Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №47/2002

Архив

ГАЛЕРЕЯ«Отцы и дети». Карикатурный роман. Гравюры с рисунков А.Волкова. 1868 г.

Григорий ЯКОВЛЕВ,
Центр образования № 1811,
Москва


А кто такая Одинцова?

Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна?
И.С. Тургенев

«Отцы и дети». Карикатурный роман. Гравюры с рисунков А.Волкова. 1868 г.Об интереснейшем романе Тургенева за 140 лет его существования написаны, вероятно, сотни статей. Известно, что содержание произведения сразу же вызвало в русском образованном обществе ожесточённую полемику, и, несмотря на прочность позиции романа в кругу шедевров литературной классики (или поэтому), споры продолжаются и поныне (вспомним хотя бы серию острых статей О.Чайковской). Естественно, основным объектом исследований и разногласий был и остаётся главный герой «Отцов и детей» Евгений Базаров. Я не собираюсь в данной статье возвращаться к этой теме. Напомню только, что даже далёкий от революционных идей Николай Лесков назвал его “здоровым типом”, в отличие от эпигонов-нигилистов, а Фёдор Достоевский готов был “пожать ему руку”.

Меньше писали о второстепенных персонажах, вскользь или очень мало — об Анне Сергеевне Одинцовой. Развёрнутой характеристики её я не встретил. С.М. Петров в восемнадцатистраничном послесловии к третьему тому собрания сочинений Тургенева уделил отношениям Базарова с Одинцовой пять предложений, обосновав это тем, что “...в «Отцах и детях» Тургенев отводит любовному сюжету второстепенное место”. М.Г. Качурин в учебнике для “углублённого” изучения литературы в 10-м классе (1998) сообщил, что он “уважает” Одинцову и что “перед лицом смерти” проявилась “поэтическая любовь к Одинцовой” героя романа. Этим и ограничился. Чуть большего внимания и уважения удостоилась героиня в учебнике Ю.В. Лебедева (2001), а раньше — в книге Г.А. Бялого «Роман Тургенева “Отцы и дети”» (1968).

А между тем история любви Базарова (девять глав небольшой по объёму книги) чрезвычайно важна и в идейном, и в нравственном отношении, и с чисто художественной стороны. Я убеждён, что на беседу об этих страницах можно, не скупясь, отвести по крайней мере два урока. Поводом для начала такого разговора могут служить слова Базарова: “Когда я встречу человека, который не спасовал бы передо мною, тогда я изменю своё мнение о самом себе”.

Таким человеком неожиданно оказывается обаятельная женщина. Не секрет, что моральная сущность мужчины часто обнаруживается в его отношениях с женщинами. Базаров — не исключение. Перед ним пасуют все действующие лица, все, кроме Одинцовой. Отношения с ней не курортный роман, не происшествие, а событие, определяющее переворот в психологии, в настроении, взглядах, в жизни человека, в его судьбе. Читатель увидел главного героя в новом свете, в столкновении сухой теории и “зелёного дерева жизни”, в распахнутости глубоко спрятанных от самого себя чувств и желаний. Любовь — чувство стихийное, и всё-таки важно, кого и как любит человек и кто любит его; это так же, как дружба, характеризует любящего и любимого.

Так что же представляет собой женщина, поразившая умного, несокрушимого и самоуверенного Евгения Васильевича? Обворожительная красавица, царица. Но неужели могла она привлечь Базарова только внешностью? Отрицательный ответ, казалось бы, ясен. Однако, видимо, не всем. Иные критики XIX и XX веков, игнорируя тургеневский текст, замечали в героине лишь её модельную броскость и умение вести себя в светском обществе. Так, анонимный автор журнала «Библиотека для чтения» (1862, № 5) по свежим следам сообщал читателям: “В Одинцовой нет ничего необыкновенного, кроме её красоты, изящной выдержки и приготовленности для жизни”. Порой литераторы всерьёз затевали забавную перепалку. Например, вызвало журнальную драку выражение Базарова “эдакое богатое тело” (первое его впечатление). Критик в журнале «Русский вестник» (1862, № 5) по этому поводу писал: “Сочувственная базаровскому типу прогрессивная критика пускалась в серьёзные и пространные объяснения, что так именно и следует ценить женскую красоту с настоящей, реалистическо-современной, молодой, прогрессивной точки зрения, что «богатство» тела и есть единственный признак красоты, что других никаких признаков и искать не подобает, ибо такое искание есть гнилой идеализм, противоречие естественно-научному знанию и так далее”.

В спор о плечах и теле Одинцовой вмешался Дмитрий Писарев, обративший внимание, один из немногих в ту пору, на умственные способности и другие стороны одарённой натуры этой женщины. Что Одинцова — не раскрашенная кукла, не модель и не пустышка, ясно с первых тургеневских строк о ней: “спокойно и умно” глядели её глаза, “какою-то ласковой и мягкой силой веяло от её лица”. По контрасту с лжеэмансипированными Кукшиной и Ситниковым Анна Сергеевна представлена на балу у губернатора неторопливой, неговорливой (“сама она говорила мало”, два раза тихо засмеялась), с достоинством осанки, в непринуждённом разговоре с неким сановником. Кажется, не без умысла Тургенев заставляет нас вспомнить хрестоматийные стихи:

Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?..

И далее:

Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей...
Всё тихо, просто было в ней...

И ситуация сходная, и почти точный портрет Анны Сергеевны Одинцовой, как говорят ныне, со знаком плюс. “Почти”, так как может смутить слово “не холодна”, но при первом восприятии Базарова ещё не могло возникнуть ощущение холодности незнакомой женщины. Прозорливый Базаров, в отличие от журналистов из «Библиотеки для чтения», сразу выделил её из массы светских дам, так же как Онегин на балу — неузнанную Татьяну-княгиню: “На остальных баб не похожа”. Чем же? Невозможным, по его представлениям и убеждениям, сочетанием в женщине независимости, красоты и ума: “По моим замечаниям, свободно мыслят между женщинами только уроды”. Перед его глазами было первое живое опровержение его представлений; первое, но не последнее.

“Баба с мозгом”, оказалось, многое испытала в своей жизни, многое знала, многим интересовалась, охотно читала хорошие книги (с плохими, случайными, засыпала) и “выражалась правильным русским языком”. Ах, лукавый Тургенев! Снова возникает, но уже под другим углом зрения, образ Татьяны Лариной, которая, увы, “по-русски плохо знала, журналов наших не читала и выражалася с трудом на языке своём родном”. Разумеется, нельзя никак бросить упрёк любимице Пушкина: другие годы, другое воспитание, но как же не поставить ещё один плюс Одинцовой, тем более что автор благодушно предоставляет нам такую возможность.

Неудивительно, что Базаров нашёл в ней, в женщине, собеседницу (и не только), с которой он мог вполне серьёзно, без высокомерия и без кокетства говорить о “предметах полезных”, начиная с устройства российского общества (“безобразного устройства”) и продолжая вопросами медицины, ботаники, живописи, музыки, наконец, проблемами психологии, счастья, любви, будущности самого Базарова. Трудно представить себе, с кем из обитателей этого романа мог бы Евгений Васильевич столь уважительно вести беседы о действительно важных проблемах. О женщинах и говорить нечего: ни Катя, ни Феничка, ни карикатурная Кукшина не могут соперничать с Одинцовой ни по интеллекту, ни по многим другим критериям.

Есть ещё один женский персонаж, внесценический, — княгиня Р., сумасбродный и “почти бессмысленный” образ которой хранит в душе всю жизнь Павел Петрович. Кто-то из литературоведов пытался как-то возвысить его “романтическую” любовь. Но Тургенев не жалует “загадочную” персону и эту страсть: глаза её были “невелики и серы”, но взгляд загадочен, “язык её лепетал самые пустые речи”; у неё был “небольшой ум”, а “всё её поведение представляло ряд несообразностей”. “Павел Петрович встретил её на одном бале, протанцевал с ней мазурку, в течение которой она не сказала ни одного путного слова, и влюбился в неё страстно”. Как романтично! Но Павел Петрович — вовсе не романтическая натура: “Он не был рождён романтиком, и не умела мечтать его щегольски-сухая и страстная, на французский лад мизантропическая душа”. И я бы не стал в этой статье отвлекаться, вспоминая об истории и предмете виртуальной любви Павла Петровича, если бы, контрастируя с ней, не высвечивались ярче достоинства Анны Сергеевны, не становилось бы понятнее рождение любви Базарова и не рельефнее вырисовывалась бы значительность его личности.

Женское очарование, красота, ум, мягкость и решительность, независимость и самостоятельность в мыслях и действиях (она к Базарову “благоволила, хотя и редко с ним соглашалась”), отвращение к пошлости, чувство собственного достоинства, женская гордость — такое сочетание человеческих качеств по мере узнавания всё более убеждало Базарова в том, что эта женщина “на остальных баб не похожа”. И в то же время многие свойства её натуры были родственны, на взгляд Одинцовой, её собеседнику и обусловливали их “однородность”, которая Евгению Васильевичу, возможно, импонировала, а по мнению Анны Сергеевны, мешала их сближению.

Любовь Базарова оказалась настолько могучей и неудержимой, что разрушила (не без помощи и чисто женской бесовской провокации) все плотины и дамбы надуманных запретов и теорий и грубо вырвалась наружу в виде прямолинейного признания. Гениально передано писателем развитие чувства героя, психологическое состояние его и её, трепетная, загадочная атмосфера в комнате, “таинственное шептание” ночи, дрожание рук и бушующая “сильная и тяжёлая страсть” Базарова. Вот где и романтика, и любовь, и темперамент, и характер!

Тургенев любит сравнения и мягкие, изящные контрасты. Ещё несколько глав — и писатель приведёт нас в сад, где Аркадий будет объясняться в любви Кате. Тщательно подбирая канцелярски-газетные обороты, он мямлит: “...вопрос, до которого я ещё не касался... желаю посвятить все мои силы истине... я полагаю, что обязанность всякого честного человека... это чувство относится некоторым образом... некоторым образом, заметьте, до вас...” Молодой человек волнуется, но это не сжигающий вихрь страстей Базарова. Он скажет о любви Аркадия — “бланманже” (желе из сливок или миндального молока). И Тургенев с иронической улыбкой прерывает робкий монолог влюблённого великолепной художественной деталью: “...а зяблик над ним в листве берёзы беззаботно распевал свою песенку...” И картинка банально сентиментального признания дорисована в духе старых лубочных открыток с голубками над целующимися парами. И сам щебечущий Аркаша Кирсанов — не зяблик ли? На уроке я читаю ребятам сцены объяснения в любви двух друзей и спрашиваю: “Чьё чувство вам кажется более сильным?” Как правило, отвечают единодушно: “Базарова!” Не они ли правы?

И непременно слышится вопрос: почему же прелестная и умная женщина, увлечённая необычной личностью и добившаяся признания от сурового отрицателя любви, не ответила ему тем же, не вышла за него замуж? О причинах можно догадываться и спорить, но не так, как это делал — грубо, примитивно и оскорбительно — критик журнала «Современник» М.Антонович: “Женщина, добрая и возвышенная по натуре, сначала увлекается им, но потом, узнав его ближе, с ужасом и омерзением от него отворачивается, отплёвывается и «обтирается» платком...” Нет, конечно, всё не так. Прежде всего они не настолько уж “однородны”, как полагала Одинцова. Скорее, прав был Базаров: “...между вами и мною такое расстояние...” Да, расстояние социальное, мировоззренческое, психологическое, материальное и тому подобное. Но мы знаем немало случаев, когда люди успешно преодолевают это расстояние при одном условии — при условии взаимной большой любви. Была ли такая любовь у прекрасной “аристократки”?

Тургенев утверждает, что она “мало влюбляется в Базарова” (письмо к поэту К.Случевскому). Да, мало, но дело в том, что она никого в жизни не любила — то ли неспособна была, то ли не везло ей — и оттого страдает, полюбить хочется (Маяковский писал: “Страшно не любить”), да так, чтобы “жизнь за жизнь. Взял мою, отдай свою...” И Базарова, “человека не из числа обыкновенных”, хочется ей полюбить. И что-то в душе и в сердце её происходит. Когда Базаров, ещё до признания, обмолвился, что намерен уехать к отцу, “она побледнела, словно её что в сердце кольнуло, да так кольнуло, что она удивилась и долго потом размышляла о том, что бы это значило”. С холодными и безразличными к мужчине женщинами такое не случается. И уже готова была Анна Сергеевна сказать Евгению Васильевичу “одно слово”, пытаясь удержать его, но Базаров, у которого “сердце так и рвалось”, стремительно покинул её. И долго ещё женщина будет решать для себя этот роковой гамлетовский вопрос, мысленно произносить: “Или?”, оценивать свои чувства: “Я и себя не понимала”. И даже у постели умирающего она всё ещё не в состоянии ответить определённо, “точно ли любила” этого человека. И где она, эта мера любви? Может быть, влечение к Базарову — это и есть потолок любовных возможностей Одинцовой, не знавшей другой любви. А страх, который она временами испытывает при мыслях о “нигилисте”, объясним: покойного мужа, “ипохондрика, пухлого, тяжёлого и кислого”, она “едва выносила”, вышла за него по расчёту, натерпелась, как говорится, обожглась и теперь, будучи свободной, осмотрительнее решает свою судьбу, вглядывается в малознакомого, но поразившего её воображение мужчину и пытается понять свои непривычные чувства. Можно ли в этом упрекнуть её?

Или в стремлении к спокойствию, к стабильности (постоянный аргумент против Одинцовой)? Да какая же женщина не хочет спокойствия? Тургенев, а за ним и литературоведы, и авторы ряда учебников ставят в укор Анне Сергеевне её холодность. Мне показалось уместным вновь обратиться к пушкинским стихам:

Я знал красавиц недоступных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума...
И, признаюсь, от них бежал...

К этой ли категории красавиц принадлежит Одинцова? По нарочитым описаниям и рассуждениям Тургенева — пожалуй. Но в её поступках, в её встречах с Базаровым — нет, она другая, живая, увлекающаяся. Однако быстрые, крутые повороты в жизни, мгновенные решения свойственны далеко не всем женщинам, имеющим за плечами тяжёлый жизненный опыт. И может быть, то, что называют холодностью героини, на самом деле просто умение “властвовать собою”, которому Онегин учил Татьяну?

Писарев считал, что отпугнуло Анну Сергеевну и то, что “в чувстве Базарова нет той внешней миловидности, joli a voir (красиво по внешности, миловидно), которые Одинцова совершенно бессознательно считает необходимыми атрибутами всякого любовного пафоса”. Возможно, и это сыграло роль. Не забудем, что наша дама, при некоторой демократичности в быту, — представительница княжеского рода (по матери). Что-то в облике и манерах Базарова пугало её. Однако она умела преодолевать свой страх. Что заставило её прийти к умирающему человеку, поцеловать его, несмотря на предупреждение о заразной болезни? Чувство вины? Или благодарности? Или?.. Кстати, этот эпизод по-разному воспринимался критиками: неистовствовал М.Антонович, называл сцену “гадостью”, находил в ней греховность и безнравственность; Д.Писарев видел в ней проявление мужества героя; А.Скабичевский сделал вывод, что Базаров “потешается над своей любовью даже на смертном одре”, а Чехов, как врач, изумлялся, насколько точно описан процесс умирания Базарова.

Человек, к которому обращены последние слова Базарова, — Анна Сергеевна. Любовь к ней он уносит в могилу. Ей он говорит и о невыполненной жизненной задаче. У Одинцовой тоже была цель жизни, совершенно непредсказуемая. О чём мечтала царственная красавица, какую “настоящую роль” прочила себе? “Роль тётки, наставницы, матери”, — говорила она Базарову. Неизвестно, осуществилось ли это скромное и благородное желание, в эпилоге не сказано. Из него мы узнаём лишь то, что Анна Сергеевна, так и не дождавшись любви, “вышла замуж, не по любви, но по убеждению, за одного из будущих русских деятелей, человека очень умного, законника, с крепким практическим смыслом, твёрдою волей и замечательным даром слова, человека ещё молодого, доброго и холодного как лёд. Они живут в большом ладу друг с другом и доживутся, пожалуй, до счастья... пожалуй, до любви”.

Любопытно, какие иногда делаются выводы из этих слов писателя. Вспоминается, как методист Е.И. Ильин во время давней встречи с ним, показанной по телевидению, рассказывал, как воспитывает своих учеников. Он всерьёз процитировал слова из эпилога, опустив сравнение “холодный как лёд” и выражение “доживутся”, и обратился к ученикам с таким примерно поучением: “Не ждите любви, выходите замуж и женитесь без любви, притрётесь и доживёте до любви и счастья — этому учит Тургенев”. Но Тургенев, как всегда, тонок и точен в деталях: муж Анны Сергеевны — “холодный как лёд”, хотя и умный, практичный, “законник”. Они “доживутся (не “доживут” — разница!), пожалуй (!), до счастья... (многоточие автора. — Г.Я.) пожалуй (!), до любви”. Мудрено не заметить здесь иронии писателя. Едва ли айсберги, притёршись друг к другу, когда-нибудь воспламенятся. И не может быть подобная идея близка Тургеневу, прожившему жизнь “на краешке чужого гнезда” из-за глубокой любви к Полине Виардо и не желавшему, женившись, “доживаться” до любви с другой женщиной.

Отношение Тургенева к своей героине неоднозначно. В изображении писателя она наделена таким богатством прекрасных черт, что, несмотря на некоторую холодность и приверженность к уюту и покою, предстаёт как женщина, вполне достойная любви Базарова, которому автор тайно симпатизирует. В тургеневских описаниях не только лица, но и всего облика Анны Сергеевны — нескрываемая мужская восторженность и заворожённость, в рассказе о привычках её и в эпилоге — мягкая ирония и только в раздражённом письме к Случевскому — более резкий выплеск.

Появление в романе такого персонажа, как Одинцова, позволило не только опровергнуть некоторые ошибочные взгляды, но и раскрыться лучшим чертам Базарова: способности любить, уважать женщину, сохранять чувство собственного достоинства в трудной ситуации, сдержанности, скромности, честности и прямоте, пробудило его интерес к отдельному человеку, заставило по-иному взглянуть на мир: “Может быть, вы правы; может быть, точно, всякий человек — загадка”. Да, как ни печально, любовь не всесильна, но и поражение в любви, столь же непредвиденное, как и её возникновение, не прошло даром для Базарова. Он, несомненно, по-человечески возвысился в глазах читателя, стал ближе ему.

Однако героиня романа чрезвычайно интересна и сама по себе. Непохожая на типично “тургеневских” девушек — Наталью, Елену, Лизу, Марианну, — она привлекает иными качествами, о которых говорилось выше. Но, видно, предвзятая оценка критиками личности Одинцовой создала ей устойчиво нелестную репутацию. Недавно я спросил учительницу литературы, преподающую в старших классах: “Какое представление об Одинцовой сложилось у вас?” Словесница слегка задумалась и произнесла: “То ли львица, то ли тигрица”. Если бы это было исчерпывающей характеристикой Анны Сергеевны, то как низко пал бы Базаров, скатившись к пошлому волокитству за светской дамочкой! Каким серым человечком выглядел бы тот, кого Тургенев представлял “фигурой сумрачной, дикой, большой, до половины выросшей из почвы, сильной, злобной, честной”.

История отношений Базарова с Одинцовой — благодатный материал для обсуждения на уроках, для развития самостоятельного мышления: тут много нерешённых проблем, простор для самовыражения, для разговора “о странностях любви”, о соотношении долга и чувства, о женской красоте, о художественном мастерстве писателя и так далее. Всё это злободневно и вечно.

Рейтинг@Mail.ru