Читальный зал
КНИЖНАЯ ПОЛКА
Д.С. Мережковский. ЦАРСТВО АНТИХРИСТА: Статьи периода эмиграции / Составление, комментарии О.А. Коростелёва и А.Н. Николюкина; послесловие О.А. Коростелёва. СПб: РХГИ, 2001. 656 с. (Русский Христианский гуманитарный институт. Серия “Из архива русской эмиграции”). |
Перефразируя заглавие знаменитой книги автора рецензируемого сборника, его можно бы назвать “Мережковский неизвестный”.
Он и вправду по-прежнему малоизвестен на родине: если не именем своим (оно достаточно собрало на себе брани и хулы), то сочинениями своими, бесспорно.
А между тем отказываться от наследия Мережковского попросту нерасчётливо. Этот интеллектуал не просто видел многое и дальше многих. Эстет до мозга костей, он стал поистине пророком судьбы русской культуры. Трагическим пророком, но он ли в том виноват?! Статья Мережковского “Грядущий Хам” (1905), этот манифест предостережения, сегодня, после того как хам не только пришёл, но и восторжествовал, читается с тяжёлой сердечной тоской и досадой — почему же писатель не был услышан?! Может быть, потому, что, хотя правду говорить легко и приятно, слышать её невыносимо? Так или иначе, статья эта, к радости нашей, попавшая и в некоторые школьные программы по литературе, до сих пор не получила хрестоматийного распространения.
Нынешний сборник в определённой степени продвигает наши представления не только о Мережковском, но и о нас самих в сторону истины. В послесловии Олега Коростелёва, известного исследователя русской литературы в изгнании, исследователя добросовестного и въедливого, Мережковский представлен без всяких псевдодиалектических “с одной стороны”, “с другой стороны” — просто как писатель из дружины тех, что появлялись в России однажды. Второго Мережковского не будет. “Свобода без Бога Мережковского просто ужасала, поэтому ничуть не удивительно его молниеносное превращение из неблагонадёжного бунтаря в ярого контрреволюционера”. Я бы добавил: блистательного контрреволюционера. Рыцаря Контрреволюции. Бесконечно обаятельного в своей страсти сохранения и созидания культуры.
Но, конечно, главное — не только честный портрет, но сами сочинения писателя: в книге впервые собраны все его статьи, выступления, интервью, письма в редакции и т.п. с 1920 по 1941 год, выявленные учёными. Чтение Мережковского-изгнанника поучительно и необходимо по многим основаниям.
Во-первых, он укрепляет тех из нас, кто ещё сомневается, в убеждении, что “истинная задача, поставленная человечеству Богом”, разрешается “у большевиков дьяволом”: вместо соединения “общности с личностью, равенства со свободою, всемирности с отечеством”, большевики утверждают “общность без личности, равенство без свободы, всемирность без отечества”.
Во-вторых, он напоминает, — продолжая, между прочим, дело Салтыкова-Щедрина, — о живучести коммунистического нивелляторства: “Идучи по петербургским улицам и вглядываясь в лица, сразу узнаёшь: вот коммунист. Не хищная сытость, не зверская тупость — главное в этом лице, а скука, трансцендентная скука “рая земного”, “царства Антихриста””. Вам ничего это не напоминает — из сегодняшнего?
В-третьих, Мережковский, несмотря на трагизм в основной интонации своей публицистики, всё же утверждает необоримость культуры. Более того, он со всей своей систематикой то и дело останавливается в благоговейном изумлении перед её громадой и произносит слова, может быть, не всегда учёно точные, но всегда эмоционально укрепляющие.
Тогда-то окончательно осознаётся, что по миропониманию своему Мережковский всегда оставался художником, художником слова, причём способным, по наблюдению Георгия Адамовича, проникать в “недоступные и неведомые другим сферы”, принимать “бездны и тайны” как “родную область, а не только литературный приём”.