КНИЖНАЯ ПОЛКА

Корней Чуковский, Лидия Чуковская. ПЕРЕПИСКА: 1912–1969 / Вступительная статья С.А. Лурье, комментарии и подготовка текста Е.Ц. Чуковской, Ж.О. Хавкиной. М.: Новое литературное обозрение, 2003. 592 с.

Предисловие к этой книге начинается со слов:“Чужие письма…”. Общий смысл фразы неважен, хотя, согласно ей, само собой разумеется, что читать чужие письма можно. Точкой зрения, что чужие письма читать нельзя (об этом был прекрасный фильм Наталии Рязанцевой и Ильи Авербаха), как все мы знаем, пренебрегают не только ершистые девчонки, но и вполне воспитанные историки культуры. И всё же, если сама Лидия Чуковская хотела издать письма отца, а сейчас это делает его внучка и её дочь, смиримся с инстинктом интереса к чужим письмам. Если нам позволили, постараемся понять, почему.

Не хотелось бы, чтобы сказанное воспринималось некоей словесной игрой. Подчас, действительно, трудно объяснить право на чтение чужих писем только давностью лет их происхождения. Наверное, каждый для себя решает сам, на каких основаниях он позволяет себе читать чужие письма. Мне, например, были интересны подробности того, как классик детской литературы вёл себя в семье, с собственным детьми, прежде всего с дочерью, также наделённой выдающимся литературным талантом. Том этой переписки видится нежданным дополнением к неповторимой книге Лидии Чуковской «Памяти детства», а вместе с ним удивительно тонким и глубоким уроком человеческих взаимоотношений.

Понятно, что историки литературы и просто историки найдут в этой переписке множество подробностей советского времени — давно ушедших, но от этого представляющихся поистине уму непостижимыми. Например, вот как в нескольких строках письма из Кисловодска (январь 1941) Чуковский рассказывает о знаменитом полярнике Папанине: “Он бесконечно милый человек; если бы ты видела, как любят его дети. Вчера мы вместе с ним смотрели «Бесприданницу» в кино. Его облепили дети, и он весь вечер объяснял им всё, что происходит в картине.

— Это он треплется, сукин сын!

— Всё это он брешет, вот увидите.

В нём самом очень много детскости”.

От многих писем испытываешь немалое душевное потрясение ещё и потому, что писались они с явным знанием о возможной перлюстрации их. В эпоху формализма и всеобщей регламентированности Чуковские находили единственный способ оставаться свободными: не только не подыгрывать общему лицемерию, но собственные свои стеснения предавать гласности. Даже если они свершались в частных письмах.

С.Д.