Я ИДУ НА УРОК

Уроки нижегородских учителей

Мстислав ШУТАН,
гимназия № 13,
г. Нижний Новгород

---

Формирование философского взгляда на мир на уроках литературы

Как известно, философия — наука о наиболее общих законах развития природы, человеческого общества и мышления. Литература как явление культуры и школьный предмет обладает громадным потенциалом приобщения человеческой личности к вневременным истинам о мире и человеке, философским истинам. Отражённый в статье педагогический опыт раскрывает содержание и формы деятельности в этом направлении.

Ниже приводится примерная программа формирования философского мышления на уроках литературы. Она не отражает последовательности изучения художественной литературы, так как в рамках каждого раздела встречаются произведения, изучаемые в разных классах. Иначе говоря, программа — это модель той философской картины мира, которая в итоге запечатлевается в сознании ученика.

Добро и зло

“Консервативное” и “революционное” отношение к мироустройству в свете категорий добра и зла, отражённое в художественной литературе.

Образное воплощение диалектики добра и зла: Мефистофель — И.В. Гёте «Фауст»; Демон и Печорин — М.Ю. Лермонтов «Демон», «Герой нашего времени»; Воланд — М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита».

Природа

Проблема познания природы и воздействия на неё: И.В. Гёте «Фауст», М.А. Булгаков «Собачье сердце».

“Космизм”: соотнесение земного и небесного в лирике А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, А.А. Блока, Б.Л. Пастернака и в русском романе XIX века: М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени», Л.Н. Толстой «Война и мир». Пантеизм и литература: И.В. Гёте «Фауст», лирика Ф.И. Тютчева. Идея незыблемости законов природы в русском романе: И.С. Тургенев «Отцы и дети», М.А. Шолохов «Тихий Дон».

Любовь как проявление стихийной природной силы: В.Шекспир «Ромео и Джульетта», Н.М. Карамзин «Бедная Лиза», А.С. Пушкин «Евгений Онегин», “денисьевский” цикл Ф.И. Тютчева, И.С. Тургенев «Отцы и дети», А.П. Чехов «Дама с собачкой», «Вишнёвый сад», А.И. Куприн «Гранатовый браслет», И.А. Бунин «Тёмные аллеи», В.В. Маяковский «Облако в штанах», М.А. Шолохов «Тихий Дон».

Человек и смерть: В.Шекспир «Гамлет», А.С. Пушкин «Брожу ли я вдоль улиц шумных...», «Вновь я посетил...», Л.Н. Толстой «Война и мир», «Смерть Ивана Ильича», А.А. Ахматова «Приморский сонет», В.Г. Распутин «Последний срок», В.П. Астафьев «Царь-рыба» (новелла из романа).

Цивилизация

Понятие “цивилизация”.

Руссоистская теория “естественного человека” и русская литература: Н.М. Карамзин «Бедная Лиза», М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени» (кавказский мир в романе), Л.Н. Толстой «Юность».

Идиллический мир и его законы: лирика Горация, А.С. Пушкин «Евгений Онегин» (жизнь Лариных, Онегин после объяснения с Татьяной), «Капитанская дочка» (жизнь в Белогорской крепости), И.А. Гончаров «Обломов», М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита» (вечный дом).

Тема буржуазной цивилизации в реалистическом романе XIX века. Антитеза города и деревни в русской литературе XX века и её нравственно-философский смысл: лирика С.А. Есенина, “деревенская проза”.

Свобода

Свобода в христианском понимании.

Свобода и её романтические символы: А.С. Пушкин «К Чаадаеву», «К морю», М.Ю. Лермонтов «Мцыри», М.Горький «Песня о Соколе». Свобода и политическая организация общества: необходимость свободы: «Горе от ума» А.С. Грибоедова, «Вольность» и «Деревня» А.С. Пушкина, «Жизнь и судьба» B.C. Гроссмана; утопические модели общества, построенного на основе принципа несвободы: «Великий инквизитор» из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», Е.И. Замятин «Мы».

Духовная суверенность творческой личности: А.С. Пушкин «Пророк», «Из Пиндемонти», М.Ю. Лермонтов «Смерть Поэта», «Пророк», А.А. Блок «Поэты», М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита».

Идея “сверхчеловека”: Печорин (М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»), Базаров (И.С. Тургенев «Отцы и дети»). Раскольников (Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»), “наполеонизм” (Л.Н. Толстой «Война и мир»), Коврин (А.П. Чехов «Чёрный монах»), Данко и Сатин (М.Горький «Старуха Изергиль», «На дне»); Ф.Ницше и русская литература конца XIX — начала XX века. Тема фатализма в русском классическом романе: М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени», Л.Н. Толстой «Война и мир».

Человеческая судьба

Идея преемственности этапов человеческой судьбы: А.С. Пушкин «Евгений Онегин», Н.В. Гоголь «Мёртвые души».

Тема “воскрешения” человеческой души: христианские представления, мгновенное “воскрешение” (Онегин, Пьер Безухов, Андрей Болконский), “воскрешение” как поэтапный процесс (Чичиков, Раскольников, Гуров), невозможность “воскрешения” (Печорин, Обломов, Иудушка Головлёв).

“Самостоянье” человека в “минуты роковые” истории: А.С. Пушкин «Капитанская дочка», Л.Н. Толстой «Война и мир», М.А. Шолохов «Тихий Дон». Поэтическое и прозаическое.

Антитеза поэтического (бесконечного, возвышенного) и прозаического (конечного, приземлённого) в романтической литературе. Поэтизация прозаического и прозаизация поэтического в реалистической литературе.

Что может представлять из себя философская интерпретация литературного произведения? Приведём несколько примеров.

«Преступление и наказание»

В ситуации чтения Соней строк из Евангелия обнаруживается на первый взгляд “завышение уровня общения”. Её стремление оказать на Раскольникова нравственно-религиозное воздействие раскрывается в следующих строках: “«Он, он — тоже ослеплённый и неверующий, — он тоже уверует, да, да! сейчас же, теперь же», — мечталось ей, и она дрожала от радостного ожидания”.

Соня как бы приподнимается над конкретной жизненной ситуацией, её психологическим содержанием, так как ожидает чуда, мгновенного преображения души человеческой посредством святых для неё слов. Мифологическое отношение к ситуации очевидно.

Но проще всего интерпретировать эпизод только подобным образом. Думается, его психологическое содержание отличается многоплановостью. Ведь сам Раскольников попросил Соню прочитать строки о воскресении Лазаря после того, как узнал, что Новый Завет, лежавший на комоде, Соне принесла Лизавета. “Лизавета! странно! — подумал он. Всё у Сони становилось для него как-то страннее и чудеснее с каждой минутой”. Нельзя однозначно мотивировать поступок Раскольникова, ибо за ним ощущается действие подсознательных сил. Внутренний мир человека неподвластен жёсткой, логической схеме. Такому пониманию ситуации не будет противоречить следующее суждение: восприятие Соней настоящего в мифологическом контексте отвечает тем душевным (и духовным!) порывам Раскольникова, которые им самим не осознаны. А тогда нет у нас основания говорить о полном отрыве Сони от психологической реальности.

Ситуация подлинного общения встречается лишь в конце романа: “Они хотели, было, говорить, но не могли. Слёзы стояли в их глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже стояла заря обновлённого будущего, полного воскресения в новую жизнь”. Что примечательно, общение это нельзя назвать вербальным.

Героиня “угадывает” потребность души и духа собеседника, последним ещё не осознанную, и чутко на неё реагирует; в пределах данной ситуации она не добивается своего и не выходит на уровень подлинного общения, но в долгосрочной перспективе такая возможность возникает и реализуется. Поэзия общения понимается как результат работы трудной, но неизбежной.

Роман «Война и мир»

Андрей Болконский и Пьер Безухов находятся в процессе поиска, постоянного движения, притом сущность “одиссеи” каждого из них не может быть сведена к формуле “смерть и воскрешение человеческой души”. Такая формула может быть отнесена к тому или иному временному отрезку (нескольким временным отрезкам), но не схватывает главную особенность судьбы ни Андрея, ни Пьера, где подъём человеческого духа нередко сменяется кризисной ситуацией, выход из которой впоследствии становится неизбежным. Такая “циклизация” не отменяет итога: и Болконский, и Пьер приближаются к божественному, истинному. На первый взгляд кажется, что приближение не показано автором как результат длительного нравственно-психологического процесса: на внутренний мир Андрея серьёзно влияет ранение и предчувствие смерти, на внутренний мир Пьера — встреча с Платоном Каратаевым, выведшим его из тяжелейшего кризиса (вспомним о реакции толстовского героя на казнь поджигателей). Но вряд ли Л.Н. Толстой гипертрофирует роль случайного, ибо за последним обнаруживается закономерное. Именно сейчас, когда внутренний мир Болконского охватывают пессимистические настроения, когда понимание жизни соответствует его личному опыту (нельзя забыть о словах князя о древе познания добра и зла, произнесённых накануне Бородинского сражения), предчувствие неизбежной встречи с самой смертью даёт тот психологический и “идеологический” эффект (“любовь божеская и человеческая”), который ранее был бы невозможен.

Встреча Пьера Безухова с Платоном Каратаевым также не может быть названа случайной. Во-первых, в последовательности кризисов, встречающихся в жизни Пьера, присутствует определённая логика: если ранее несовершенство мира не воспринималось им как нечто всеобъемлющее, неизменное, ибо оставалась надежда на то, что самосовершенствование способно изменить в лучшую сторону содержание его жизни, то теперь, после казни поджигателей, отсутствует ощущение собственной греховности, которое прежде было силой, способной вывести героя из тупиковой ситуации. И сейчас, когда Пьеру знакомы различные формы душевного и духовного кризиса, когда душа обогащена страданием беспредельным, сам Бог посылает толстовскому герою Платона Каратаева, примиряющего его с миром.

В художественном мире Толстого на самом деле нет ничего случайного, и читатель романа, чутко реагирующий на смысловые акценты, расставленные автором, невольно подходит к мысли о действии высшей, провиденциальной силы, к мысли, подкрепляемой философскими отступлениями, встречающимися в третьем и четвёртом томах.

Какое место может занимать в структуре урока та или иная философская информация, призванная создать эвристическую ситуацию?

1. Философская информация несёт в себе “стратегический” смысл и призвана мотивировать учащихся на решение непростой для них задачи, состоящей из нескольких этапов. Например, вторую часть занятия (первая часть была посвящена работе с художественным текстом) по роману Л.Н. Толстого «Война и мир», на котором раскрывается авторский взгляд на историческую личность, учитель может начать таким образом: “Великий немецкий философ Гегель деятельность великих людей освобождает от моральной оценки и нравственной ответственности. То есть, по его мнению, великая историческая личность имеет право на совершение безнравственных поступков. У Льва Толстого противоположный взгляд на проблему. Какой, на ваш взгляд, может быть логика его рассуждений?” Ситуация моделирования жизненной позиции другого человека важна по двум причинам: 1) в интеллектуальном отношении она важна, ибо подготавливает учащихся к осмыслению толстовской философии истории; 2) нельзя сбрасывать со счетов и эмоциональный фактор, неизбежно возникающий именно сейчас, так как учитель предлагает своим воспитанникам встать на одну ступеньку с великим писателем хоть на несколько минут.

2. Философскую информацию ученики могут получать и в ходе анализа художественного текста. Например, осмысление содержания пятой главы чеховского «Чёрного монаха» может быть углублено подборкой цитат из книги Ф.Ницше «Так говорил Заратустра»:

“...отныне хотим мы — чтобы жил сверхчеловек <...> Этих нынешних господ, преодолейте вы их, о братья мои! — этих маленьких людишек: в них величайшая опасность для сверхчеловека!

Преодолейте, вы, о высшие люди, маленькие добродетели, маленькие благоразумия, песчинки щепетильности, муравьиное кишенье, жалкое благополучие, «счастье большинства».

Вы хотите высоко подняться — пользуйтесь собственными ногами! Не позволяйте себя взносить, не садитесь на чужие спины и головы! <...>

Будьте как ветер, когда он вырывается из горных щелей: под свою собственную дудку хочет он плясать, моря дрожат и прыгают у него под стопами <...>

Так научитесь же над собой до упада смеяться! Возвысьтесь сердцем, вы, молодцы-танцоры. Выше! Ещё выше! И не забывайте при этом и молодой смех!”

Сопоставительная работа позволяет включить чеховское произведение в контекст исторической эпохи.