Читальный зал
КНИЖНАЯ ПОЛКА
 |
Брайан Бойд. ВЛАДИМИР НАБОКОВ: РУССКИЕ ГОДЫ: Биография / Авторизованный перевод с английского Галины Лапиной. М.: Издательство Независимая Газета; СПб: Издательство Симпозиум, 2001. 695 с. |
У литературоведов-аборигенов возникает заметный скепсис, когда за исследование творчества их соотечественников берутся иностранцы: многие зарубежные толстоведы, чеховисты, достоевскологи etc. воспринимаются в России как почётные гости — и только, соответственно так же встречают на родине героев и наших сервантесоведов, гётевистов, прустологов…
Но, как положено правилам, исключения бывают блистательны: усилиями россиян творчество Гофмана, полузабытое в Германии, осмыслено в достойной его гения полноте; говорят, что в Англии очень ценят труды советского учёного Александра Аникста; самое подробное исследование жизни и творчества Лескова принадлежит американцу Хью Маклину, а самая подробная его библиография — франко-швейцарской исследовательнице Инес Мюллер де Морог…
Монографии новозеландца, профессора Оклендского и Принстонского университетов Брайана Бойда, вероятно, тоже предстоит занять почётное место в ряду подобных исключений. Причина этого лишь в малой степени связана с младостью российского набоковедения: в конце концов здесь, наряду с халтурой именитых скорохватов, есть серьёзные работы многих скромных тружеников: от въедливого комментатора Александра Долинина до ставшего легендарным Евгения Шиховцева…
Главное достоинство книги Бойда — в полноте изучения: ему были доступны как зарубежные, так и, с началом перестройки, российские источники. Но пиршества эмпирики быть не может: собранное без концепции быстро обратится в плюшкинскую бесполезную кучу (иные наши работы печально восхищают обратным: материала освоено чуть, а нагорожено-то вокруг, под стать башне Третьего Интернационала).
Набоковская концепция Бойда лишь внешне проста: автор “Дара” прожил свою жизнь, долгую жизнь, в единстве бытового и художественного, и Бойд исследует, как это Набокову удалось. Ведь в действительности жить по-набоковски достаточно затруднительно, и история культуры переполнена драматическими историями противоположного свойства.
Урок Набокова в истолковании Бойда таков: “Если только мы перестанем воспринимать мир как нечто само собой разумеющееся, мы можем обнаружить, что в сердцевине жизни притаилось само искусство и оно, приглашая нас ещё дальше, в глубь мира, позволяет нам проникнуть в тайну его творения и, быть может, даже обещает изменить наши отношения со всем, что мы знаем”.
Завершается книга текстами, присутствие которых следовало бы узаконить в любом издании, претендующем на научность: это список использованных сокращений, подробные примечания, указатель имён и произведений (набоковский раздел здесь состоит из двух частей: “Жизнь и характер”, “Произведения”), а также авторское заключение, где Бойд с признательностью называет всех тех, кто в той или иной степени помог ему в работе (список занимает почти три страницы, но как по-набоковски они изысканны!).
Замечателен альбом фотографий, включённый в том, — большинство из них публикуется впервые. И, наконец, о самом приятном: в скором времени намечено выпустить перевод второго тома исследования Бойда “Владимир Набоков: американские годы”.
Ну что же! Бойд убеждает: Набокова не может быть много. Если его читать именно как Владимира Набокова.