Архив

УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ

Евгений КАРЕПОВ,
8-й класс,
МОУ “Пушкинская школа”,
г. Новомосковск,
Тульская область
(научный руководитель —
В.С. Гришин)

Два поэтических века одной царскосельской статуи

“Молочница с разбитым кувшином” П.П. Соколова в русской лирике ХIХ–ХХ веков

Вот уже почти два века зимой и летом, весной и осенью сидит она, подперев щёку рукой, и глядит отрешённо-задумчиво на разбитый кувшин, из горлышка которого тонкой струйкой течёт прозрачная и холодная вода. И совсем не обращает внимания на шелест деревьев и голоса посетителей Екатерининского парка, а посетители при виде её, конечно, вспоминают бессмертные строки, посвящённые ей поэтом, видевшим её рождение:

Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой,
Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит.

Эти строки написал Пушкин осенью 1830 года в Болдине. Почему он вспомнил о печальной царскосельской деве в нижегородской деревне?

Это было время перехода Пушкина в новое качество — мужа, отца семейства, время своеобразного подведения итогов предыдущей жизни, время воспоминаний о прожитом и виденном. И, наверное, Пушкин вспоминал и о прежних увлечениях, о “девах” своей юности. Кто знает, может быть, перебирая их в памяти, размышляя о превратностях любви, поэт припомнил и ту, бронзовую, которой не грозили ни старость, ни морщины. Яркости припоминания способствовала и поездка поэта в Царское Село в 1829 году, после девятилетнего перерыва ¹.

Наверное, вернувшись мысленно в дни беспечной юности, Пушкин зримо представил и то, как появилась бронзовая печальная дева на гранитном пьедестале в царскосельском парке в 1816 году.

Автором её был Павел Петрович Соколов (1764–1835), видный мастер декоративной скульптуры классицизма. Он украсил Петербург фигурами грифонов на Банковском мосту, львов — на Львином и сфинксов у бывшего Египетского моста через Фонтанку.

Его “Молочница с разбитым кувшином”* — это героиня одной из басен поэта-классициста Жана Лафонтена (1621–1695), с творчеством которого был хорошо знаком Пушкин. Вот текст этой басни, имеющей название “Молочница и кувшин с молоком”:

* Фонтан и скульптура не имеют одного, строго определённого названия. — Ред.

Перетта с кувшином молока на голове
Поверх платка
Спешила в город быстрым шагом.
Она нарочно была налегке —
Простая юбка, низкие башмаки;
А на ходу
Наша молочница прикидывала в мыслях,
Сколько дадут за молоко,
Как на эти деньги купит она сто яиц,
А это — целых три выводка.
“Если постараться, — рассуждала она, —
То будет совсем не так трудно
Развести курочек полон двор;
И даже самый хитрый лис
Тогда не помешает мне купить за них свинью;
А откормить свинью — ещё того легче;
Когда свинья разжиреет в самый раз,
Я и её продам за хорошие деньги;
И разве тогда по нынешним ценам
Я не заведу и коровку и телёнка?
То-то он будет скакать в стаде!”
И от радости Перетта подскочила сама,
Кувшин упал —
Прощайте и коровка, и свинка, и курочки!
Хозяйка стольких богатств
Печальным взглядом обводит свою прибыль
И бредёт объясняться к мужу,
Опасаясь, что быть ей битой.
Из этого рассказа был сделан фарс:
Он называется “Кувшин молока”.

Кто в мечтах не выигрывал битв?
Кто не строил воздушных замков?
Пикрохол, и Пирр, и наша молочница,
И безумцы, и мудрецы —
Все мы грезим наяву в своё удовольствие,
Всех нас обольщает утешный обман:
И целый мир у наших ног,
И все почести, и все красавицы;
Когда я один — никто против меня не устоит,
Я низлагаю падишаха,
Я царь, меня любит народ,
Венец горит на моём челе;
Но чуть что-то стряслось, и я пришёл в себя —
И я всё тот же Жан-бедняга.

Как и всякая басня, эта содержит мораль: все человеческие мечты, наши воздушные замки разрушает беспощадная действительность.

Именно эту мысль подчеркнул в своём стихотворении, посвящённом статуе Перетты в царскосельском саду, современник А.С. Пушкина Михаил Данилович Деларю (1811–1868), вступивший с ним в своеобразное творческое соревнование:

Что там вдали, сквозь кустов, над гранитным утёсом мелькает,
Там, где серебряный ключ с тихим журчаньем бежит?..
Ты ль предо мною, Перетта? — Тебе изменила надежда,
И пред тобою лежит камнем пробитый сосуд.
Но молоко, пролиясь, превратилось в журчащий источник:
С ропотом льётся за край, струйки в долину несёт.
Снова здесь вижу тебя, животворный мой Гений, надежда!
Так из развалины благ бьёт возрождённый твой ток!

С.А. Кибальник в работе “Антологические эпиграммы Пушкина” пишет: “В отличие от Пушкина Деларю в большей степени опирался на сюжет лафонтеновской басни о молочнице. Превращение пролитого молока в животворный источник служит поэту аллегорией разрушенных и вновь возрождённых надежд”².

Пушкинский стих отличается лаконичностью, “удивительной пластикой и гармонией”³. Впрочем, пластика и гармония свойственны и скульптурным шедеврам, относящимся к пластическим искусствам. Вспомним причудливые изгибы тела нашей героини, льющиеся по нему складки одежды.

У Пушкина эта скульптурная пластика выражена в плавности стиха, которая достигается повторением одних и тех же слов, которые как бы формуют словесное изображение:

...дева разбила.
Дева печально сидит...
Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит.

Стих Пушкина как бы напоминает медленный ток воды в фонтане, которая “не сякнет”⁴. И повторы слов “вода”, “печально”, “урна” не создают монотонности, они не надоедают, как не надоедает нам долгое наблюдение за даже медленным движением воды.

В стихотворении А.С. Пушкина всего 25 слов, из них повторяющихся и однокоренных — 15. Такими малыми лексическими средствами создать шедевр мог, конечно, только Пушкин.

Пластика скульптуры подчёркнута и размером стиха, заимствованным из античной поэзии, — элегическим дистихом (чередованием гекзаметра и пентаметра). В пушкинском шедевре звучит “древний гомеровский ритм: медленный разбег каждого стиха, затем пауза, цезура посредине и плавный финал”⁵.

Стихотворение “Царскосельская статуя” входит в “Антологические эпиграммы” поэта, опубликованные в “Северных цветах” на 1832 год.

В этих произведениях каждая строка проникнута духом античности. Не случайно прозаическое слово “кувшин” (у Лафонтена) или нейтральное “сосуд” (у Деларю) у Пушкина превращается в “урну”⁶.

Урна во времена античности — сосуд для сбора и захоронения праха умерших. По происхождению своему слово “урна” связано со словом “кувшин”. Сведения об этом можно найти в “Этимологическом словаре русского языка” М.Фасмера, в “Историко-этимологическом словаре современного русского языка”.

Урна — не простой сосуд. В “Словаре сюжетов и символов в искусстве” Джеймс Холл пишет: “Урна — толстая круглая невысокая ваза с довольно широким горлом. Лежащая на боку, возможно, с выливающейся из неё водой, она является типичным атрибутом — как в античности, так и в эпоху Ренессанса и более позднее время — Бога, который, как считалось, обитал в реке”.

Именно такой сосуд, вероятно, увидел и описал чутко ощущавший не только своё время Пушкин. Одно слово изменило характер и содержание стихотворения: “...эпиграмма приобрела, помимо конкретного, также и универсальный смысл”, — отмечает С.А. Кибальник в своей работе “Антологические эпиграммы Пушкина”. — “Воплощая чудесное свойство скульптуры останавливать мгновение и делать его вечным, “Царскосельская статуя” в то же время представляет собой эпиграфическое стихотворение, утверждающее бессмертие искусства”⁷. Бессмертие искусства символизирует, на мой взгляд, неиссякаемый источник с его “вечной струёй” (мы говорим: “истоки творчества”, “творческая струя” и т.п.).

А почему же дева “печальна сидит”?

Творчество и человеческие чувства бессмертны (пока существует человечество), но каждый отдельный человек смертен. Потому-то дева так отрешённо-печально взирает на то, что, в отличие от человеческой жизни, вечно. Потому и пишет А.С. Пушкин: “Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит”.

“Вечная струя” противопоставлена “вечной печали” девы.

Только гению дарована вечность.

“Он победил и время и пространство”, — сказала о Пушкине Ахматова.

Юность Ахматовой прошла в освящённом пушкинским именем Царском Селе, где всё напоминало о том, что здесь сто лет назад

Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озёрных грустил берегов...

Много раз гуляла и она по аллеям парка в Царском Селе, видела то же, что когда-то юный Александр Пушкин.

Среди знакомых Анны Андреевны были люди, так или иначе связанные с Пушкиным. Николай Владимирович Недоброво (1882–1919), поэт, критик, автор первой большой статьи о творчестве поэтессы в “Русской мысли”, возводил свою родословную к Пушкину, и поэтому в разговорах его с Анной Ахматовой имя Пушкина упоминалось не раз. В 1916 году, в одну из совместных их прогулок по аллеям Екатерининского парка, и родилось стихотворение “Царскосельская статуя”, которое имело посвящение “Н.В.Н.” — Николаю Владимировичу Недоброво ⁸.

Любимое время Пушкина — осень — предстаёт у Ахматовой во всей своей печальной красоте:

Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
Неспешно зреющей рябины.

И среди этой идущей на убыль пред зимним замиранием природы — печальная девушка с разбитым кувшином:

И ослепительно стройна,
Поджав незябнущие ноги,
На камне северном она
Сидит и смотрит на дороги.

Ахматова пишет о своём восприятии этой скульптуры:

Я чувствовала смутный страх
Пред этой девушкой воспетой.

Не перед ней, наверное, а перед непостижимым волшебством четырёх пушкинских строк.

Вполне объяснима и женская ревность живой женщины к вечной, бронзовой:

И как могла я ей простить
Восторг твоей хвалы влюблённой...

Эти строки относятся, как считает В.Г. Маранцман, к Недоброво, спутнику Анны Андреевны, который вряд ли мог остаться равнодушным к прелестям “Молочницы с кувшином”. К нему же обращены и заключительные строчки стихотворения:

Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнажённой.

Как мы с вами видим в каждом, даже самом дальнем родственнике Пушкина частицу его самого, так, наверное, и в Недоброво Ахматова видела что-то пушкинское.

В.Г. Маранцман пишет: “При всей близости к пушкинской традиции и искреннем стремлении приблизиться к светлому мироощущению поэта Ахматова в этом стихотворении оказывается в плену конкретной ситуации и финальной строфой отодвигает статую, любуясь ею почти отчуждённо, Ахматова смотрит на статую ровно через сто лет после того, как её впервые увидел Пушкин. И этот век русской жизни был углублением трагизма поэтического мировосприятия”^9.

Драматизмом проникнута и фотография 1925 года ¹⁰. Уже шесть лет нет в живых Н.В. Недоброво: он умер от туберкулёза в Ялте в 1919 году. Как и Пушкину, ему было всего тридцать семь. Анна Ахматова среди голых тёмных деревьев у царскосельского фонтана одна, рядом — только бронзовая девушка. В них есть что-то общее, какая-то хрупкая беззащитность. Взгляд Ахматовой обращён к своему бронзовому двойнику.

Иногда мне кажется, что царскосельская молочница хранит мысли тех людей, что приходят к ней. Но она не выдаёт нам своей тайны...

Два поэтических века одной парковой скульптуры. Пролетел над ней век девятнадцатый с его гусарами, дуэлями, войнами, она пережила трагедии бурного двадцатого.

Царскосельская бронзовая девушка — символ вечности красоты, той самой, которая, несмотря на безумное сопротивление, обязательно спасёт мир от его собственного безумия.

Хрупкая бронзовая девушка на гранитном камне... Что бы ни случилось, зимой и летом, весной и осенью она будет сидеть, подперев щёку рукой, глядеть отрешённо-задумчиво на разбитый кувшин, из горлышка которого тонкой струйкой течёт прозрачная и холодная вода.

Примечания

1 Руденская С.Д. Царскосельский Александровский лицей. СПб., 1999. С. 322.

2 Кибальник С.А. Антологические эпиграммы Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы, XII. Л., 1986. С. 159.

3 Там же.

4 Это ощущение усиливается при слушании замечательного романса Ц.Кюи, положившего на музыку “Царскосельскую статую” Пушкина. Всего же известно более десятка музыкальных произведений композиторов, вдохновлённых на создание музыки пушкинским поэтическим шедевром.

5 Болдинская осень. М., 1982. С. 129, 130.

6 Якобсон Р.О. Стихи Пушкина о деве-статуе, вакханке и смиреннице // Якобсон Р.О. Работы по поэтике. М., 1987. С. 184–185.

7 Кибальник С.А. Антологические эпиграммы Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы, XII. Л., 1986. С. 159.

8 Маранцман В.Г. “Царскосельская статуя” А.С. Пушкина и А.А. Ахматовой // Маранцман В.Г. Изучение творчества А.С. Пушкина в школе. М., 1999. С. 274.

9 Там же.

10 Фотография из собрания В.К. Лукницкой помещена в журнале “Наше наследие” (1989. № 3. С. 79).

Использованная литература