Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №4/2004

Архив

Чем страшна Пиковая Дама?

ФАКУЛЬТАТИВВ оформлении использованы карты серии «Мир Новых Русских» (www.newrussian.net)

Ольга БАРАНОВА,
г. Полярные Зори,
Мурманская обл.


Чем страшна Пиковая Дама?

Читая повесть А.С. Пушкина, современный юноша большее внимание, пожалуй, уделит характеру и судьбе Германна, страстно добивающегося своей цели. Девушки пожалеют бедную воспитанницу, кроткую Лизаньку, счастливо, впрочем, устроившую свою жизнь к концу повествования. А вот образ старой графини школьникам, как правило, неинтересен и скучен.

Когда в литературе последних лет появился одноимённый рассказ Людмилы Улицкой, возникла мысль сравнить двух героинь, тем более что один из героев рассказа говорит: “А матушка твоя — настоящая Пиковая Дама. Пушкин с неё писал”.

В обоих произведениях история жизни героини, дамы более чем преклонного возраста, является не в самом начале повествования. У Пушкина она рассказывается в дружеском кругу внуком графини и дополняется автором. Улицкая же, применяя кольцевую композицию, сначала знакомит со своей старушкой Мур, а затем следуют страницы, посвящённые её молодости и зрелости, дополняемые воспоминаниями её дочери Анны Фёдоровны и монологами самой героини.

Их истории во многом похожи: в молодости — красота, власть над мужчинами, бурная светская жизнь, в старости — бесконечные воспоминания и полное равнодушие к окружающим. А ещё желание повелевать и добиваться исполнения всех капризов.

Сравним два отрывка.

А.С. Пушкин «Пиковая дама» (глава 2)

— Прикажи, Лизанька, — сказала она, — карету закладывать, и поедем прогуляться.

Лизанька встала из-за пяльцев и стала убирать свою работу.

— Что ты, мать моя! Глуха что ли! — закричала графиня. — Вели скорей закладывать карету.

— Сейчас! — отвечала тихо барышня и побежала в переднюю.

Слуга вошёл и подал графине книги от князя Павла Александровича.

— Хорошо! Благодарить, — сказала графиня. — Лизанька, Лизанька! Да куда ж ты бежишь?

— Одеваться.

— Успеешь, матушка. Сиди здесь. Раскрой-ка первый том, читай вслух...

Барышня взяла книгу и прочла несколько строк.

— Громче! — сказала графиня. — Что с тобою, мать моя? с голосу спала, что ли?.. Погоди: подвинь мне скамеечку, ближе... ну!

Лизавета Ивановна прочла ещё две страницы. Графиня зевнула.

— Брось эту книгу, — сказала она, — что за вздор! Отошли это князю Павлу и вели благодарить... Да что ж карета?

— Карета готова, — сказала Лизавета Ивановна, взглянув на улицу.

— Что ж ты не одета? — сказала графиня, — всегда надобно тебя ждать! Это, матушка, несносно.

Лиза побежала в свою комнату. Не прошло двух минут, графиня начала звонить изо всей мочи. Три девушки вбежали в одну дверь, а камердинер — в другую.

— Что это вас не докличешься? — сказала им графиня. — Сказать Лизавете Ивановне, что я её жду.

Лизавета Ивановна вошла в капоте и в шляпке.

— Наконец, мать моя! — сказала графиня, — что за наряды! Зачем это?.. Кого прельщать?.. А какова погода? — кажется ветер.

— Никак нет-с, ваше сиятельство! Очень тихо-с, — отвечал камердинер.

— Вы всегда говорите наобум! Отворите форточку. Так и есть: ветер! И прехолодный! Отложить карету! Лизанька, мы не поедем: нечего было наряжаться.

“И вот моя жизнь!” — подумала Лизавета Ивановна.

Л.Улицкая. «Пиковая Дама»

— У тебя кофе, — ...повела тонким носом Мур.

Пахло приятно. Но ей всегда хотелось чего-то другого:

— Я бы выпила чашечку шоколада.

— Какао? — Анна Фёдоровна с готовностью встала из-за стола, не успев даже посожалеть о неудавшемся мелком празднике.

— Почему какао? Это гадость какая-то, ваше какао. Неужели нельзя просто чашечку шоколада?

— Кажется, шоколада нет.

Не было в доме шоколада. То есть был, конечно, — горы шоколадных конфет в огромных коробках, преподнесённых пациентами. Но ни порошка, ни плиточного шоколада не было.

— Пошли Катю или Леночку. Как это, чтобы в доме не было шоколаду?! — возмутилась Мур.

— Сейчас четыре часа утра, — попыталась защититься Анна Фёдоровна. Но тут же всплеснула руками: — Есть же, Господи, есть!

Она вытащила из буфета непочатую коробку, торопливо вспорола хрусткий целлофан, высыпала горсть конфет и столовым ножом стала отделять толстенькие подошвы конфет от никчёмной начинки. Мур, пришедшая было в боевое настроение, при виде такой находчивости сразу же угасла:

— Так принеси-ка ко мне в комнату...

<...>

Золочёной маминой ложечкой она снимала тонкую молочную пенку с густого шоколада, когда раздался звон колокольчика: Мур подзывала к себе. Поставив розовую чашку на поднос, Анна Фёдоровна вошла к матери. Та уже сидела перед ломберным столиком в позе любительницы абсента. Бронзовый колокольчик, уткнувшись лепестковым лицом в линялое сукно, стоял перед ней.

— Дай мне, пожалуйста, просто молока, безо всякого твоего шоколада.

“Раз, два, три, четыре... десять”, — отсчитала привычно Анна Фёдоровна.

— Знаешь, Мур, последнее молоко ушло в этот шоколад...

— Пусть Катя или Леночка сбегают.

“Раз, два, три, четыре... десять”.

— Сейчас половина пятого утра, магазин ещё закрыт.

Мур удовлетворённо вздохнула. Узкие брови дрогнули. Анна Фёдоровна приготовилась ловить чашку. Подсохшая губа с глубокой выемкой, излучающая множество мелких морщинок, растянулась в насмешливой улыбке:

— А стакан простой воды я могу получить в этом доме?

— Конечно, конечно, — заторопилась Анна Фёдоровна.

Заметили сходство?

Капризная старуха и мученица-жертва.

И всё же Пушкин как будто добрее, снисходительнее что ли к своей героине: “Графиня, конечно, не имела злой души, но была своенравна, как женщина, избалованная светом, скупа и погружена в холодный эгоизм...” А старуха Мур Л.Улицкой, по словам её бывшего зятя, человека умного и проницательного, “чудовище, гений эгоизма, Пиковая Дама, всех уничтожила, всех похоронила...”

Почему же люди, живущие рядом, позволяют так поступать с ними? Почему терпят капризы и обиды?

В пушкинской повести всё ясно: бессловесная Лизанька — “домашняя мученица”, воспитанница, которая “вслух читала романы и виновата была во всех ошибках автора, она сопровождала графиню в её прогулках и отвечала за погоду и за мостовую”. Причина её покорности — бедность, зависимость от благодетельницы.

Что же заставляет известного профессора, искусного хирурга, шестидесятилетнюю Анну Фёдоровну потакать капризам Мур?

Это очень непростой вопрос, на который сама она отвечает кратко: “Я её боюсь. И есть долг. И есть жалость”. В этих словах — тоже характер. Другой. Совестливый, сострадательный и мягкий.

Автор отмечает отчаяние, испытываемое “из-за невозможности любить и неспособности не любить эту тонкую, нечеловечески красивую, всегда театрально разодетую женщину, которая приходится родной матерью”.

И всё же Анна Фёдоровна, которая всегда, “подчинясь неведомой силе, неслась выполнять очередную материнскую прихоть”, один раз в жизни решилась поставить Мур перед фактом семейного неповиновения. Старуха была категорически против поездки правнуков в Грецию, мотивируя это лишь тем, что сама она там никогда не была. Поэтому втайне от неё готовятся иностранные паспорта, получаются визы.

Пушкинская графиня тоже не желает расстаться с тайной трёх карт и умирает на глазах у Германна. Явившись ему ночью, она объявляет счастливыми тройку, семёрку и туза. Но в третьей игре вместо туза, сулившего Германну огромный выигрыш, в руках у героя оказывается роковая пиковая дама. А ведь ещё эпиграф повести сулил неприятности: “Пиковая Дама означает тайную недоброжелательность”.

У Улицкой карточная пиковая дама превращается в реальную Пиковую Даму, но только недоброжелательность её уже не тайная, а откровенная, доходящая, если что-то делается не по её желанию, до настоящей агрессии. А угодить Мур почти невозможно: ей, “как беременной женщине, постоянно хотелось чего-то неизвестного, неопределённого, — словом, поди туда, незнамо куда, и принеси то, незнамо что”. Складывается впечатление, что вся её жизнь — цепь непрерывных удовольствий, которые она не забывает вытребовать у окружающих. Чем не старая графиня?

Наконец тайные приготовления в доме Мур окончены, скоро придёт такси, дети уедут, обман откроется позже, и будущий скандал, который устроит Пиковая Дама, никого уже не пугает. И вдруг неожиданная развязка: смерть Анны Фёдоровны, налегке выбежавшей за молоком для Мур.

Нелепость этой смерти потрясает. Почему Анна Фёдоровна? За что? Ведь сумасшествие Германна — плата за все его злодейства: вскружил голову бедной воспитаннице, уморил старую графиню, погубил собственную душу.

За что платит Анна Фёдоровна?

А Мур в это время скандалит по поводу вскрывшегося обмана и по привычке — по поводу отсутствия в доме молока. И её не останавливает даже пощёчина, которую “наотмашь влепила” ей внучка, только что потерявшая мать.

— Что? Что? Всё равно будет так, как я хочу, — говорит Мур внятно и тихо.

Как ни странно, современная Пиковая Дама помогла понять пушкинскую героиню. Унижая слабых, кротких, добрых, тешит она своё властолюбие, капризничает, привередничает, равнодушная к собственным детям, внукам, живёт только для себя, являясь символом крайнего эгоизма.

Береги нас Бог от Пиковой Дамы...

Рейтинг@Mail.ru