УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ

Елена Погорелая,
10-й класс,
лицей № 230,
г. Заречный,
Пензенская область
(учитель литературы —
Тамара Александровна
Задорожная)

---

И всё-таки Сонетка!

Софья. Сонечка. Соня... Это женское имя стало одним из самых распространённых в русской литературе XVIII–XIX веков. Так называли своих героинь Д.И. Фонвизин, А.С. Грибоедов, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский... Но в их произведениях находим лишь три формы этого имени. Так, героиню в пьесе «Горе от ума» чаще всего называют Софьей Павловной, в романе «Преступление и наказание» не иначе как Сонечкой или Соней... Что же заставляет Н.С. Лескова выбрать для одной из героинь очерка «Леди Макбет Мценского уезда» столь необычную форму такого известного имени?

Ясно, что значение его (“София” в переводе с греческого означает “мудрость”) писателем не только не подчёркивается, но и сознательно полностью игнорируется. Так, может быть, “Сонетка” — пример неологизма, окказионального слова, на которые Лесков был величайшим мастером? По форме похоже. Тот же приём контаминации — скрещивания, объединения двух слов для создания нового. Какие ассоциации возникают у читателя? Сонетка... конфетка, кокетка, гризетка... Какое лёгкое, игривое, непринуждённое звучание имени! Но не покидает меня ощущение, что где-то я его уже слышала.

Поиски в толковом словаре ничего не дали. А вот словарь архаизмов обрадовал неожиданным открытием. “Сонетка — звонок на шнурке для вызова прислуги”, — прочитала я там. И сразу вспомнилась гончаровская Ольга Ильинская, вышивающая Обломову сирень на сонетке... Совсем бытовое, привычное в то время слово! Почему же Лесков называет так свою героиню? Почему не Софьюшка, Софа, Сонюша, а именно Сонетка? Попробуем разобраться...

“Востролицая блондиночка с нежно-розовой кожей, крошечным ротиком и золотисто-русыми кудрями” — так описывает Сонетку Лесков. Кто не обратит внимания на мелодию, звучащую в этой портретной характеристике? Внутри предложения можно построить музыкальный тонический ряд — вот такой: оли-лон-дин... ро-ро-ло... Да ведь это же перезвон бубенцов! И само описание Сонетки под стать этой мелодии: светлая, крошечная — словно лёгкий капризный колокольчик! “Вьюн; около рук вьётся, а в руки не даётся” — вот что в партии арестантов говорили о ней.

Сонетка — это раздражитель, звонок, способный вызвать в каждом, кто его слышит, немедленный отклик. Кому это нужно? Зачем? Сергею, чтобы заставить “встрепенуться, затрястись” Катерину Львовну: “Купчиха, а ну-ка, по старой дружбе, угости водочкой! Вспомни, моя разлюбезная, как мы с тобой погуливали, осенние долгие ночи просиживали, твоих родных без попов и дьяков на вечный покой спроваживали...”

Вот оно, это резкое движение руки, дёргающей шнурок, движение, после которого голова Измайловой начинает “гореть” и раскалываться от беззастенчивого трезвона: “Ну, а водочки и я б уж выпила: мочи нет холодно, — прозвенела Сонетка”. И несколькими строчками ниже: “Ну ты, мирская табакерка! — крикнул на Фиону Сергей. — Что мне тут ещё совеститься! Да мне стоптанный Сонеткин башмак милее её рожи, кошки этакой ободранной... Вон пусть лучше к этапному поластится: у него под буркой по крайности дождём не пробирает.

— И все б офицершей звать стали, — прозвенела Сонетка”. Сергей мстит бывшей любовнице, вновь и вновь заставляет заливаться бубенец... А может быть, здесь ещё и желание насладиться звоном? Два раза Лесков говорит нам об удивительном голоске Сонетки, два раза по тексту она “звенит”, потешая Сергея и делая “диким” взор арестантки Измайловой. Сонетка — вьюн, блуждающий огонёк, этакий бубенчик, который смеётся, и заливается, и манит за собою... Колокольчик, заводящий в трясину. А в очерке она — стеклянный колокольчик (стекло — блондиночка) — разбивается от собственного звона. Ведь это же не её, а Сергея должна была утопить оскорблённая Катерина Измайлова! Разве глупый бубенец виноват в её беде? Рука, дёргающая шнурок, измучила героиню. Но уже обезумела она от Сонеткиных переливов! Сердце горело разбить её, ненавистную. Слишком сильно раскачали колокольчик, слишком сильно дёрнули за шнурок — и только брызги полетели от сиявшего бубенца. Не случайно в последнем абзаце Лесков отступает от “звенящего” образа, не случайно даёт эпизод, в котором мучительница становится жертвой: “Катерина Львовна... бросилась на Сонетку, как сильная щука на мягкопёрую плотицу, и обе уже более не показывались”.

Всего одно имя, деталь, штрих... Но как много поведает он ещё об одной женской судьбе. О трагедии “востролицей блондиночки с нежно-розовой кожей”.

Как мы сообщали в № 17, Елена Погорелая заняла третье место на VIII Всероссийской олимпиаде школьников по литературе.