УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ

Алена МАЛЬГИНОВА,
профессиональный лицей
“Уралмашевец”,
г. Верхняя Пышма
(учитель литературы —
Надежда Петровна Убалехт)

Два противопоставления

Написанное в 1966 году стихотворение А.Т. Твардовского “Погубленных берёзок вялый лист...” относится к поздней лирике поэта. Автор вспоминает события сорокалетней давности. А от меня, “читателя вероятного”, дата этого стихотворения отстоит тоже почти на сорок лет.

Стихотворение автобиографично. Этот далёкий летний праздничный день в смоленской деревне вспоминается автору в таком богатстве эпитетов, какие у него, скуповатого на “художественные приёмы”, встречаются нечасто. Запах “вялого листа” “душист”, “как сено из-под дождика”, он “ещё сырой, ещё живой и клейкий”; аромат юности тревожит зрелую память поэта. Картина, выведенная из далёкого прошлого, казалось бы, проста и “понятна”, как Твардовский афористически охарактеризовал свою поэзию: “Вот стихи, а всё понятно, всё на русском языке”. А что тут непонятного?

Второй день Троицы — Духов день. Деревенский паренёк (я представляю его себе очень точно: косоворотка, кепочка, серьёзные серые глаза — как на фотографии А.Твардовского 1927 года) после комсомольского собрания сидит рядом с “первым парнем на деревне” — гармонистом. Пожилые люди — в церкви, напротив. А молодые — за ними будущее — в Бога не верят. Это первая картинка — ситуация обеспечена двумя наивно-простыми эпитетами: “первый гармонист” — “суровый атеист” и противопоставлением двух форм поведения: “собрание в ячейке, а в церкви — служба”. Но второе противопоставление, уже с союзом но, выводит содержание стихотворения на другой, высокий и трагический уровень. Его характеризует тоже пара эпитетов, и тоже рядом, в рифму: “секрет” “не раскрытый” — “поэт” “знаменитый”.

Здесь противопоставлен весь мир, всё что есть в жизни лирического героя (его характеристика, этого всего, “помимо прочего”), и тот тайный поэтический дар, который принесёт парнишке известность, славу. Мечтает ли деревенский комсомолец о высоком служении людям, осознаёт ли значение “Божьей кары” в своей душе? Может быть, это всего лишь полнота жизни? Я, как все, может быть, и не первый, но второй парень на этой деревне, безусловно. А ещё меня и в газете напечатали. А и ещё напечатают, я верю в свой талант. Только ли? Как тянет в глубину этого маленького шедевра. Вот слово “душа”, и невольно в уме подбирается ряд родственных: душевный, духовность, духовенство. “В душе” — конечно, где же ещё быть секрету? Но “суровые атеисты” душу-то отрицали. А недалеко от этого “божественного” понятия и само название праздника — “Духов день”. Неслучайно. Мог бы этот день всплыть в памяти и как Вознесенье или Троица. И эпитет “душистый” в ряду тех же родственных слов, и тоже это неслучайно. Две первых строки только о нём, об этом дивном запахе июньского дня, когда подросток, слушая тайную музыку своей души, ликовал и упивался своим душевным богатством. Крещёный атеист пойдёт по жизни твёрдым шагом конформиста. Но легко ли даётся такая твёрдость? Колридж писал, что “поэзия — это наилучшие слова в наилучшем порядке”. И первое слово этого стихотворения — “погубленных”, а последнее — “знаменитым”.

В стихотворении всего три глагола-сказуемых. Их лексическое значение чрезвычайно своеобразно.

“Первый гармонист восседает”. Сколько здесь важности напоказ, тем более комично, что это не трон, а деревенская скамейка.

“В душе поёт... секрет”. Понятие лирики неразрывно связано с музыкой по значению корня слова. Поэтический талант заявляет о себе тайной мелодией, которая звучит только для поэта.

“Я... какой хочу, такой и знаменитый”. Какая юная победительная вера в свой талант и поэтическую судьбу! Всё так и было.

За каждой строчкой и тайна, и глубина, и красота мысли и чувства прекрасного русского поэта.