба оказалась близка необыкновенно.

И ещё один человек всенародной известности. Это мой близкий друг Марк Бернес, личность в искусстве удивительная. Популярнейший киноактёр, по-настоящему самобытный эстрадный певец. Но и это ещё не всё. Он создавал песни, как он говорил, организовывал их, безошибочно предсказывал их судьбу. Он был экстрасенсом песни. Если бы не он, просто не существовало бы таких песен, как «Когда поёт далёкий друг», «Серёжка с Малой Бронной», «Я люблю тебя, жизнь», «Хотят ли русские войны», «Я улыбаюсь тебе», «Журавли» и ещё многих. Он был в самой поре своей счастливой зрелости и успеха.

И тут произошло следующее. В лужниковском Дворце спорта шёл концерт для делегатов юбилейного съезда комсомола. Присутствовало правительство. Мероприятие должно было уложиться в строго отведённое время. Режиссёр строжайше запретил артистам бисирование.

Бернес спел две песни, его не отпускают. Он вернулся, поклонился. В зале — обвал. Он опять ушёл, его вновь вызывают.

Как стало известно, Хрущёв выразил неудовольствие: что же, мол, он молодежь не уважает!.. А может быть, просто по-человечески позавидовал настоящей славе?

В результате в один и тот же день из двух влиятельнейших газет (одной по положению, другой по родственной мощи главного редактора) был произведён дуплет по несчастному артисту. Одна газета клеймила его за отсутствие “певческого” голоса, как будто он пробивался в солисты Большого театра. Обвинения второй оказались пострашней. В этом фельетоне подробно рассказывалось, как Бернес, сидя за рулём «Волги», грубо нарушил правила, не пожелал по сигналу орудовца остановиться, в результате чего тот оказался на капоте движущейся машины, и артист, рискуя сбросить его под колёса, объехал таким образом вокруг не чего-либо иного, а площади Дзержинского.

На Бернеса было заведено уголовное дело, в основе его лежал газетный фельетон. Но московская прокуратура оказалась на высоте. Я сам читал тогда заключение следователя В.Ключанского, который констатировал, что факты, изложенные в газете, не соответствуют действительности. Опиралось оно и на показания дежуривших в тот день милиционеров.

Эта история выбила артиста из колеи минимум на два года. И вы думаете, газета извинилась перед ним? Нельзя быть таким наивным. Скажите спасибо, что не последовал за Стрельцовым.

А ведь безвременная смерть их обоих — не след ли тех давних безжалостных травм? Откуда эта охота бить, травить, уничтожать — просто так, без повода и тем более необходимости?

Я только привожу примеры, причём не подряд, я упоминаю взятое почти наугад, на ощупь, то, что знал, то, что запомнилось.

Повторю.

1946 год: 1) постановления ЦК ВКП(б) о «Звезде» и «Ленинграде»; о репертуаре драматических театров, о кинофильме «Большая жизнь; 2) маршал Жуков.

1948 год: 1) постановление ЦК ВКП(б) об опере «Великая дружба»; 2) генетика; 3) “космополитизм”.

1958 год: 1) Пастернак; 2) Стрельцов; 3) Бернес.

1962 год: Разгром изобразительного искусства в Манеже.

1962–1963 годы и другие: встречи Хрущёва с творческой интеллигенцией.

Конечно, это лишь примеры. А сколько ещё было всякого! Я не собираюсь это разрабатывать. Пусть историки, архивисты, если захотят, систематизируют, расположат “по клеточкам” и остальное. Туда, разумеется, встанут и сугубо партийные трагедии (“ленинградское дело” и другие).

Я только намечаю вехи, предвидя эффект периодической системы с её новыми внутренними закономерностями.

А если взять и довоенное время?