Архив
| Комплект № 1 |
1. Письмо Обломова к Ольге Ильинской. (Анализ главы Х второй части романа И.А. Гончарова «Обломов».)
Сон Обломова. (Анализ главы IX первой части романа И.А. Гончарова «Обломов».)
2. «Поэзия Фета - сама природа, зеркально глядящая через человеческую душу…» (К.Д. Бальмонт).
3. Фамусов и жизненная философия «отцов» в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума».
4. Сюжеты и герои ранней романтической прозы М. Горького.
5. «Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни - есть высочайшее счастье для литератора…» (И.С. Тургенев). (По одному или нескольким произведениям русской литературы XX века.)
Консультация
Наиболее интересная тема, на мой взгляд, — о Фете. Природа для этого поэта — одна из немногих сфер бытия, придающая смысл человеческой жизни. Изображает её Фет, как точно выразился Бальмонт, “через человеческую душу”; важен не пейзаж сам по себе, а воспринимающий мир человек, субъект стихотворения, лирический герой. Так, в стихотворении «Печальная берёза…» эпитеты печальная, радостен, глагол люблю, предикативное наречие жаль выражают чувства лирического героя; заметим, что собственно человека (как предмета описания) в этом стихотворении нет.
Во многих стихах Фета человек изображён “рядом” с природой, включённым в неё — в коротеньком «Чудная картина…» есть “саней далёких одинокий бег”, а в стихотворении «Ты видишь, за спиной косцов…» нашлось место и для упоминания об ужине закончивших работу косцов.
Фет не боится прозаических деталей — всё, что попадает в стихи, становится у него поэзией: “Этот листок, что иссох и свалился, // Золотом вечным горит в песнопеньи” («Поэтам»). В стихотворении «Тёплым ветром потянуло…» упоминаются гуртовщик, жующие волы, пёс сторожевой, а в «Старом парке» унылую картину осенней природы дополняют “два льва без лап” возле полуразрушенной беседки.
Но чаще природа у Фета аккомпанирует любовному чувству — и любовь преображает мир: “...чудные извивы // На коре вокруг дупла” в «Иве», “мечтательно светит луна” в стихотворении «Если зимнее небо звездами горит…», а в знаменитом «Я пришёл к тебе с приветом…» “весельем веет” “отовсюду”. Поэту важно подчеркнуть, что чувство, навеянное природой и любовью, не всегда может быть выражено в ясных словах: “не знаю сам, что буду петь”; “Я думал… не помню, что думал…” («Я долго стоял неподвижно…»), “О, если б без слова // Сказаться душой было можно!” («Как мошки зарёю…»).
Фет, как правило, даёт мгновенную зарисовку природного состояния: «Я жду… Соловьиное эхо…», «Жду я, тревогой объят…». Впрочем, и у него, как и у Тютчева, природное явление служит для символического раскрытия сути поэтического творчества или состояния души; так, описав полёт ласточки “над вечереющим прудом”, Фет спросит: “Не так ли я, сосуд скудельный, // Дерзаю на запретный путь, // Стихии чуждой, запредельной, // Стремясь хоть каплю зачерпнуть?” («Ласточки»).
Первая тема требует внимательного перечитывания текста романа, и этим она хороша. Напомним вкратце суть содержания главы. На следующий день после счастливого свидания с Ольгой Обломов спрашивает себя, за что его могла полюбить Ольга, и приходит к мысли, что не за что; это ошибка, “приготовление к любви”. Он пишет Ольге письмо, в котором прощается с нею и отпускает её. Потом герой, прячась, следит за Ольгой, видит её слёзы, слышит её упрёки; следует их объяснение, Ольга видится герою “в блеске, в сиянии”. Она поёт, и Илье Ильичу кажется, будто “стеснённая грудь её” “рыдала от счастья”. “Как хорошо жить на свете!” — последние слова этой главы.
Традиционно этот эпизод понимается как ещё одно проявление слабости Обломова, его нерешительности — вспоминают поведение тургеневских героев (г-н Н. из «Аси», Рудина). Действительно, автор так строит повествование, что Ольга представляется Обломову правой во всём, а он сам себе — совершившим ошибку. И вполне логично провести эту линию в анализе эпизода, вспомнить затем разрыв героя с любимой девушкой, её горькие слова, сказанные ему при прощанье — а ведь ещё в этой главе Ольга словно угадывает будущее: “А если <…> вы устанете от этой любви <…> если даже не другая женщина, а халат вам будет дороже?..” Но можно возразить, что так воспринимает происходящее герой, а не автор — ведь Обломов угадывает будущее развитие их отношений. В новом учебнике об этом эпизоде автор (Д.П. Бак) говорит, что “сокровенным представлениям Обломова о женщине соответствует вовсе не прекрасная, страстная, волевая Ольга Ильинская, а скорее вдова Агафья Пшеницына, хозяйка квартиры на Выборгской стороне, ставшая женою Обломова, матерью его сына”. И разрыв с Ольгой понимается как “искушение, которое ему удалось преодолеть” (Русская литература XIX века: В 2 ч. / Под ред. А.Н. Архангельского. М., 2002. С. 72). А в статье В.Мерлина «Как живёте, Обломов?» наш эпизод комментируется следующим образом: “Обломов столкнулся с непониманием или нежеланием понять его. Работу его души отвергли, признали ненужной, и она затухает, как всякая деятельность, потерявшая смысл <…> это Ольга испытывается любовью Обломова и не выдерживает этого испытания” (Простор. 1988. № 5. С. 167). Таким образом, этот эпизод допускает различные толкования; на мой взгляд, это не недостаток, а достоинство предложенной темы.
Четвёртая тема многослойна — от первого, примитивного уровня, сводящегося к заклинаниям типа “Пусть сильнее грянет буря!” до анализа ницшеанской в основе философии раннего Горького, ставящего на место Бога — человека. “Разве ты сам не жизнь?” — спрашивает Макар Чудра, и так начинается прославление ЧЕЛОВЕКА (здесь очень уместна поэма в прозе «Человек»). Второе — СВОБОДА, но не только от чего-то (Ларра), но и для кого-то (Данко). Да и сам “подвиг”, так навязший в ушах за советские годы, может быть понят как бесстрашная трата себя — в споре с смирением и страданием, предлагаемыми Достоевским, и “народным христианством” Льва Толстого. Ещё важнее — ПРАВДА. В чём она? Ведь враждебный человеку мир вещей навязывает ему свою правду, которая “камнем ложится на крылья” («О Чиже, который лгал, и о Дятле — любителе истины»). Сам выбор в герои бродяг, босяков, воров означает выбор людей, свободных от социальных отношений, навязываемых миром — поэтому вор Челкаш выше крестьянина Гаврилы (не знаю, предполагалось ли включение в круг “романтических” текстов рассказа «Челкаш»). Далее вспомним о символике ранней прозы Горького — здесь и Сокол, и Буревестник (кстати, и Челкаш напоминает хищную птицу); конечно, важнейшую роль играет природа — Макар Чудра помещён между “бесконечным морем” и “безграничной степью”; природа предельно оживлена: “мелодия плеска волны” — “задумчивая”, “мгла осенней ночи вздрагивала”, ветер воет “жалобно” и так далее. Если же говорить о сюжетах, они все могут быть сведены к одному: гибель героя ради свободы — это и история Радды и Лойко, это и легенды о Данко и Ларре, наказанном бессмертием и превратившемся в тень, это и песня о Соколе.
Что касается оставшихся тем, они либо слишком сложны (в XX веке очень мало произведений, о которых можно было бы сказать тургеневскими словами — разве что «Доктор Живаго»; зато об «Отцах и детях» такую тему написать было бы интересно), либо слишком просты (о Фамусове).