Архив
СЛОВАРЬ
Оксана
ГАВРИЛЬЧЕНКО
Правдоподобие
Этот литературоведческий термин мы изъясним, опираясь исключительно на пушкинские работы.
В заметке «О трагедии» (1825) поэт пишет: “Изо всех родов сочинений самые (invraisembl<ables>) неправдоподобные соч.<инения> драматические, — а из соч.<инений> драм.<атических> — трагедии…” (XI, с. 39), объясняя это условностью, присущей драматическому искусству. Позднее он снова возвращается к этой мысли: “…где правдоподобие в здании, разделённом на две части, из коих одна наполнена зрителями, которые условились…” По Пушкину, правдоподобие “исключается самой природой драматического произведения” (оригинал на французском языке).
Причём отрицание правдоподобия как главного условия драматического искусства сопряжено в размышлениях поэта с оценкой им художественной практики классицизма.
Классицизм, эстетика которого основана на том, что “прекрасное есть подражание изящной природе”, стремится преодолеть условность драматического искусства. Отсюда и его “своенравные правила” — единства времени, места и действия. Но правдоподобие, к которому стремятся писатели-классицисты, формально. Оно сводится не столько к способности искусства изображать подлинную жизнь, сколько, по замечанию В.Ф. Асмуса, к его способности создавать некие “условные иероглифы реальности” (Асмус В.Ф. Пушкин и теория реализма // Асмус В.Ф. Вопросы теории и истории эстетики. М., 1968. С. 348).
Вместе с тем представляются не совсем верными утверждения В.Ф. Асмуса о том, что “не в правдоподобии видит Пушкин «первый закон драматического искусства»”. Понятия драматическое и правдоподобие нередко сближаются в творческом сознании поэта. Так, анализируя сцену между Иоанном и Борецким в своей статье «О народной драме и драме “Марфа Посадница”», он пишет о “не-драматической (то есть неправдоподобной) снисходительности Иоанна”. Эта же мысль развивается Пушкиным и в письме к М.П. Погодину (ноябрь, 1830), в котором он называет “анти-драматическим” разговор Борецкого с Иоанном. По мнению поэта, в этой сцене неправдоподобно отношение Иоанна к предателю: оно противоречит внутренней логике образа Иоанна — “Иоанн не сохраняет своего величия”. В 1836 году, анализируя трагедию В.Гюго «Кромвель», Пушкин укоряет её автора (помимо прочего) в том, что в одной из сцен этого произведения нет “ни исторической истины, ни драматического правдоподобия”. Иными словами, поэт не только не отвергает правдоподобие — он считает его обязательным в драме; правдоподобное у Пушкина становится синонимом драматического.
“Какого же правдоподобия требовать должны мы от драматического писателя?” Уже в 1825 году в письме к Н.Н. Раевскому поэт даёт ответ на вопрос: “Правдоподобие положений и правдивость диалога — вот истинное правило трагедии” (оригинал на французском языке), — противопоставляя своё утверждение произведениям классицистов и романтиков, где, что бы ни говорил герой, “всё носит отпечаток данного характера… Заговорщик говорит: Дайте мне пить, как заговорщик…” (там же). По Пушкину, подобное однообразие не раскрывает чувств героя, сужает рамки его характера, а потому неестественно, неправдоподобно.
Вопрос об истинном правдоподобии связан для поэта с выяснением природы драматического искусства. Именно народные корни драмы определяют, по Пушкину, её специфику. “Драма родилась на площади и составляла увеселение народное…”, а поэтому её цель заключается в том, чтобы “действовать на множество, занимать его любопытство”. Соответственно её предметом становятся внутренние переживания человека, так как даже к самым сильным страданиям и тяжким злодеяниям, к убийствам и казням воображение привыкает, “изображение же страстей и излияний души человеческой для него всегда ново, всегда занимательно, велико и поучительно”. Так драма начинает “заведовать страстями и душою человеческою”.
Поэтому драматическое правдоподобие определяется Пушкиным как “истина страстей, правдоподобие чувствований в предлагаемых обстоятельствах”. По сути, это уточнение первоначального утверждения: “правдоподобие положений и правдивость диалога”, так как в диалоге и выражаются “истина страстей” и чувства героев.
Не менее важным для поэта является вопрос о сохранении исторической истины. Задача драматического писателя — “глубокое, добросовестное” её исследование. “Верное изображение лиц, времени…” возможно только тогда, когда поэт может “совершенно отказаться от своего образа мыслей”, быть беспристрастным в исследовании истины. “Не он, не его политический образ мнений, не его тайное или явное пристрастие должно было говорить в трагедии, — но люди минувших дней, [их] умы, их предрассудки”, то есть задача писателя — следовать природе характеров, ситуации, ничего не навязывая. По Пушкину, “драматический писатель не может нести ответственности за слова, которые он влагает в уста исторических личностей” (оригинал на французском языке), он только “заставляет” их говорить “в соответствии с установленным их характером” (там же).
Дтотраматург всего только объективный и беспристрастный исследователь истории, пытающийся постичь её закономерности, “воскресить минувший век во всей его истине” и таким образом раскрывающий подлинный смысл исторических событий. Именно поэтому, с точки зрения Пушкина, “история народа принадлежит Поэту”.