Архив
ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК
Денис АСТАФЬЕВ,
11-й класс,
школа № 1506,
Москва
Пушкинский праздник
Я одиннадцатый год учусь в гимназии № 1506. Каждый год 19 октября уже в течение тридцати пяти лет проводится здесь Пушкинский праздник, который моя учительница литературы Наталья Евсеевна Куклина назвала «В октябре багрянолистом». Это именно праздник Слова, Пушкинского Слова — а не простое “мероприятие” или “концерт”! За три-четыре дня до праздника обязательно вывешиваются декорации при входе в школу: красивое объявление-афиша, окно из “дворянской усадьбы” и много-много кленовых листьев, разглаженных предварительно утюгом. Учительница обязательно прокомментирует уважительно так: “Аня из десятого выпуска рисовала”. Видимо, для неё это самая дорогая реликвия.
Я буду говорить о том впечатлении, которое на меня производят эти праздники с вальсами, полонезами, поскольку “семь лет тропой литературы” ведёт меня учительница, и, начиная с пятого класса, я выучил “километры стихов”, как говорят мои одноклассники. У нас ходит легенда об одном выпускнике, который историю на экономфакультет МГУ сдал на пять благодаря знанию наизусть почти всего «Евгения Онегина». Ему выпало рассказать об экономике времён правления Александра I. Находчивый Лёня начал: “Всё, чем для прихоти обильной // Торгует Лондон щепетильный // И по Балтическим волнам // За лес и сало возит нам…” Но расскажу о себе. 19 октября я охотно перевоплощаюсь в Вольховского, Илличевского, если повезёт, то и в Пушкина, Горчакова… В “Паяса” Яковлева не каждый может перевоплотиться: характер надо иметь живой, подвижный. Был у нас и Яковлев когда-то! Лицеисты пушкинского выпуска для меня, для нас стали одноклассниками. Я рос вместе с ними. В пятом классе с упоением читал переделанные стихи прозаического Мясоедова (Мясожорова) (переделал их Пушкин, а может быть, Илличевский):
Блеснул на западе румяный царь природы,
И изумлённые народы
Не знают, что начать:
Ложиться спать или вставать.
Седьмой раз слышу имена лицеистов в затемнённом зале: “Бакунин! Броглио! Гревениц! Дельвиг! Пущин! Корсаков!” Не порвалась связь времён! Для меня они — “племя младое”, у которого так и не наступил “могучий поздний возраст”. Почти все они ушли из жизни молодыми. Живо и очень взволнованно о них говорит Н.Я. Эйдельман в книге «Твой 18-й век». Они нами кажутся кометой, промелькнувшей по небосклону человеческой жизни. Их жизнь освещена именем великого Пушкина.
На празднике мне доверяют прочесть стихотворение Андрея Дементьева о Поэте: «А мне приснился сон, что Пушкин был спасён Сергеем Соболевским...». Мы хотим того же, что и Дементьев: чтобы Данзас заслонил собою Друга, чтобы опустил руку “несбывшийся Дантес”, чтобы Натали увидела сквозь кружение петербургской метели мужа, следующего на Чёрную речку; чтобы Соболевский раздумал ехать “в Европы”. Но этого не случилось, “и выстрел прогремел”. Вот неразгаданная тайна! 166 лет мы не хотим пускать Поэта на Чёрную речку; как Большой Жанно, хотим заслонить собою Пушкина. Тридцать пять лет наша учительница литературы говорит о “божественном глаголе”, который прорывается “сквозь океан ревущих волн всемирной пошлости безбожной”.
На этот праздник у нас идут все: и стар, и млад. Учителя, как-то увидев бывшего ученика, который был “со словом не в ладу”, врага дисциплины, толстых книг… и, конечно же, стихов, сказали: “Выдержишь два часа с половиной?” Он ответил с обидой: “Я вашего Пушкина всё время любил, только не говорил об этом”. “Тайных почитателей” нередко можно видеть на празднике. Я не раз слышал, как писателей ученики связывают с именем учителя: “ваш Толстой”, “ваш Достоевский”. А одна ученица зло сказала учительнице: “Сдалась мне ваша Анна Каренина”. Конечно, читать нам, нынешним, не очень хочется. И всё-таки мне хочется заявить право на поэта: “наш Пушкин”, “мой”, Пушкин выпускников, радивых, нерадивых… А что было бы, если бы моя учительница “полюбила” тесты по литературе, “затолкала” бы её в очень содержательные вопросы и задания? Почувствовали бы мы “лелеющую душу гуманность” стихов поэта, смеялись бы и плакали, “учились полюблять жизнь”, читая Толстого?
Не знаю, как сложится моя жизнь, но я благодарен ей за то, что она подарила мне в юности “лучшие мгновения жизни”. Помните, как Алёша Карамазов говорил мальчикам на похоронах Илюшечки: “Если наберётся много таких мгновений, то человек спасён”.