Достойна ли Софья любви?

Миг вожделенный настал… Выпускник-2003 и его многострадальный учитель получили долгожданную возможность постичь всё изящество интриги, связанной с перечнем тем для подготовки к предстоящему сочинению.

Сразу оговоримся: критиковать, особенно заочно, да ещё и безымянных авторов, — дело нехитрое, и это вовсе не тот случай, когда правду говорить легко и приятно. Просто есть ещё один повод поразмышлять над тем, каково представление о настоящем и будущем преподавания литературы у тех, кто взял на себя немалую ответственность за это направление в образовании.

Во дни сомнений и раздумий о прошлогодних тридцати пяти комплектах весьма уважаемый и опытный методист сказала автору этих заметок: “Не волнуйтесь и не переживайте: дети смотрят на вещи проще и справятся с любыми темами”. Экзамен показал, что она было права. Только вот не знаю: к сожалению или к счастью. Ситуация, когда ученик трактует тему, как ему удобно или в зависимости от того, какая шпаргалка есть, а проверяющий делает вид, что не замечает этого, безнравственна. Помимо унизительной зарплаты, учителю наносится и моральный урон. И, как ни парадоксально, при непосредственном участии тех, кто искренне, я уверена, печётся об улучшении ситуации с преподаванием литературы.

Засучи рукава, словесник, затяни потуже поясок — и в путь! А путь тупиковый, и для большинства это очевидно.

Посудите сами.

Во-первых. Расширять банк тем и увеличивать количество комплектов в дальнейшем абсурдно. Понятно, что количеством хотели лишить потенциальных трёх корочек хлеба всяких там недобросовестных горе-филологов, которые штампуют и в горячую предэкзаменационную пору продают на вес свои нетленки. Но, вот увидите, курилка жив и ещё себя покажет! А обескураженные ученики и возмущённые родители — забота совсем другой категории граждан.

Во-вторых. Дальнейшая трансформация формулировок бесперспективна. Стоит ли изощряться, выворачивая наизнанку вполне традиционную тему? Коллеги, возможно, оценят гибкость ума, сочинившего про парадоксы личности Печорина или формулу “среда заела” у Чехова. Однако хороший ученик про парадоксы и сам догадывается. Пресловутый же троечник в наглухо застёгнутом в жаркий первый день лета пиджаке всё равно напишет про то, как постепенно деградировал Ионыч, а Чехов, ненавидевший пошлость, его осуждал.

В-третьих. Сегодняшний “минимум” или завтрашний “стандарт” не резиновые. В этом году удалось не повторить прошлогодних стихотворений, эпизодов, а что дальше? Кстати, и в этот раз в числе стихотворений есть такие, самостоятельное истолкование которых подростками по разным причинам затруднительно. К примеру, «Песня» Жуковского, «Письмо товарищу Кострову…» Маяковского, «Про эти стихи» Пастернака. Что касается эпизодов, то круг наиболее значимых на данный момент, видимо, исчерпан, а получившийся перечень, мягко говоря, небезупречен. Например, в приличном во всех отношениях тургеневском романе подходящего эпизода не нашлось, зато в небольшой «Старухе Изергиль» их обнаружилось целых два.

В-четвёртых. Такое “нововведение”, как “проблемный вопрос”, хотя и может тиражироваться до бесконечности, как тема выпускного сочинения всё-таки далеко не оптимален. В одних случаях с точки зрения “проблемности” он задаёт “неподъёмный” для школьника и спорный сам по себе вопрос, вроде того, что касается иллюзий, в плену у которых чаще всего оказываются герои чеховских рассказов. В других — побуждает не к анализу произведения, а к псевдорассуждению на морально- или аморально-этическую тему, вроде той, что я вынесла в заглавие статьи. Как тут не спросить: а судьи кто? В целом же эти вопросы — самые стандартные, часто даже тривиальные.

В-пятых. Лет пятнадцать назад, в пору “перестройки”, иные энтузиасты из числа словесников очень увлекались темами-цитатами и перерывали горы книг в поисках незаезженных и афористичных фраз, чтобы украсить ими очередное сочинение. Опыт показал, что “красивая упаковка” мало меняет суть дела, и от этого стали отказываться, наивно полагая, что время повального увлечения яркими формулировками прошло. Улита ехала-ехала… и мы имеем то, что мы имеем. Энное количество очень разных закавыченных высказываний, иные из которых настолько поучительны, что впору посетовать на отсутствие возможности огласить весь список. При безусловном пиетете по отношению к авторам цитат нельзя не заметить, что, извлечённые из контекста и спроецированные на иной культурно-эстетический материал, эти высказывания могут получать налёт ходульности. Или, хуже того, звучать двусмысленно, приобретать несвойственный им подтекст. Вот два характерных примера. «“Честь нельзя отнять, ее можно потерять…” (А.П. Чехов). (По одному или нескольким произведениям русской литературы XIX века.)», «“Болезнь любви неизлечима…” (А.С. Пушкин) (По одному или нескольким произведениям русской литературы XX века.)».

Резюме. Впечатление такое, что группа составителей экзаменационных тем подсознательно (или сознательно?) действовала по принципу: после меня хоть потоп. Впрочем, может быть, учителю недвусмысленно намекают на “единый экзамен”, который не за горами? Зачем парализовать на два оставшихся месяца учебный процесс, к тому же в преддверии медальных баталий? Ведь, как это ни парадоксально, найдутся дети, которые будут писать — и самостоятельно — все семьдесят сочинений заранее. Как мой прошлогодний медалист Ваня, разобравший, несмотря на все учительские протесты, тридцать три стихотворения.

К слову, о стихотворении. В последние годы словесники, слава Богу, научились неплохо работать с этой темой. Понятно, что семидесяти “подходящих” текстов просто не оказалось в “минимуме”, и пришлось их “объединить” с эпизодами. Небольших произведений для текстуального разбора, естественно, тоже на всех не хватило.

Ничего! Напишем что-нибудь о трагическом мировосприятии лирического героя Тютчева.

Или, как люди “просвещённые”, определим, в чём смысл жизни.