ТРИБУНА

Сергей ВОЛКОВ,
специальный корреспондент
«Литературы»

---

А был ли съезд?!

“...мне часто задавался и задаётся один уж совершенно бессмысленный вопрос: «Вот они все кидаются и мечутся, а почём знать, может быть, всё это чей-нибудь сон, и ни одного-то человека здесь нет настоящего, истинного, ни одного поступка действительного? Кто-нибудь вдруг проснётся, кому это всё грезится, — и всё вдруг исчезнет». Но я увлёкся”.

Ф.М. Достоевский «Подросток» (1, 8)

Собственно, я так и не понял, почему Всероссийскому съезду методистов и учителей-словесников, состоявшемуся 21–23 октября 2003 года в Санкт-Петербурге, присвоили номер один. Ведь съезды преподавателей литературы уже были в 1916–1917 и 1921 годах. Может быть, дело просто в давности срока: “прошло сто лет” — и юный съезд на фоне, так сказать, предшествующей ему тьмы и “топи блат” организаторам очень захотелось почувствовать началом отсчёта новой эры? Или так проще объяснить разные несостыковки в ходе форума — первый на то и первый, чтобы комом выходил? А может быть, просто это действительно первый съезд, на котором учителя составляли только четверть, а методисты, учёные и чиновники — соответственно три четверти, каковой факт и отражён в самом названии съезда: “методистов и учителей-словесников”, а не наоборот? Как бы то ни было, а “на брегах Невы” состоялось очень важное и значимое для всего, как теперь принято говорить, профессионального сообщества событие, смысл и последствия которого вполне пока ещё очень трудно представить.

Сразу отмечу: устроители съезда приложили максимум усилий для того, чтобы участникам было комфортно и удобно работать. Гостей радушно принимал один из старейших педагогических вузов страны — РПГУ им. А.И. Герцена (тот самый, про который говорится ещё в «Горе от ума»: “Институт // Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут: // Там упражняются в расколах и безверьи // Профессоры!!”). Хозяева были доброжелательны, открыты, предупредительны, хлебосольны. Во многом благодаря этому в кулуарах съезда сложилась особая атмосфера, в которой легко завязывались профессиональные знакомства, устанавливались деловые контакты, происходило творческое общение. Это одно из реальных достижений съезда, и его со знаком плюс отмечали в своих отзывах многие делегаты и гости.

Съезду предшествовала длительная организационная работа и другого рода — по оповещению, сбору и приглашению участников. Здесь не всё так радужно. Многие делегаты из регионов жаловались на то, что учителя ничего не знают о съезде. Скажем прямо, что и в столицах эта информация прошла мимо учителей, которые не читают журнал «Вестник образования». Следствием этого стал чрезвычайно низкий процент учителей на съезде. Квота для регионов была установлена в 2 (!) человека — естественно, что эти места были заняты в основном руководителями разных рангов, методистами или вузовскими преподавателями. Вряд ли можно назвать полномочными представителями регионов тех, кто приехал по собственной инициативе, выбив деньги на поездку у местных администраций — а таких среди делегатов было множество. Чрезвычайно безответственно подошла к формированию своей делегации Москва, которой было предоставлено двадцать мест. По справке мандатной комиссии съезда, из Москвы приехали всего 13 человек, большинство из которых являлись представителями Министерства образования, издательств или вузов. Московских учителей не было. А ведь в Положении о съезде записано: “Делегаты Съезда выбираются из числа наиболее известных и авторитетных учителей, методистов, филологов (далее список продолжается, но заметьте, что учителя здесь на первом месте! — С.В.)... Право выдвижения делегатов Съезда предоставляется региональным (городским) конференциям методистов-словесников...” На августовских совещаниях в Москве и речи не было о съезде и выдвижении делегатов, все “известные и авторитетные учителя” остались дома. С горечью незадолго до моей поездки говорил мне Лев Соломонович Айзерман, патриарх нашей педагогической общественности, о том, что ему на съезд никак не поехать — никто не оплатит.

Впрочем, может быть, учителя здесь были и не очень нужны? Такая мысль возникает при взгляде на доклад мандатной комиссии, прозвучавший на съезде. Приведу его полностью — посмотрите, с какой гордостью сообщается о разных рангах и регалиях депутатов (коротенькая строчка про учителей — седьмая с конца):

“Уважаемые делегаты и гости съезда! В оргкомитет поступило 206 заявок от 66 регионов РФ. К началу работы съезда зарегистрировались и получили мандаты
185 делегатов от 64 регионов РФ. Среди делегатов съезда:

• 3 действительных члена РАО;
• 2 члена-корреспондента РАО;
• 1 член-корреспондент АН РФ;
• 2 члена Совета по русскому языку при Правительстве РФ;
• 46 делегатов имеют учёное звание профессора;
• 39 делегатов — учёную степень доктора педагогических наук;
• 16 делегатов — степень доктора филологических наук;
• 35 делегатов имеют учёное звание доцента;
• 32 делегата являются кандидатами педагогических наук;
• 13 — кандидатами филологических наук.
• 13 делегатов имеют звание «Заслуженный учитель РФ».
• На съезде присутствуют представители всех уровней системы образования:
• учителя школы (25%);
• преподаватели высших педагогических учебных заведений (40%);
• работники системы повышения квалификации и постдипломного образования (20%);
• сотрудники НИИ (7%);
• представители управления образованием (8%), в том числе представители Министерства образования РФ”.

Не продуман оказался съезд и с точки зрения его освещения. Прессы было немного, в основном местная, питерская, да и то в первый день. Когда 23 октября в Москве в ходе встречи журналистов с В.А. Садовничим по поводу ЕГЭ было сообщено о съезде словесников, где в тот момент тоже бурно шло обсуждение ЕГЭ по литературе, выяснилось, что представители центральных газет и телеканалов ничего о съезде не знают и своих представителей туда не послали. Большой просчёт для мероприятия, которое проводится с целью (цитирую Положение о съезде) “привлечения широкой общественности к проведению государственной политики в области филологического образования, обсуждения проблем преподавания литературы и русского языка...”

Впрочем, всё сказанное никоим образом не означает, что я ставлю под сомнение компетентность и профессиональные качества участников съезда, как бы противопоставляя их тем, кто по разным причинам приехать не смог. Уже сам факт того, что удалось собрать большое количество словесников (в широком смысле этого слова) из разных регионов страны — от Чукотки до Калининграда — очень важен. Но “дотягивает” ли это мероприятие до статуса съезда? Вопрос для обсуждения.

Хотя учителей на съезде было меньшинство, сама фигура учителя в речах многих выступавших была центральной. Особенно заметно это было в первый день, почти целиком отданный VIP-персонам разного уровня. Собравшимся рассказывали об учителях-донорах, отдающих по капле кровь детям (надо полагать, всё же фигурально), об учителях-подвижниках и учителях-героях, на чьих могучих плечах лежит бремя борьбы с бескультурьем, злом (именно так) и то ли американизацией, то ли африканизацией общества. О том, что учитель — профессия жертвенная и каторжная. О низком статусе учителя и его неудовлетворённости собственной значимостью. О зарплатах и нагрузке. Все, начиная с председателя Комитета ГД по науке и образованию А.В. Шишлова и заканчивая местными чиновниками и писателями, старались принести какой-нибудь свой, особый венок к подножию памятнику Учителю-герою. Хотелось плакать и умиляться от благодарности. Желание исчезло, когда через два дня прочитал в «Независимой газете» уже родное, московское: “В очередной раз депутаты Государственной Думы РФ продемонстрировали своё странное отношение к сфере образования. С одной стороны (на уровне деклараций), депутатский корпус всегда ратует за отечественное образование, с другой стороны (на уровне дел) — решительность его разом куда-то улетучивается. Как заявил председатель комитета Госдумы РФ по образованию и науке Александр Шишлов после голосования по поправкам, предложенным комитетом ко второму чтению проекта бюджета-2004, думское большинство отказалось повысить зарплату педагогам и увеличить расходы на информатизацию школы... Большинство депутатов Государственной Думы решительно отказались прислушаться к аргументам членов комитета. «Для большинства центристских фракций в Госдуме более весомым стало заявление главы Министерства финансов Алексея Кудрина. При обсуждении предложений комитета по образованию и науке представитель правительства прямо заявил, что и без дополнительных средств государство “перекармливает” сферу образования», — сообщил Александр Шишлов. В тот же день возле здания Государственной Думы состоялся митинг, организованный отраслевыми профсоюзами работников образования, науки, здравоохранения и культуры. Но, кажется, он остался не замеченным властными структурами и озабоченными депутатами” (конец цитаты).

Второй лейтмотив этого дня — падение отечественной культуры, засорение языка сленгом и иностранными словами и необходимость борьбы с этими явлениями. Рассказывали об этом так: “На заседаниях Госдумы, где бывают неформальные разборки...” (Л.А. Вербицкая, ректор СПбГУ); “Агрессивным, насмешливым способом мы будем бороться со сленгом, отжимать его обратно” (С.Ю. Андреев, представитель Законодательного собрания Санкт-Петербурга); “Нужно показать молодёжи, что Толстого читать престижно, а если не читаешь — то ты болван” (он же); “Происходит вестернизация и арготизация языка” (О.М. Александрова, Москва); “Мы должны воспитать креативную, свободную личность, способную к самоориентации внутри национальной культуры и картины мира... Теперь о константах, концептах и архетипах... Картина мира регулирует оптимальный способ поведения личности...” (С.А. Гончаров, проректор РПГУ). Собравшиеся терпеливо слушали...

С особым напором шла модная ныне тема Петербурга как колыбели всего самого-самого, что есть в России. “Вы должны здесь напитаться классикой... Все русские гении здесь...” — наставлял зал писатель Попов. “Петербург — это друг и единомышленник тех, кто хранит в себе культуру”, — об этом рассказала учительница Н.Исаченкова. Петербург действительно прекрасен (особенно отремонтированный и подновлённый к недавним торжествам), но настойчиво звучавшие заклинания о единственности и уникальности резали слух.

Вообще съезд очень долго подбирался к проблемам, действительно волнующим словесников, и к форме общения, предполагающей диалог, а не терпеливое слушание длинных докладов, часть из которых имела весьма косвенное отношение к собранию. Самые острые вопросы — о ЕГЭ и стандартах. “ЕГЭ — эксперимент, в который регионы вступают добровольно”, — уверяют нас чиновники Минобра. Все представители регионов, с которыми удалось поговорить в перерывах, утверждают, что приказ об экзамене спускается им сверху, что на проведение эксперимента центр выделяет большие деньги и местным руководителям образования выгодно вступать в ЕГЭ. Мнение учителей никого не интересует. До сих пор неясно, как будет представлена в ЕГЭ литература, будет ли она экзаменом обязательным, не объединят ли её с русским языком. Есть и тревожащие факты: приехавшие из Свердловской области рассказали, что в 2003 году за три дня до сочинения местное министерство образования выпустило распоряжение, согласно которому оценка за ЕГЭ по русскому засчитывалась и как оценка за литературу. И таким образом выпускное сочинение было повсеместно сорвано, так как к тому времени ученики уже сдали ЕГЭ по русскому. Это стало возможно, утверждают учителя, из-за неразберихи относительно статуса литературы в ЕГЭ.

Другой аспект разговора — качество контрольно-измерительных материалов. Против тестов выступили практически все. Профессор Н.Д. Тамарченко поставил справедливый вопрос о непродуманности самих принципов формулировки вопросов и заданий, о необходимости широкого обсуждения этих принципов, а не превращения процесса разработки КИМов в государственную тайну. На заседании рабочей группы по ЕГЭ и стандартам участники обсуждения пришли к выводу, что наиболее адекватной формой проверки знаний и умений по литературе остаётся сочинение.

Но всё это были заранее известные и предсказуемые вещи. Интересно в связи с ЕГЭ совсем другое. Съезд, несмотря на требования многих делегатов, так и не решился открыто выступить против ЕГЭ. В самый последний день, под занавес работы, когда делегаты потихоньку стали покидать зал, началось голосование за поправки в резолюцию. Учительница из Санкт-Петербурга Ирина Ежова чётко сформулировала общий запрос: “Съезд должен выразить негативную оценку ЕГЭ в нынешнем виде. В противном случае делегаты, возвращающиеся в регионы, не будут знать, что отвечать коллегам на один из самых главных вопросов”. Вместо этого, путём долгого мытья и катанья, президиум провёл следующую формулировку: “Ученик имеет право выбора формы выпускного экзамена по литературе из сочинения, изложения с творческим заданием или ЕГЭ”. Сразу оговорюсь, что цитирую неточно, что в итоговой резолюции эта формулировка может поменяться, потому что съезд разъехался, не утвердив окончательный текст резолюции. Случай уникальный и сам по себе требует пристального внимания. На съезде просто не предусмотрели возможности для делегатов ознакомиться с окончательным вариантом итогового документа. Его составление поручили редакционной комиссии. Она изучит все предложения и поправки к проекту резолюции, который был роздан делегатам. Практически это означает, что подпись всего съезда будет стоять под документом, который создаст пусть и бесконечно уважаемая, но всё же небольшая группа людей. Как будет использоваться потом эта резолюция, в каких подковёрных играх мнением съезда будут оперировать — остаётся только догадываться.

Возвращаюсь к ЕГЭ. Съезд фактически узаконил его, поставив в ряд с сочинением и изложением. (Заметим в скобках, что в проекте резолюции, занимающем три страницы мелким шрифтом, не было ни слова о ЕГЭ. Устроители съезда, видимо, не относили этот вопрос к главным.) Сделано это вопреки мнению большинства. Как происходят такие вещи — приезжайте в следующий раз, посмотрите сами. Правда, осталось невыясненным следующее обстоятельство. Сама идея ЕГЭ предполагает, что это: а) экзамен, единый для школы и вуза, сдаваемый один раз, результатам которого вуз доверяет, б) экзамен с внешней, независимой проверкой. Нигде не сказано, что такой экзамен может проходить только в форме: тест + проблемный вопрос + фрагмент текста для анализа (трёхчастная форма А, В, С). ЕГЭ — это не жанр, а статус, условия проведения и проверки. Это означает, что ставить ЕГЭ в один логический ряд с сочинением и изложением (жанрами) нельзя. Сочинение тоже может стать формой единого экзамена, если будут выработаны критерии его оценки и сама оценка будет производиться не теми, кто учил, а государство в свою очередь обеспечит статус полученного балла. Между тем министерство ставит знак равенства между понятием ЕГЭ и трёхчастной формой, не рассматривая никакие иные варианты. Получается, что профессиональное сообщество выступает за сочинение как за наиболее подходящую специфике предмета форму экзамена, а Министерство отказывает этой форме в способности быть формой ЕГЭ. Думается, что сейчас самое время продолжить дискуссию по этому вопросу, к чему мы и призываем как выступавших на съезде, так и всех тех, кому не удалось участвовать в его работе.

Теперь о стандарте. Одним из острых вопросов было отношение съезда к министерскому варианту стандартов по литературе. О них много писали в этом году — и «Литература», и «Комсомолка», и «Известия», и особенно активно интернет-журнал «Русский журнал» (www.russ.ru). Не является секретом, что над стандартами работают разные альтернативные группы. Одна из них была организована летом этого года при Российском обществе содействия развитию образования (РОСРО). 24 сентября в «Русском журнале» появилась статья «Стандарты по литературе и чудесные явления природы в Министерстве образования», представляющая собой выступление спикера этой группы Евгении Абелюк на приёме у министра образования В.М. Филиппова. В редакционном предисловии к статье написано: “20 сентября министр образования пригласил группу разработчиков стандарта по литературе. Говорят, перед встречей с литераторами министр был утомлён математиками. Говорят, министр надеялся, что с литераторами-то гармония и согласие уже достигнуты... Расслабился министр. К тому же сценарий был заготовлен заранее. Оставалось озвучить: работа сделана, провинциальное и столичное учительство шлёт приветствия, всем спасибо, все свободны. Не тут-то было. Обязательно найдётся кто-то, кто смешает карты. Нашёлся Евгений Сабуров. Встрял, да ещё предоставил слово Евгении Абелюк. Тут-то и началось. Выступающие следом Исаак Фрумин и Евгений Бунимович на Абелюк ссылаться начали, поддержали. И будто в воздухе кто пальцами щёлкнул — министр развернул ситуацию на 180 градусов. Год дал сроку на разработку нового варианта. Все замерли в тех позах, в каких застала последняя фраза министра: «Деньги есть». Далее — немая сцена. Выступление Евгении Абелюк произвело поистине электрическое действие”. Когда я упомянул на съезде об этом заседании и о решении министра, то столкнулся со странной реакцией представителей Министерства (ведущий специалист Т.Н. Роговик) и представителей министерской группы по стандарту (проф. В.Г. Маранцман). Спектр оценок — от “нам ничего об этом не известно” до “такого вообще не было” и “вас там не было, не имеете права!”. Меня действительно не было — но я также не нашёл в печати и официального опровержения на материал «Русского журнала», сообщающий о заседании у министра. Почему работники министерства вдруг изумились этой информации именно на съезде, на глазах делегатов?

По странному совпадению в руки делегатам в первый день был дан журнал «Мир русского слова» (2003. № 3), где тот же В.Г. Маранцман так выражает своё отношение к работе альтернативной группы: “Всемирный банк выделил на реконструкцию российского образования довольно серьёзную сумму, которой владеет Высшая школа экономики, — вот она и заказывает музыку... Даже образовательные стандарты курирует Высшая школа экономики. Я недавно был на таком совещании в министерстве, где представители Высшей школы экономики не приняли тот стандарт, который довольно долго вырабатывался многими учёными, учителями, в котором дотошно согласовывались позиции и проч., — всё это было перечёркнуто, мгновенно создана новая группа разработчиков стандартов, которым заплатили серьёзные суммы и через какое-то время они представили «ни мышонка, ни лягушку, а неведому зверюшку»”.

Здесь много неправды. Альтернативная группа не создавалась при ВШЭ — её организовало РОСРО, призванное со стороны общества контролировать ведомства, в данном случае Минобр. ВШЭ не наделена никаким правом принимать и отвергать стандарт. Далее, в министерской группе было всего три человека, заявленных как учителя — именно поэтому и была создана в спешном порядке группа учителей (не учёных, методистов, чиновников, а людей, реально преподающих в школе), которые за два месяца, в очень ограниченные сроки (а не за два года, как министерская группа), попыталась сделать альтернативный стандарт, многие идеи которого на совещании, где я присутствовал так же, как и В.Г. Маранцман, были одобрены и рекомендованы к дальнейшей разработке.

Вновь о съезде. Почему всё это всплыло вдруг на нём именно в тот момент, когда нужно было голосовать по поводу стандартов? Делегаты, собравшиеся осуждать стандарт, даже не имели его в руках — он был вывешен в фойе на стенде — и справедливо говорили, что с этим документом нужно внимательно познакомиться, прочитать его с карандашом и только потом выражать своё к нему отношение. Известный филолог из Екатеринбурга проф. Н.Л. Лейдерман предложил на заседании рабочей группы по стандарту такую формулировку в окончательную резолюцию: “Съезд поддерживает усилия по завершению доработки стандартов. Окончательный вариант должен быть вынесен на публичное обсуждение до его утверждения министерством”. (Кстати, работники министерства не смогли чётко ответить, кто именно принимает решение о том, какой вариант стандарта будет принят — “Вероятно, министр”). Эта формулировка и была принята как наиболее честно отражающая точку зрения рабочей группы. Но в результате искусного жонглирования словами на пленарном заседании съезда она существенно изменилась: “Съезд предлагает принять за основу предложенный Министерством вариант и провести его доработку”. Это означает, что по сути сделан выбор в сторону принципа, положенного в основу министерского варианта, тогда как смысл предложения Лейдермана сводился к тому, чтобы дать условия равного существования для разных вариантов, на равных принципах и не закрывать возможности их параллельной разработки. А ещё и к тому, что негоже брать на себя ответственность в вопросах, с которыми, надо признаться честно, не удалось познакомиться глубоко. И мягкость формулировки Лейдермана наиболее адекватна степени знакомства учительского сообщества со стандартом.

Напоследок — совсем уж любопытная деталь. Заключительное заседание, на котором принималась резолюция и шло голосование, напоминало известную «Прощальную» симфонию Гайдна, в которой музыканты по очереди заканчивают свою партию и, гася свечи, уходят. Делегаты спешили на поезда и самолёты. В результате за то, чтобы резолюция съезда (а именно в ней, как полагали организаторы, должно было быть выражено отношение профессионального сообщества к состоянию литературного образования в стране, изложены требования учителей к Думе и Правительству) была принята за основу, проголосовало 82 депутата. При общем количестве зарегистрированных 185 человек — это меньше пятидесяти процентов! Между тем президиум постарался не заметить этого факта, поскольку от числа находившихся в тот момент в зале это был подавляющий процент. Но ведь в «Положении о съезде» записано: “Решение об обращении к Президенту РФ, Правительству РФ и иным органам государственной власти принимается большинством голосов от числа зарегистрированных на Съезде и оформляется в виде резолюции”. Зарегистрированных, а не присутствующих! Получается, что съезд не смог набрать сил для того, чтобы стать легитимным. И это очень печально, потому что необходимость создания всероссийского объединения учителей-словесников для защиты своих прав и прав преподаваемых предметов чрезвычайно высока.

P.S. В эти дни мне удалось познакомиться со многими интересными педагогами и методистами, получить у них материалы для нашей газеты, что нельзя не отнести к положительным итогам состоявшегося собрания.

От редакции. Продолжая наш цикл «Уроки учителей России», в № 45 мы печатаем подборку методических материалов словесников из Санкт-Петербурга.