Архив
УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ
Анна ЗЕЛИЧЕНКО,
11-й класс,
школа № 57, Москва
(учитель — С.В. Волков)
Человек на войне
По рассказам И. Бабеля
Главное — внутренние перемены, всё перевёрнуто.
(Конармейский дневник, 1920)
Человек на войне — эта тема не так уж редко встречается в литературе. И подойти к ней можно по-разному. Можно холодно описывать исторические события или ужасаться, можно отрицать войну, а можно посмотреть на неё изнутри: попытаться понять воюющих людей и тех, кто войну не принимает, попробовать стать таким же, как они, узнать, за что люди ненавидят друг друга. Сборник новелл «Конармия» — как раз такой взгляд изнутри, он написан на основе конармейского дневника Бабеля.
Бабель показывает и нравственные мучения человека, не умеющего убивать, и холодное спокойствие людей, для которых война стала чем-то обыденным, повседневным. Он играет контрастами: мирное описание природы сменяется смертью и разрушением, но сменяется так плавно, что грань стирается, всё становится на один уровень, и от этого слияния мирного и обычного со страшным и неправильным становится жутко.
Возможно, эта грань исчезает из-за невозможности провести её, находясь внутри войны. В одном из рассказов Гедали говорит: “Хорошие дела делает хороший человек. Революция — это хорошее дело хороших людей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди”. Из-за этой неясности появляются два типа людей. Первые сметают моральные нормы: если для дела надо убивать, значит, убивать — хорошо и правильно. Один из наиболее страшных примеров такого восприятия войны показан в новелле «Письмо»: мальчик пишет письмо матери, одинаково спокойно описывая новые города и смерть брата, жалея, что его услали со двора, когда убивали его отца, и он не может всё подробно описать. Другой тип людей — такие, как рассказчик Лютов, не умеющие и не желающие убивать, которым сложно стать своими среди солдат. В рассказе «Мой первый гусь» Лютов, чтобы его приняли казаки, убивает гуся, убивает впервые, неумело. Но и эта смерть, неважная и незаметная на фоне происходящего вокруг, даётся ему нелегко: “Я видел сны и женщин во сне, и только сердце моё, обагрённое убийством, скрипело и текло”.
Но что же правильней? И можно ли прийти к добру, не причиняя зла? На эти вопросы ответа нет. Например, в новелле «Смерть Долгушова» нельзя понять, кто же поступил правильней: Афоня, облегчивший страдания и так умиравшему человеку, или Лютов, который не смог убить Долгушова, несмотря на то, что Долгушов сам просил об этом. На войне умение убивать оказывается необходимым, и Лютов иногда почти жалеет, что этим умением не обладает: “Я изнемог и, согбенный под могильной короной, пошёл вперёд, вымаливая у судьбы простейшее из умений — умение убить человека”.
И всё же жалость ко всему выглядит лучше и правильней, чем полное безразличие. Ведь можно ли прийти к добру без зла — это ещё вопрос; но к добру точно нельзя прийти без добра. Поэтому так врезаются в память некоторые настойчиво повторяющиеся образы: образы смерти человека, убийства пленных, измученных лошадей и даже умирающих пчёл. Некоторые сцены повторяются в разных рассказах, вызывая ощущение, что всё это — не сейчас происходящие события, а угрызения совести, возвращающиеся вновь и вновь. «История одной лошади» оказывается незаконченной, и возникает «Продолжение истории одной лошади». Новелла «Эскадронный Трунов» явно продолжается в рассказе «Их было девять». (И в этом рассказе настойчиво повторяется фраза: “Девяти пленных нет в живых. Я знаю это сердцем”, — человек на войне должен не разучиться чувствовать сердцем, понимать душой, а не разумом.) Ещё один сильный образ — разоряемые ульи: с одной стороны, по сравнению с остальным такая мелочь не важна, но, с другой стороны, почему должны гибнуть те, кто ни в чём не виноват, кто не имеет и не может иметь отношения к происходящему? Рассказ «Их было девять» заканчивается словами: “Девяти пленных нет в живых. Я знаю это сердцем. Сегодня утром я решил отслужить панихиду по убитым… Мириады пчёл отбивали победителей и умирали у ульев. И я отложил перо. Я ужаснулся множеству панихид, предстоявших мне”. Человек и окружающий мир опять ставятся на одну ступень, но уже как одинаково важные вещи, мимо которых нельзя пройти.
Главный вопрос, возникающий у читателя: что происходит с человеком в нечеловеческих условиях и может ли он в них остаться человеком?