УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ

Елена ПОГОРЕЛАЯ,
лицей № 230,
г. Заречный,
Пензенская обл.
(учитель литературы —
Т.А. Задорожная)

---

Сравнительный анализ стихотворений Анна Ахматова «Проводила друга до передней» и Марина Цветаева «Ушёл — не ем...»

Анна Ахматова — Марина Цветаева. Они обе жили в одну эпоху, пели эту эпоху, плакали над нею вдвоём... И обе, несмотря на сложные, во многом противоречивые отношения, родство своё “по песенной беде” ощущали. “Не отстать тебе: я острожник. // Ты — конвойный. Судьба одна…” — “Мы с тобою сегодня, Марина, // По столице полночной идём…” — так откликались они друг другу. Обе писали о России: Ахматова — строго, царственно, будто капли крови, роняя тяжёлые скупые слова, Цветаева — горько, навзрыд. Писали о поэзии, о таинстве смерти. Писали о любви…

Тема разлуки, разрыва в лирике этих женщин-поэтов освещена неоднократно, разносторонне. И сюжеты встречаются сходные, но Ахматова даже самые трагические чувства, даже кипящую лаву страсти и боли неизменно заключает в гранитную оправу стиха. Цветаева же о своей лирике позднее напишет так: “Я всегда билась — и разбивалась вдребезги… и все мои стихи — те самые серебряные сердечные дребезги”. Осколки взрыва.

Мне кажется, именно в любовных стихах полнее раскрывается характер лирического героя поэта, именно здесь он почти тождествен автору. Анализируя стихотворения А.Ахматовой «Проводила друга до передней…» и М.Цветаевой «Ушёл — не ем...», интересно прочесть, разгадать не только подтекст этих произведений, посвящённых теме разлуки, но и услышать любовный пульс: не просто банальное “Он бросил”, а “Я — не стала удерживать”. Это стихи о женской силе и гордости — качествах, которые в любовной лирике Ахматовой часто показаны самым крупным планом: все помнят, как “легко” и красиво уходит из дома лирическая героиня известного стихотворения «Песня последней встречи». Вот и в этих коротких стихах она “провожает друга”, и голос её спокоен, нетороплив. Размер произведения — пятистопный хорей с множеством пиррихиев. Они встречаются почти в каждой строке, и оттого плясовой, лёгкий размер до неузнаваемости преображается. Чудится, что даже время замирает сейчас... Впрочем, таким кажущимся спокойствием наполнены и стихи Марины Цветаевой. Её речь, по словам дочери Ариадны, была “сжата, реплики — формулы”; и данное стихотворение полностью подтверждает это определение. Редчайшим размером — двустопным (!) ямбом (в середине дан один трёхстопный стих) — написаны эти строки. Создаётся впечатление шага по комнате: “Ушёл — не ем…”. Из угла в угол… “Пуст — хлеба вкус…” Стихи эти можно произносить только шёпотом, у самой лирической героини перехватывает дыхание, возникает зрительный образ “шевелящихся губ” (Мандельштам). Строки, как молитва, читаются для себя одной в страшной и непривычной тишине. Стихи же Анны Ахматовой, скорее всего, не слова даже, не голос, а мысли, и в их спокойствии, в их упорядоченности есть что-то от заведённого механизма: привычно выйти, привычно закрыть дверь, осмотреться вокруг… Особое внимание Ахматова, как всегда, обращает на обстановку, на вещественный мир, по завету акмеизма в одной детали отображая душевные переживания лирической героини. Ахматовские пустая передняя, “потемневшее трюмо” — обстановка оставленного, брошенного дома. Лирическая героиня чужая здесь, гостья, зашедшая на минутку, — и такая неприкаянность, такая горечь в её скупых лёгких словах: “Проводила друга до передней…” Это — обрыв, конец привычной жизни, развал некогда устойчивого, светлого мира. Это — минута прощания.

А расставание, очевидно, внезапно произошло. Возможно, и объяснения-то не было, и не было сцен, если ушедший, бросивший в самой первой строке назван “другом”. Его проводили, улыбнулись наверняка на прощание, и он ушёл с облегчением, что трагедии не принёс. Так же и у Цветаевой. Ничего не узнал: ни что хлеб без него “пуст” (это в 1940 году-то!), ни что всё под руками женщины, как мел, рассыпается. Здесь слышны чеховские интонации, ноты абсурда, когда о смерти, о трагедии рассказывают устало и коротко. “Сейчас на дуэли убит барон. Тарарабумбия… сижу на тумбе я... Не всё ли равно!” И цепенеют от этого абсурда (ведь жизнь-то оборвана, а жить — надо!) лирические героини женщин-поэтов. Много — и та, и другая — писали о неизбежности разрыва и одиночества, много раз с каменными лицами, с сухими глазами затворяли за милыми дверь — и даже как будто смирялись с этой судьбою. В стихах «Проводила друга…» и «Ушёл — не ем…» слышна отдалённая перекличка с другими стихами. Сравните:

И во всём тебе удача,
Ото всех — почёт.
Ты не знай, что я от плача
Дням теряю счёт…
(А.Ахматова)

Ибо другая с тобой, и в Судный
День — не тягаются…
(М.Цветаева)

Но ведь обе полностью отдаются любви, обе — полностью в ней растворяются! Об этом сказано Цветаевой в одной — но какой! — строке: “Мне хлебом был…” Тут же вспоминается её собственное, своему дневнику, признание: “«Вы мне нужны, как хлеб», — лучшего слова я от человека не мыслю…” Да, конечно, можно жить без любви — но без хлеба?.. Лирическая боль здесь практически перерастает в физическую, в изнеможение; в потерю себя. “Всё — мел. За чем ни потянусь…” — пишет Цветаева, и ещё острее пронзает игла стиха, ибо мы знаем: это — последний год её жизни…

Безусловно, стихи Ахматовой не пронизаны таким бесконечным трагизмом. Здесь не удар, а, скорее, столбняк, мутное, гнетущее состояние, когда всё валится из рук, а в голове беспрестанно теснятся и мысли, и образы: “Брошена! придуманное слово. // Разве я цветок или письмо?” Вопросы мучительны, а разгадки нет и не будет…

Скорее всего, тонкая грань этих различий вызвана разным возрастом поэтов в момент написания стихов. Ахматовой — чуть за двадцать, Цветаевой — сорок семь, и это — её последняя любовь, единственная струна, связывающая её, уже тень, — с жизнью. В сороковые годы Цветаева ощущает себя душой, “ободранной душой”, оттого так воздушны, так бесплотны её строки “Ушёл — не ем. Пуст — хлеба вкус…” “Безoбразная образность” их завораживает, тянет попробовать строчки на вкус, на язык. Постоянная, сквозная аллитерация — повторение звуков [б], [л] — создаёт ощущение бесплотности. Боли. Последней, уже ангельской белизны, — и мелового крошева на бледных уставших губах. На такое же восприятие настраивает и внутренняя рифма “пуст — вкус”, усиливая ощущение отзвука в пустоте. Лишены какой-либо декоративности и стихи Ахматовой — всего два эпитета (“золотая пыль”, “звуки важные”). О самом важном, о самом больном женщина говорит просто и “сурово”.

Говоря о трагедии ухода, повлёкшего за собой разрушение жизни лирических героинь, нельзя не отметить следующее: все глаголы в стихотворениях М.Цветаевой и А.Ахматовой (у неё — только в первой строфе) имеют форму прошедшего времени; а если у Цветаевой и стоят в настоящем, то непременно с частицей “не” (“ни”): “Всё — мел. За чем ни потянусь... И снег не бел…” Всё кончено? Жизнь кончена? Но лирическая героиня Ахматовой найдёт в себе силы воскреснуть и долго ещё будет слушать “важные звуки” колоколов. Вторая строфа стихотворения «Проводила друга…» становится переломной, женщина начинает себя ощущать, её глаза “глядят сурово” — и неясно, то ли это укор себе самой за то, что не удержала, то ли пытается понять Ахматова: можно ли её, такую, покинуть?

Брошена! придуманное слово.
Разве я цветок или письмо?

Горькая ирония слышится в этих словах. Да, она поднимается, она переборет болезнь и через много лет будет в том же сдержанном ритме, тем же размером писать о трагедии неизмеримо более страшной.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить…

Цветаева же прямо сейчас поёт себе отходную. Не взглянуть уже в тёмное зеркало, не подивиться белизне первого снега. “Пора снимать янтарь, пора гасить фонарь…” Ведь все её последние стихи звучат тихой заупокойной, и насущный хлеб в стихотворении «Ушёл…» становится хлебом святого причастия.

Итак, чем глубже вникаем мы в тайный смысл произведений, тем больше убеждаемся, что стихи Цветаевой и Ахматовой о любви, о разлуке имеют скрытый подтекст — затрагивают тему жизни и смерти. Глубоко личные строки приобретают философское звучание — и мы, затаив дыхание, следим, как с тихим лицом, с “ободранным сердцем” эти женщины встречают судьбу. Встречают её последнею песней.