ТАЙНА ПОЭТА

Иосиф Бродский — единственный писатель, который многие годы отмечал уникальное, ставшее переворотным в истории человечества событие — рождение Иисуса Христа — написанием стихотворения. Одно из них — «Замёрзший кисельный берег» (декабрь 1985 года). На первый взгляд оно поражает обилием деталей и предметов, никак, казалось бы, не связанных между собой. Но именно эти фрагменты, соединяясь в мозаику, передают уникальную гамму мыслей и чувств автора. Композиционно стихотворение делится на три части. В первой — предметный мир, окружающий поэта. Этот мир сужается: берег — город — куранты (внешняя сторона здания) — комната с абажуром (домашний уют). А дальше перед нами открывается собственный мир поэта, мир мыслей и чувств, где существует своё пространство. Поэт пишет письмо другу. Лишь одно предложение говорит о величине пространства, которое разделяет друзей, которое так трудно преодолеть: “Я пишу тебе это с другой стороны земли…” Но сейчас Рождество, и можно мечтать и надеяться на чудо. Не случайно ведь упоминаются в начале произведения так знакомые нам с детства из русских сказок молочные реки и кисельные берега. И пространство, разделяющее нас с Богом, можно преодолеть в другом измерении, и встреча так реальна. “Вот тогда мы и свидимся”, — уверенно заявляет автор. Так когда же состоится эта встреча и где? И вот во второй части появляется центральный образ стихотворения, который не называется прямо Бродским, лишь местоимения, написанные с прописной буквы, указывают на Иисуса Христа.

...Скоро Ему две тыщи
лет. Осталось четырнадцать. Нынче уже среда,
завтра — четверг. Данную годовщину
нам, боюсь, отмечать, не добавляя льда,
избавляя следующую морщину
от еёной щеки; в просторечии — вместе с Ним.
Вот тогда мы и свидимся…

Обилие неполных предложений создаёт ощущение недосказанности, размышления вслух. Мотив одиночества здесь дополняется ещё мотивом смерти. Теперь понятна цветовая гамма стихотворения, олицетворяющая белизну савана. И хотя непосредственно на цвет указывает только одно слово “белизна”, множество оттенков белого ассоциативно возникает в сознании при чтении слов “молоко”, “ангелы”, “официанты”, “снежное”, “лёд”. Белизна-смерть не статична, она размножается, растёт в пространстве, занимая всё более мысли поэта. Момент смерти в какой-то степени — избавление от одиночества. Она сулит встречу с друзьями, встречу с Ним, поэтому годовщину они справят как праздник, но, объятые вселенским холодом, уже не добавляя льда. Ощущение холода передаётся и аллитерацией, повторением звуков [л], [д], [г], [б]: “Замёрзший кисельный берег. Прячущий в молоке отражения город. Позвякивают куранты. Комната с абажуром. Ангелы вдалеке галдят”. С этого момента белый цвет уступает место чёрному космическому, который возникает в сознании ассоциативно со словами “звезда”, “пианино” (сочетание белого и черного), “астрономия”. Поэт в этот момент так погружён в свои размышления, что земные предметы для него уже не видимы, лишь отдалённые звуки ещё доносятся до него: одни — реально оцениваемые им (“ай-люли”, народная песня, нарушающая снежный покой в душе поэта), другие — переосмысленные заново (ему кажется, что галдят не дети, а ангелы, как высыпавшие официанты, готовые “обслужить” новую душу, попавшую к ним). Доносящиеся же из-за стены звуки пианино приобретают символическое звучание. Однообразный звук клавиш как бы выкликает имена, подтверждая простую истину единства людей и равенства перед Богом-творцом (“одним пальцем разбуженное пианино”). Рождение гармонии прослеживается и в ритме этих строк: “Как звезда — селянина, через стенку пройдя, слух бередит одним пальцем разбуженное пианино”. Кто-то вглядывается в “начертание личных имён там, где нас нету: там, где сумма зависит от вычитанья”. Земля и космос, умершие люди вычитаются из общего числа здесь, на земле, и прибавляются к общей сумме на небе. В третьей части мы находим то измерение, где все желания исполняются, где люди равны и любимы, где свершаются самые долгожданные встречи.

Итак, как видим, в этом стихотворении глубокий философский смысл, каждое слово весомо и пронизано чувством. Оно неисчерпаемо, заставляет нас думать, чувствовать, размышлять. А это и есть настоящая поэзия. И этот анализ — всего лишь попытка через слово найти разгадку тайны поэта, зашифрованной в рождественском стихотворении.