УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ

Евгений Городничев,
11-й класс, г. Челябинск
физико-математический лицей № 31,
(научный руководитель —
Н.П. Терентьева)

Цвет в повести А.П. Платонова “Котлован”

Писательская судьба А.П. Платонова сложилась трагически: его взгляд на мир, его стиль, суровая правда жизни в его произведениях сначала встречали непонимание, а начиная с конца 20-х годов привели к преследованиям, политическому поношению в печати и запретам. В конце 20-х и в 30-е годы он достиг вершины своего творчества в романе «Чевенгур», повестях «Котлован», «Ювенильное море» и других. Но они не увидели света при жизни автора и, чудом сохранившись в рукописях, стали известны русским читателям почти через шестьдесят лет.

Замысел “Котлована” относится к осени 1929 года, а основная работа над повестью шла в первые месяцы 1930-го. Это краткий, но предельно насыщенный событиями отрезок истории России. Этими датами Платонов прямо привязывает “Котлован” к исторической ситуации “года великого перелома”. Строительство “общепролетарского дома” стало основой сюжета повести-антиутопии.

Через конфликт общечеловеческой истины и исторической реальности Платонов воссоздаёт ситуацию, пророчески свидетельствующую о нарушении связей человека с прошлым, с домом-очагом, с обществом, со словом как с фактом культуры и жизни человека. Разыскиваемой героем истине противостоит агрессивная бессмысленность, когда под содержание истины подводятся рождённые исторической суетой категории (директива, пролетариат, идея вождя…). Это оппозиция темы прошлого, настоящего и будущего России. Прошлое — это крестьянская Россия, настоящее — строительство “общепролетарского дома”, будущее — детство и воскрешение. Движение Вощева связывает в повести эти как бы распавшиеся пространства России.

Платонов развенчивает мечту о всеобщем счастье в “хрустальных дворцах”. Проект возведения общепролетарского дома осуществлён на уровне рытья котлована. Котлован — это метафора могилы, смерти. В финале повести единственное желание строителей — “спастись” в пропасти котлована.

В рукописи А.Платонов зачеркнул слово “конец” и дописал прямое публицистическое обращение к читателю: “Автор мог ошибиться, изобразив в виде смерти девочки гибель социалистического поколения, но эта ошибка произошла лишь от излишней тревоги за нечто любимое, потеря чего равносильна разрушению не только всего прошлого, но и будущего”.

С момента публикации в 1986–1988 годы повесть стала предметом активного исследования литературоведов В.Васильева, В.Чалмаева, Е.Шубиной, Н.Корниенко, Н.Малыгиной и других. Объектом литературоведческого анализа были особенности жанра, система образов, символика, стиль повести. И вместе с тем цвет и звук в “Котловане” Платонова пока ещё не были предметами специального изучения. Это и определило наш выбор темы исследования. В данном случае мы будем говорить о цвете.

В процессе исследования была составлена картотека примеров обращения А.Платонова к цветовым образам, насчитывающая 46 карточек.

Систематизация и анализ картотеки позволили нам понять взаимосвязь цветовой символики с концепцией произведения.

При анализе цвета в повести Платонова мы опирались, как на образец, на монографию С.М. Соловьёва “Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского”.

Функция цвета в повести “Котлован”

Картотека цветов составляет 46 карточек. Частотность обращения А.П. Платонова к отдельным цветам не одинакова.

Использование цвета А.Платоновым в повести “Котлован”

Цвет	Kоличество употреблений	Kоличество употреблений, %
Жёлтый	11	23,9
Белый	10	21,7
Kрасный	5	10,9
Синий	4	8,7
Бледный	4	8,7
Чёрный	4	8,7
Серый	2	4,3
Розовый	2	4,3
Вишнёвый	1	2,2
Рыжий	1	2,2
Зелёный	1	2,2
Kоричневый	1	2,2

Жёлтый

Можно провести аналогию в использовании жёлтого цвета в произведениях Достоевского и в “Котловане” А.П. Платонова

У А.Платонова встречаются 11 упоминаний жёлтого цвета. Среди них 7 относятся к персонажу, которого автор всюду называет “мужик с жёлтыми глазами”, не давая ему ни имени, ни иной характеристики.

Для писателя жёлтый — это цвет горя и несчастья. В этом читатель убеждается с самого первого упоминания — появления в романе забитого мужика с жёлтыми глазами, который не от хорошей жизни убежал с хутора и для которого новое положение, кажущееся неважным, всё же лучше прежнего.

Впервые он появляется на страницах повести отощавший, откуда-то примчавшийся, настороженный и всем чужой. Сразу же в его портретной характеристике появляется только одна деталь: “глаз хуторского жёлтого цвета”. Эпитет “хуторской” ещё более усиливает отчуждение его от рабочих, роющих котлован. Чуть дальше мы читаем, что он прибежал откуда-то из полевой страны, и хотя это соседняя деревня, но артели рабочих она представляется далёкой и странной.

“Один глаз он закрыл, а другим глядел на всех, ожидая худого, но, не собираясь жаловаться; глаз его был хуторского жёлтого цвета, оценивающий всю видимость со скорбью экономии”.

Далее Жачев выбирает этого безответного мужика для выражения своей классовой ненависти в качестве “наличного виноватого буржуя”. Когда он бьёт его, “жёлтые глаза мужика только зажмурились от муки, но сам он не сделал себе никакой защиты и молча стоял на земле”.

Впоследствии читатель убеждается в ожидаемой несчастной судьбе этого персонажа. Несмотря на то, что мужик уже давно живёт на котловане, он остаётся чужим для строителей “светлого” будущего. Словно предвидя смерть, он подписывает себе гроб, готовясь к уходу из жизни.

“Давно живущий на котловане мужик с жёлтыми глазами вошёл, поспешая в контору”.

“Мужик тронулся и пошёл через порожнее сырое место, где находилось последнее сборище грачей; грачи ему дали дорогу, и Елисей увидел там мужика, который был с жёлтыми глазами; он приставил гроб к плетню и писал на нём свою фамилию печатными буквами, доставая изобразительным пальцем какую-то гущу из бутылки”.

Это “существо” убили без сожаления, “механически”. Мужик же взглянул на мир в последний раз и так и остался с никем не закрытыми глазами, не в силах закрыть их, будто и после смерти недоумевая, в чём он виноват.

“Чиклин, видя перед собою такое существо, двинул ему механически в живот, и мужик опрокинулся, закрыв свои жёлтые глаза”.

“Когда Елисей отошёл обратно, то мужик открыл свои жёлтые глаза, но уже не мог их закрыть и так остался глядеть”.

Всего один раз Платонов использовал жёлтый цвет для описания одежды, включив его в сложный эпитет с отрицательной оценкой — “жёлто-тифозный”:

“Надев свой ватный, жёлто-тифозного цвета пиджак, который у Чиклина был единственный со времён покорения буржуазии, обосновавшись на ночь, как на зиму, он собрался пойти походить по дороге и, совершив что-нибудь, уснуть затем в утренней росе”.

А.Платонов дважды пользуется эпитетом жёлтый в пейзажных зарисовках, которые следуют после эпизода похорон в деревне.

Платонов не столько описывает состояние природы или зрительные ощущения, сколько выражает общее настроение. Цветовой штрих “работает” у него на выражение идеи и внутреннего состояния героев.

Обращает на себя внимание, что солнце зашло “в стороне от колхоза” и жёлтое сияние солнца вряд ли может бороться с описаниями окружающей черноты почвы, сплошной тьмы, сырости, тишины и последней листвы — символами умирания.

“Вскоре на земле наступила сплошная тьма, усиленная чернотой почвы, растоптанной бродящими массами; но верх был ещё светел — среди сырости неслышного ветра и высоты там стояло жёлтое сияние достигавшего туда солнца и отражалось на последней листве склонившихся в тишине садов”.

Даже активист ощущает всеобщую угнетённость, подчёркнутую скорбью “вечерней жёлтой зари, похожей на снег погребения”, и чувствует необходимость развеять эту тоску организованным весельем.

“Активист тоже успел заметить эту вечернюю жёлтую зарю, похожую на снег погребения, и решил завтра же с утра назначить звёздный поход колхозных пешеходов в окрестные, жмущиеся к единоличию деревни, а затем объявить народные игры”.

Лишь один раз А.Платонов использует жёлтый цвет в качестве позитивного: когда Прушевский представляет себе город будущего (о чём будет сказано ниже).

Белый

Здесь можно выделить четыре смысловых разновидности использования белого цвета.

Первым из них можно считать традиционное восприятие белого как символа света.

Крах “проекта” “общепролетарского” дома в “Котловане” не означает для Платонова полного отказа от поисков для человечества путей к лучшей жизни. Он показывает “встречу Прушевского с иным миром”. В небольшом фрагменте текста А.Платонов выражает надежды на лучшее: рисуя город будущего, он использует в городском пейзаже белый цвет:

“Прушевский тихо глядел на всю туманную старость природы и видел на конце её белые спокойные здания, светящиеся больше, чем было света в воздухе”.

“Как остров, стоял среди остального новостроящегося мира этот белый сюжет сооружений и успокоено светился”.

Светлый образ “иного” мира сохраняется даже там, где, казалось бы, погибли все надежды. К своим мечтам Платонов возвращается снова и снова.

Другую смысловую нагрузку несёт эпитет “белый” в сочетании с существительными “глаза” (3 раза) и “тело” (1 раз).

“Оба глаза лошади забелели в темноте, он поглядела ими обоими и переступила ногами шаг вперёд, не забыв ещё от чувства боли жить”.

“Елисей, когда сменилась музыка, вышел на среднее место, вдарил подошвой и затанцевал по земле, ничуть при этом не сгибаясь и не моргая белыми глазами; он ходил как стержень — один среди стоячих, — чётко работая костями и туловищем”.

“Мать приоткрыла свои глаза, они были подозрительные, готовые ко всякой беде жизни, уже побелевшие от равнодушия, и она произнесла для своей защиты...”.

“Тело Вощева побелело от усталости, он почувствовал холод на веках и закрыл ими тёплые глаза”.

Мы видим, что автору важно изобразить не зрительную, видимую картинку, а внутреннее состояние героев.

Третий тип использования Платоновым белого цвета встречается всего два раза и не несёт в себе какого-либо смысла цветности, а носит назывной характер и в соединении с существительными “бумажка”, “свет” приобретает оттенок языкового штампа.

“Чиклин подступился к первой избе и зажёг спичку, чтобы прочитать белую бумажку на двери”.

“Мужик разинул рот и закричал от горя смерти, жалея свои целые кости от сотления в прах, свою кровавую силу тела от гниения, глаза от скрывающегося белого света и двор от вечного сиротства”.

Особое употребление белого писателем — это не как цвета непосредственно, а как его отсутствие (3 раза). Это “бледный” как разновидность белого цвета. Особенно в соединении с эпитетами “окаменевший”, “пустой”, создающими ощущение полного безличия и безжизненности.

“Инженер Прушевский подошёл к бараку и поглядел внутрь через отверстие бывшего сучка; около стены спал Чиклин, его опухшая от силы рука лежала на животе, и всё тело шумело в питающей работе сна; босой Козлов спал с открытым ртом, горло его клокотало, будто воздух дыхания проходил сквозь тяжёлую тёмную кровь, а из полуоткрытых бледных глаз выходили редкие слёзы — от сновидения или неизвестной тоски”.

“Елисей поднял кверху штаны и уже больше не опускал их, ничего не отвечая, наставя на Чиклина свои бледные, пустые глаза”.

“Чиклин подошёл к крестьянину и повернул его навзничь — он был действительно лёгок и худ, и бледные, окаменевшие глаза не выражали даже робости”.

Красный

В красной краске первобытный человек узнавал кровь, огонь, тепло, солнце. В медицинской магии красный — самый употребительный цвет: почти от всех болезней применяются красные амулеты, повязки, шнурки, привязываемые к больному месту. Но, как и все остальные цвета, красный амбивалентен. Считалось, что красные вещи могут одновременно приносить добро и зло, поскольку красный цвет — это кровь, а кровь бывает чистая и нечистая.

Писатели часто используют красный при изображении человека, например, Ф.М. Достоевский трактует красный цвет и как позитивный, привлекающий и радующий, и как отрицательный: красный — цвет здоровья, счастья, радости — становится цветом болезни, страдания, горя (Алёша Карамазов — “краснощёкий, со светлым взором, пышущий здоровьем девятнадцатилетний подросток”; Квасов из “Записок из Мёртвого дома” — “маленький, красненький человечек, горячий и крайне бестолковый”).

Если Пушкин, Тургенев и Толстой при обращении к красному используют его почти исключительно как мажорный, жизнеутверждающий тон, то Достоевский, трактуя красный так же и мажорно, в широчайшей степени использует красный при изображении сцен грубости, жестокости, злобы.

Статистика показывает, что красный цвет занимает в спектре Достоевского очень высокое место — 23,8%, то есть около четверти всех упоминаний цветов. У Толстого (18,7%), у Пушкина (17,9%), у Гоголя (16,1%) красного значительно меньше, и ещё меньше его у поэтов: у Лермонтова (9,7%), у Блока (13,0%).

Несмотря на традицию широчайшего использования красного цвета для обрисовки психологического состояния героев в русской литературе, А.Платонов очень скупо использует этот цвет — 5 раз.

“Мимо кузницы, с сознанием важности своего будущего, ступали точным маршем босые девочки; их слабые, мужающие тела были одеты в матроски, на задумчивых, внимательных головах вольно возлежали красные береты, их ноги были покрыты пухом юности”.

“Вынув поминальные листы и классово-расслоечную ведомость, активист стал метить знаки по бумагам; а карандаш был у него разноцветный, и он применял то синий, то красный цвета, а то просто вздыхал и думал, не кладя знаков до своего решения”.

“Кулаков, дескать, нету, а красный лозунг от этого висит”.

Думается, можно утверждать, что красный цвет здесь — эпитет социальный, выражающий принадлежность к классу (красные береты юного поколения, красный лозунг). И особенно выразителен цвет красно-синего карандаша, который разделил людей в “классово-расслоечной” ведомости.

Лишь в двух случаях из пяти красный цвет служит средством характеристики персонажей. Это супруга Пашкина, женщина с “невозможным телом”, которое “расхарчевали”, как говорит инвалид Жачев.

“В кабинет Пашкина вошла его супруга — с красными губами, жующими мясо”.

Здесь красные губы, жующие мясо, — знак сытости (даже своего рода плотоядности), вопиющей в соседстве с измождённостью строителей общепролетарского дома. Эта портретная деталь выделяется эпатажной крикливостью, указывающей на новых “хозяев жизни”. Она особенно контрастна на фоне портрета “угрюмого”, “ничтожного всем телом”, измождённого Козлова, ослабевшего от непосильной работы.

“Козлов поглядел на Сафронова красными сырыми глазами и промолчал от равнодушного утомления”.

Таким образом, красный здесь усиливает отталкивающее впечатление от вульгарной телесности, животности, грубой мясистости во внешности жены Пашкина. Мы видим, что А.Платонов использует красный цвет в качестве эпитета, создающего отрицательное психологическое состояние читателя.

Чёрный

Четыре упоминания чёрного цвета связаны с описанием деревни “после раскулачки”. Они расположены на сравнительно небольшом отрезке текста. Дважды — это чёрная земля, почва, что кажется традиционным. Но у Платонова чёрный контрастирует с белым снегом, цветом крови, тусклым солнцем и сопровождается тишиной, безмолвием. И чёрные тени деревни от лунного света также глухо безмолвны, а ощущение холода сохраняется от замерзающей реки. Таким образом, даже природа замерла, застыла, почернела, будто ощущая трагедию деревни.

Чёрной рисует автор бесхозную кузню, то есть цвет здесь приобретает символическое значение упадка и заброшенности. Один из персонажей повести Елисей считает побелённость кузни с её копотью признаком хозяйского отношения.

“Снег падал на холодную землю, собираясь остаться в зиму; мирный покров застелил на сон грядущий всю видимую землю, только вокруг хлевов снег растаял и земля была черна, потому что тёплая кровь коров вышла из-под огорож наружу и летние места оголились”.

Луна склонилась уже далеко ниже, деревня стояла в чёрных тенях, всё глухо смолкло, лишь одна сгустившаяся от холода река шевелилась в обжитых сельских берегах.

“Эту кузню надо запомнить, побелить, — спокойно думал Елисей за трудом. — А то стоит вся чёрная — разве это хозяйское заведение?”.

Синий

Для Платонова синий цвет — цвет ясности, романтической привлекательности, воспоминаний детства или мечты о будущем. Он использует его четыре раза.

Здесь синий — “синяя ночь”, “синяя земля”, “синее лето” — знаки первозданности вечной природы, самого естества жизни, оказавшейся на грани уничтожения в ходе социального эксперимента — возведения “общепролетарского дома”.

“Уже наставал вечер, вдалеке подымалась синяя ночь, обещая сон и прохладное дыхание, и — точно грусть — стояла мёртвая высота над землёй”.

“Солнце детства нагревало тогда пыль дорог, и своя жизнь была вечностью среди синей, смутной земли, которой Чиклин лишь начинал касаться босыми ногами”.

“Он даже начинал сомневаться в счастье будущего, которое представлял в виде синего лета, освещённого неподвижным солнцем, — слишком смутно и тщетно было днём и ночью вокруг”.

“Но не всё было бело в тех зданиях — в иных местах они имели синий, жёлтый и зелёный цвета, что придавало им нарочную красоту детского изображения”.

Здесь же мы видим и единичное использование позитивных — зелёного и жёлтого — цветов, которые вместе с синим и белым создают яркую, по-детски радостную картину будущего, передают многоцветность самой жизни, какой она первозданно видится ребёнку. Но увидеть её может только интеллигент Прушевский, единственный, кто сохранил память о прошлой счастливой жизни, пытаясь не потерять её. Именно он помнит прошлую любовь, пытается сохранить связь с родными, находит новое счастье в том, чтобы учить детей.

Употребление этих цветовых эпитетов близко к традиционному фольклорному использованию цвета. Откровенная живописность картины с яркими контрастными сочетаниями цветов обнаруживает предельный трагизм происходящего в настоящем.

Розовый

Розовый и голубой цвета — наиболее тривиальные, обычно весьма трафаретно и даже слащаво используемые в литературе.

Розовый производит впечатление “благоволения и прелести”, пишет Гёте.

“Розовый — цвет здоровья и счастья. Обычно люди испытывают бережную нежность к этому цвету, который так любят девушки… Розовый — мягкий и отрадный цвет Авроры — утренней зари, цвет прекрасного, приветливого и радостного восходящего солнца. Это — цвет дружбы, робкой любви, привязанности и взаимного доверия”. Так характеризует Лёкиш (Luckiesh M. Colors and colors. N.Y., 1938. P. 119), автор многих работ о цвете, наиболее распространённое отношение к розовому цвету.

Розовый — излюбленный цвет при изображении ланит, рук, шеек, тел у детей, подростков, девушек, женщин. Розовые закаты и восходы, розовые платья, мечты, надежды. Необъятное количество розовой краски потрачено в мировой литературе для изображения счастливого, приятного, отрадного, молодого, жизнерадостного.

Пушкин в молодости восторженно относился к розовому и воспевал его в своих юношеских стихотворениях.

Любит розовый Л.Н. Толстой: с нежностью он изображает розовые лица, одежды; постоянно в розовом рисует он облик Кити Щербацкой в “Анне Карениной” — девочки, девушки, невесты.

Подобному, совершенно традиционному использованию розового следует и Достоевский. Всё приятное и нежное — розовое у Макара Девушкина в “Бедных людях”; цвет розы в “Хозяйке”, “Белых ночах”, “Дядюшкином сне”, даже в “Преступлении и наказании”, хотя у Достоевского в изображении розового появляется ирония.

А.П. Платонов в “Котловане” использует розовый цвет дважды.

“Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мёртвого груза; розовый цветок был изображён на облике механизма, чтобы утешать всякого, кто видит время”.

Здесь розовый цвет среди эпитетов “мёртвый”, “терпеливый” в сочетании со словами “груз”, “механизм”, “сила тяжести” звучит диссонансом. Платонов прямо указывает его функцию — утешать всякого.

Второе использование этого цвета относится к описанию цвета щёк. И снова мы видим у Платонова прямое противопоставление с союзом “но”. Таким образом, здесь розовый — цвет не здоровья, а волнения, “живой” души. Однако Прушевский — один из немногих “живых” людей в “Котловане”, и именно он является носителем “живого” цвета.

“Вощев видел, что щёки у инженера были розовые, но не от упитанности, а от излишнего сердцебиения, и Вощеву понравилось, что у этого человека волнуется и бьётся сердце”.

Единичные цвета

Мы видим, что А.Платонов очень скупо использует цвета. Его письмо — это живопись отдельным цветовым штрихом на почти бескрасочном фоне. И этот штрих психологически мотивирован, направлен. Ему придаётся множество сложных оттенков, бытовых и психологических подтекстов.

Цвет используется для дополнительной характеристики людей, с ним связанных. Поэтому даже единичное употребление цвета у Платонова значимо.

Коричневый

Так, например, цветовой эпитет “коричневые” в малопривлекательном портрете инвалида Жачева придаёт добавочные ощущения “животности” его существа. Думается, что не случайно оно соседствует с описанием пионерок, на лицах которых выражается “счастье детской дружбы” и “осуществление будущего мира”.

“Зубов у инвалида не было никаких, он их сработал начисто на пищу, зато наел громадное лицо и тучный остаток туловища; его коричневые, скупо отверзтые глаза наблюдали посторонний для них мир с жадностью обездоленности, с тоской скопившейся страсти, а во рту тёрлись дёсны, произнося неслышные мысли безногого”.

Рыжий

В данном случае рыжий выглядит оксюморонным словосочетанием, подчёркивая противоречивость довольства убитого человека, которого “никогда не целовали при жизни”.

“Козлов продолжал лежать умолкшим образом, будучи убитым; Сафронов тоже был спокоен, как довольный человек, и рыжие усы его, нависшие над ослабевшим полуоткрытым ртом, росли даже из губ, потому что его не целовали при жизни”.

Вишнёвый

“В Чиклине тогда многие нуждались как в укрытии и покое среди его верного тела, но он хотел укрывать слишком многих, чтобы и самому было чего чувствовать, тогда женщины и товарищи из ревности покидали его, а Чиклин, тоскуя по ночам, выходил на базарную площадь и опрокидывал торговые будки или вовсе уносил их куда-нибудь прочь, за что томился затем в тюрьме и пел оттуда песни в летние вишнёвые вечера”.

Эпитет “вишнёвые”, как и другие “разноцветные” эпитеты, связан с романтической тоской по свободе, по жизни, полной ощущений и красок. Но такая жизнь для героев была возможна либо в прошлом, либо в видениях, мечтах и грёзах о будущем, так не похожем на настоящее, лишённое красок.

Серый

Серый упомянут всего два раза. В первом случае это костюм Козлова:

“Козлов был одет в светло-серую тройку, имел пополневшее от какой-то постоянной радости лицо и стал сильно любить пролетарскую массу”.

Эта художественная деталь в сочетании с другими (“пополневшее от какой-то постоянной радости лицо”, “самодовлеющие слова”, что он пассажир автомобиля, которым управлял “сам Пашкин”), выражает признак достатка, довольства, благополучия одного из новых “хозяев жизни”.

Особенно ёмким, уничтожающе точным становится серый цвет в характеристике жизни не только строителей котлована, но и жизни всей страны: “Он ещё не видел такой веры и свободы в сложенных камнях и не знал самосветящегося закона для серого цвета своей родины”.

Мы видим неизбежную инверсию моральных ценностей, где самоуважение и самосознание обесцениваются и где человека побуждают брать взаймы чужое сознание. Мы видим, что представляет собой сознание на нулевом уровне, когда уничтожены и личное достоинство, и сила воли человека, и вкус к жизни. Именно эту боль индивидуального, раздавленного, искажённого сознания, эту слабую пульсацию будто бы отмирающего органа мы ощущаем в стихии платоновских произведений.

Максимума напряжённости эта тема достигает в “Котловане”. Смех уступает место боли, гротеск становится невыносимым, ибо “правильное сознание” предписывается властями, классовое сознание падает сверху. Оно внедряется в человека посредством насилия. Так открывается эра “нищих царей”, владельцев пустоты, когда ничтожество заменяет всё, что ни есть живого на земле. Новая поэтика, поэтика серых тонов и бесцветности, эстетика опустошения и утрат служит у Платонова художественным изображением нового человека, нового сознания.

Зелёный

(См.: синий цвет, цитата 4)

Исследователи крайне чувствительны к краскам в природе, в живописи, во внутреннем убранстве, в одежде и очень мало интересовались цветом в литературе. Образные впечатления, сюжетная динамика, эмоциональная ткань повествования обычно вытесняют в литературе впечатления красочные. Хотя цветом в ряде классических произведений занимались текстологи, языковеды, очень мало анализ цвета использовался для характеристики стиля, художественного своеобразия писателя или поэта. Об этой особенности пишет С.М. Соловьёв в книге “Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского”. Автор предлагает характеризовать цветовую насыщенность литературных произведений определением так называемых цветовых чисел — С.

С = (Число упоминаний цвета)/(Число печатных листов произведений)

Эта величина позволяет сопоставить “цветность” не только отдельных произведений одного и того же писателя, но и “цветность” произведений различных писателей, относящихся к разным эпохам.

Сочетание статистического анализа цветовых эпитетов с идейно-смысловым анализом тех же образов в литературном произведении может дать новые дополнительные характеристики особенностей стиля отдельных произведений одного писателя, колорита разных писателей и даже колорита всего данного направления и данной эпохи.

В достижении различного и самого разнообразного психологического воздействия на читателя путём изменения условий использования одного и того же цвета заключается могущественная сила изобразительности. Особенность колористического дарования Достоевского и Платонова — в малом и скупом использовании цвета. Цветовой штрих используется с предельным многообразием подтекста, отчего один и тот же цветовой тон приобретает многозначность.

Мы видим, что наиболее близко цветовое число А.П. Платонова (7,9) к цветовому числу Ф.М. Достоевского (7,2). О сопоставимости образов “хрустального дворца всеобщей гармонии” Достоевского и “общепролетарского дома” Платонова говорят специальные литературоведческие труды. Наше исследование доказывает близость представлений о гармоническом мироустройстве этих писателей даже на столь частном компоненте поэтики, как цветовые образы.

Заключение

Проведённое исследование позволяет сделать следующие выводы: использование цвета в повести А.Платонова “Котлован” важно, несмотря на его сравнительную малочисленность. Главный мотив произведения — преобладание смерти над жизнью. Поэтому герои Платонова наделены “слепотой”, или “дремлющим зрением”, как называет его сам Платонов. Изображаемый писателем мир немногоцветен.

Самое большое место отведено жёлтому цвету (23,9%), причём Платонов использует его как символ болезненности, нездоровья, что восходит к открытию такой трактовки этого цвета Ф.М. Достоевским.

Контраст белого (21,7%) и чёрного (8,7%) усиливает трагичность восприятия мира, тем более что белый и бледный чаще употребляются автором аналогично жёлтому, в его минорной функции.

А.Платонов амбивалентно использует красный и розовый цвета (10,9% и 4,3%), который употреблён в позитивной и негативной функции и также сопоставим с поэтикой Достоевского. Однако красный служит для изображения не только сцен животной грубости, а и классовой принадлежности, то есть носит характер ещё и социального эпитета, что различает этих авторов.

Синий цвет (8,7%) — единственный в спектре писателя, выражающий романтическое мироощущение А.Платонова, несомненно, свойственное ему. Этот цвет традиционно восходит к мифологической, фольклорной символике синего как цвета тайны, божественной истины, символа неба, вечности.

Другие цвета — серый (4,3%), коричневый, вишнёвый, рыжий и зелёный (по 2,2%) — лишь подчёркивают поэтику бесцветности и служат у Платонова художественным изображением нового мира.