Архив
№ 23 |
1. Столкновение экипажей. (Анализ эпизода из поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души», глава пятая, том первый.)
Чичиков у Плюшкина. (Анализ эпизода из поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души», глава шестая, том первый.)
2. «На простых и чутких струнах сердца умел играть только Сергей Есенин, и, после Блока, только его поэзия ощущалась как дар свыше» (М.К. Осоргин).
3. Красота человеческого поступка. (По одному из романов Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» или «Идиот».)
Столкновение теории и жизни в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».
4. Темы и образы лирики одного из современных отечественных поэтов.
5. «Мещанство - ползучее растение, оно способно бесконечно размножаться и хотело бы задушить побегами все на своей дороге» (М. Горький). (По одному или нескольким произведениям русской литературы XIX века.)
Консультация
Комплект относится к числу весьма трудных для ученика. Выбирать приходится между темами, некорректно сформулированными, и такими, которым уделялось в школе совсем мало времени. К первым отнесём “свободную” тему: слова Горького о мещанстве (понимаемом оценочно, а не сословно) применимы, скорее, к литературе ХХ века, как и само это понятие. В литературе XIX века тема мещанства по-настоящему ставится только в рассказах Чехова 90-х годов (которого по сути логичнее рассматривать уже как автора нового века). Предостерегите учеников от попыток выставлять мещанами, скажем, Коробочку, Чичикова или семью Бергов.
Некорректной (или же просто нелепой) выглядит и тема № 3 в применении к «Преступлению и наказанию» (именно этот роман текстуально изучают в большинстве школ). Впрочем, можно выпутаться из неё, и даже достаточно успешно, если вспомнить, что по-настоящему красивые поступки Раскольников совершает спонтанно, не размышляя (отдаёт деньги семье Мармеладовых, пытается заступиться за девочку на бульваре, спасает детей из пожара, выступает защитником Сони в истории с Лужиным), тогда как поступки, совершённые по его теории, — безобразны, противны самому человеческому естеству (это, кстати, ощущает и сам герой — достаточно вспомнить его сны). Между тем теория представляется ему самому стройной, непротиворечивой, логически отточенной — то есть в определённом смысле тоже красивой. Это — самоослепление, самообман Раскольникова, развенчивающийся самой жизнью. Итак: теория, кажущаяся герою прекрасной, толкает его на страшные, безобразные поступки, ужасающие его самого. И только то, что идёт непосредственно из глубины его натуры, что человечно, что связывает героя с людьми и жизнью, оказывается подлинно красивым. (Остаётся только вопрос: зачем же было традиционную в общем-то тему о теории и жизни в романе формулировать именно так?)
Тема № 4 практически требует от ученика полной самостоятельности. Думается, что её возьмут немногие — не все могут сказать о современном поэте слова, предполагающие анализ даже не одного стихотворения, а тем и образов нескольких (причём воспитанные на подобных темах применительно к Пушкину, Лермонтову, Некрасову или Блоку ученики понимают, что стихотворения нужно связать друг с другом и представить эту линию как магистральную в контексте всего творчества поэта — ответственность здесь слишком велика). Впрочем, традиционно находятся ребята, которым нравится писать о заветном, будет ли это творчество Окуджавы, Самойлова, Тарковского, Кушнера, Бродского, Высоцкого, или, скажем, стихи-песни Цоя, Гребенщикова, Щербакова. Для таких ребят имеет смысл специально продумать эту тему дома до экзамена.
Недоумение вызывает и тема № 2. Со словами М.Осоргина даже не хочется спорить — явно, что они вырваны из контекста, а значит, этой операцией и искажены. Хотя в принципе сочинение, опровергающее цитату, тоже возможно: а почему, собственно, только у Есенина дар свыше? А Пастернак? А Ахматова? А Исаковский почему на простых и чутких струнах сердца не играл? Или тот же Симонов? (И, соответственно выбору, дальше писать сочинение по своему автору.) Вряд ли, правда, комиссия (особенно медальная) оценит оригинальность такого хода. В качестве претензии может использоваться и тот факт, что в заботливо подобранной цитате ещё и Блок притаился… Поэтому даём такой совет: взять те стихи Есенина, в которых отчётливо чувствуется блоковская традиция, и сделать их разбор в сопоставлении с Блоком. Пусть это будут, скажем, «Россия» («Опять, как в годы золотые…») Блока и «Запели тёсаные дроги» Есенина. Перекличек огромное количество (проверьте сами), а поскольку это стихи о России, то и простым чувствам чуткого сердца в них место нашлось. (А если комиссии покажется недостаточным сравнение всего двух текстов, то можно указать на сноску к Комплектам — в ней разрешено раскрывать тему по поэзии на двух стихотворениях.)
Эпизод из «Мёртвых душ» (тема № 1) тоже не относится к числу зачитанных в школе — но, может, это и к лучшему? (Впрочем, в этом комплекте возможностей для самостоятельных изысканий и так более чем достаточно.) В чём существо событий эпизода? Чичиков, счастливо удрав от Ноздрёва, попадает в ДТП: его бричка сталкивается с коляской, в которой сидит очаровательная незнакомка, с которой никак не удаётся завязать разговор. Для чего нужно это дорожное приключение? Встреча отзовётся потом на балу, когда незнакомка окажется губернаторской дочкой, а появившийся Ноздрёв произнесёт заветные слова — “мёртвые души”. Ноздрёв, губернаторская дочка и мёртвые души завяжутся в один узел сплетни. Впрочем, не столько с точки зрения сюжета важен этот фрагмент. Может быть, именно на его примере стоит показать расхожесть многих представлений о поэме и то, как сопротивляется им сам текст. Спросите у людей, окончивших школу, кто в «Мёртвых душах» мёртвые души, а кто живые, — девять десятых скажут, что первые — это помещики и чиновники, а вторые — крестьяне, народ. Но вряд ли что живое обнаружится в бестолковой суете крестьян, пытающихся растащить экипажи; над ними явно смеётся Гоголь — отсюда и его излюбленное удвоение персонажей (дядя Митяй и дядя Миняй), и сравнение их с вещами (колодезный крючок, самовар). А Чичиков между тем, столкнувшись с прекрасным видением, вдруг задумается о чём-то большем, чем приобретение. И хотя в его размышлениях опять возникнут деньги и подсчёты, но на минуту вдруг распахнётся вдаль лирическая перспектива поэмы и читатель услышит: “Везде, где бы ни было в жизни… везде хоть раз встретится на пути человеку явленье, не похожее на всё то, что случалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нём чувство, не похожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь…” Это — и предсказание всего дальнейшего пути Чичикова, пути к возрождению. (Впрочем, можно выстроить сочинение и совсем по-другому, анализируя отрывок как пример типичного гоголевского текста. В нём есть, помимо цитированного лирического отступления, и развёрнутые сравнения, и масса подробностей и мелочей, и характерное смешивание человека и вещи и так далее. Такой подход возможен в гуманитарных классах.)