УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ

Жанна МИХАЙЛОВА,
11-й класс,
средняя школа № 11,
г. Лесосибирск,
Красноярский край
(учитель — Бахор Т.А.)

Своеобразие лирического чувства в стихотворении Бродского «Я обнял эти плечи и взглянул...»

Лирическое чувство героя стихотворения И.Бродского открывается нам через анализ художественного мира, воплощённого в этом тексте. Сам поэт неоднократно подчёркивал, что он пишет “про одну вещь: про время и то, что время делает с человеком”. Лилия Бельская замечает, что ведущей темой стихов Бродского является превращение человека в вещь, в пыль, в ничто, чем подчёркивается мысль о смертности, о временности человеческого существования.

Эти наблюдения помогают нам проникнуть в художественный мир стихотворения И.Бродского, начинающегося словами “Я обнял эти плечи и взглянул...”. Лирический герой при объятии смотрит вперёд, за “плечи” того, кого он обнимает. Перед нами ситуация прощания, о чём свидетельствует финал этого текста (“...Покинул”), поэтому “взгляд” героя обращён не только в пространство, но и сквозь время. В стихотворении нет прямого отражения лирического чувства, герой отстранён от ситуации, но фиксирует предметы интерьера, используя глагольные формы прошедшего времени. Всё настоящее он оценивает как прошлое:

...казалось мне тогда...

При этом все отмеченные в тексте Бродского (1–11 строки) образы рассматриваются лирическим героем как неодушевлённые, неживые, потерявшие интерес для ощущающего себя живым героя.

Стихотворение И.Бродского нельзя рассматривать вне широчайшего контекста мировой культуры, в которой традиционно любовь соотносится с огнём, со светом, разрыв возлюбленных — с угасанием сердечного жара, охлаждением. В русской литературе мы это видим, например, в стихотворении М.Цветаевой “Вчера ещё в глаза глядел...”: “Жить приучил в самом огне, // Сам бросил в степь заледенелую...” В тексте И.Бродского комнату освещает не пламя любви, а огонь лампочки:

Был в лампочке повышенный накал,
невыгодный для мебели истёртой,
и потому диван в гулу сверкал
коричневою кожей, словно жёлтой.

Чувство лирического героя, нигде прямо не названное, раскрывается в стихотворении через семантику используемых цветов и цветообозначений. Показательно, что освещение, разрывающее в комнате тьму, характеризуется лирическим героем как “невыгодное”. Упоминаемые цвета (жёлтый, коричневый) попадают также под эту оценку, и поэтому из палитры их значений мы выбираем те, которые “невыгодны” для лирического героя, воспринимающего себя тогда единственным живым существом (1–11 строчки). Коричневый диван обретает добавочную жёлтую окраску, а из “Словаря символов” Д.Тресиддера известно, что коричневый цвет является символом предательства, знаком смешения огня, пепла, дыма и сажи. Жёлтый цвет в спектре своих негативных значений соотносится с предательством, трусостью, может связываться с приближением смерти (в стихотворении “Я обнял эти плечи...” жёлтый цвет представлен дважды: во-первых, это отблеск коричневого дивана, во-вторых, это цвет паркета).

Исходя из того, что лирическое стихотворение является текстом повышенной метафоричности, мы считаем возможным за образом конкретных бытовых предметов видеть явления эстетического целого художественного содержания. Лампочка (вместо люстры), стул, диван, стол создают представление об аскетичной обстановке комнаты, житель которой (а мы думаем, что это жительница) сконцентрирован на своей внутренней жизни. Стихотворение воспринимается нами как текст любовной лирики, герой которого, разлюбив, покидает бывшую возлюбленную. Детали интерьера (стол, диван, стул) усиливают ассоциативные связи этого текста Бродского с упоминаемым выше стихотворением М.Цветаевой, героиня которого пытается осознать разлуку со своим возлюбленным:

Спрошу я стул, спрошу кровать:
“За что, за что терплю и бедствую?”

Эту ситуацию у Бродского мы видим в восприятии героя, оставляющего свою былую возлюбленную, чувства к которой у него уже остыли. Нам кажется, герой вполне осознаёт то, что происходит в этой комнате, поэтому для него не выгоден “лампочки повышенный накал”, так как заставляет его увидеть, как вместе с ним уходит из этой комнаты жизнь.

Показательна синтаксическая организация стихотворения, подобная организации прозаического текста, так как стиховые ряды начинаются со строчной буквы:

Я обнял эти плечи и взглянул
на то, что оказалось за спиною,
и увидал, что выдвинутый стул
сливался с освещённою стеною.

Возможно, так отражается оценка лирическим героем того чувства, которое он переживает: оно не творческое, не поэтическое, не возвышающее человека над землёю, а, наоборот, способствующее угасанию жизни. Этот мотив смерти намечен и в начале 9-й строчки, в которой особое место занимает слово “стол”. И это происходит не только потому, что слово стоит в начале простого нераспространённого предложения (после предыдущих объёмных и сложных предложений), но и потому, что это слово фонетически повторяется в следующем за ним глаголе:

Стол пустовал.

Этот образ стола, на наш взгляд, не может не вызвать ассоциаций с хрестоматийно известными строчками Державина (“На смерть князя Мещерского”):

Где стол был яств, там гроб стоит,
Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики,
И бледна смерть на всех глядит.

В стихотворении И.Бродского “стол пустовал” и явных знаков смерти пока нет, хотя мотив смерти представлен и образом паркета (это мёртвое дерево), и образом “тёмной” (угасшей) печки, и образом “застывшего” пейзажа.

Мотив смерти в стихотворении “Я обнял эти плечи и взглянул...” сочетается у Бродского с мотивом одиночества, реализованным в единичности предметов: один стул, один диван, одна печка, одна лампочка, один стол... И хотя текст начинается образом объятия, соединения двух людей, способствующим преодолению одиночества, в стихотворении это формальное соединение. Герой прощается с той, которую давно уже исключил из своей жизни, так как и её он имеет в виду, когда говорит о “недвижимости”, с которой сдвинул мотылёк его взгляд.

Буфет выбивается из ряда единичных образов, он является вместилищем (соединением) разнородных предметов. Но эта отличительная черта ничего не меняет в его облике. Он не стал символом жизни, ибо и тогда “казался... одушевлённым”.

Последние 4 строчки отделены от предыдущего текста не только графически (пробелом), но и образно. Мотылёк, кружащий по комнате, был живым на самом деле, а не казался одушевлённым. Но и это живое существо обречено. В круге его полёта, в круге его жизни героем уже намечен тот этап, который сопряжён со смертью от света и огня (“Был в лампочке повышенный накал...”). Известно, что и влюблённых часто сравнивают с бабочками, летящими на огонь любви и погибающими в его пламени. Таким видится нам разрешение ситуации, едва обрисованной в начале стихотворения (“Я обнял эти плечи...”).

Особый пессимизм навевают последние строки стихотворения:

И если призрак здесь когда-то жил,
То он покинул этот дом. Покинул.

Намеченный здесь образ можно прочитать как осознание лирическим героем того, что всё, составляющее его жизнь, есть лишь призрак жизни, тогда как смерть — реальнейшее явление. Повторение слова “покинул” усиливает впечатление завершённости ситуации, окончательности решения героя о расставании навсегда, безрадостной констатации им призрачности чувств, испытываемых человеком в жизни.