Я ИДУ НА УРОК

Наталья БЕЛЯЕВА,
г. Тверь

Готовимся к сочинению

“Следует жить!”

Поэзия Юрия Левитанского

Имя Юрия Левитанского может быть неизвестно современным школьникам, но они явно слышали песни на его стихи, написанные композиторами-бардами. Поэтому начать урок можно с прослушивания или исполнения одной из самых известных песен на стихи Левитанского “Диалог у новогодней ёлки”. В ней — поэтическое и жизненное кредо поэта: “Что же из этого следует? — Следует жить!” Последний сборник стихов поэта, изданный в год его смерти, был назван “Меж двух небес”. Так называется одно из лучших стихотворений книги. Финальные строки текста можно взять эпиграфом к уроку:

Ну что ж, мой друг,
двух жизней нам не жить,
и есть восхода час и час захода.
Но выбор есть,
и дивная свобода
в том выборе, где голову сложить!

Слово учителя

Действительно, между двумя главными вехами человеческой жизни — рождением и смертью — у каждого есть свобода выбора. Как жить? Чему посвятить свои силы? Где и как сложить голову?

Между этими двумя рубежами биографии поэта и два мира его жизни. Первый — внешний, природный, состоящий из суммы дат и событий. Другой — внутренний, который поэт творит в своей душе. Это мир творчества, мир духовный, в котором цель и смысл жизни человека, в котором ответ на вопрос: зачем живёт человек, что останется от него после смерти. Итак, сегодня с нами Юрий Левитанский, человек, проживший долгую и трудную жизнь. На этом уроке мы узнаем и оценим факты его биографии и творчества, попытаемся определить, в чём секреты его поэтического мастерства, в чём особенности его поэтики. Кроме того, будем учиться интерпретировать одно из стихотворений поэта, готовясь к будущему сочинению.

Основные положения урока будем записывать в тетрадь, чтобы эти записи помогли в подготовке к экзаменам.

* * *

Давно доказано, что воспринимать стихи возможно только в определённом настроении. Для создания этого настроения нужно погрузиться в поэзию, вчитаться в стихи, настраиваясь на волну лирического лада. В такой своеобразный концерт-миниатюру можно включить стихи, имеющие явный автобиографический оттенок.

Это стихотворение “Годы”, художественное время которого включает в себя весь ХХ век. Прожитые годы, “словно годичные кольца”, покоятся в памяти лирического субъекта. Каждому десятилетию присущ свой образ (“роковые, сороковые, словно гвозди, в меня забитые”; “шестидесятые, словно высоты, недавно взятые”; “восьмидесятые — даль в снегу”; а двухтысячные — “как названья планет, где никого ещё нет”).

Это “Воспоминание о красном снеге”, в котором два сильных цветовых образа. Детство, прерванное войной, яркое, “красное” довоенное прошлое, в котором “красные помидоры”, “веранда, застеклённая красным”, “цоканье лошадиных подков по квадратикам красных булыжин”. И “красная” война, потому что в её пожаре “небо было... красным, и снег подо мною был красным, как поле маков, и было тепло на этом снегу, как в детстве под одеялом”.

Это стихотворение “Кто-то верно заметил...”, в котором трагические тридцатые, память о которых, как пишет поэт, будет “ломать и корёжить” его “до последнего дня”.

* * *

Для выявления восприятия стихов можно задать школьникам такие вопросы: “О чём эти стихотворения? Какие факты биографии поэта и истории нашей страны отразились в них?”

В результате чтения и первичного восприятия этих стихов учащиеся могут сделать в тетради такие записи:

— Ю.Левитанский — поэт, в жизни которого отразился почти весь ХХ век.

— Самое сильное впечатление его жизни — война, которую он встретил девятнадцатилетним юношей. Почти никто из его ровесников не вернулся с войны.

— Поэт — свидетель страшных лет политических репрессий, которые он осмыслил уже после войны.

Уже в этих стихах можно заметить характерные черты поэтики Юрия Левитанского. Это неожиданность, оригинальность художественных образов, в которых выражается сопричастность поэта времени, эпохе. Это символика цвета, тяготение к нерифмованным стихам, их повышенная эмоциональность, экспрессивность, метафоричность, это многочисленные повторы, рефрены, анафоры, обращения.

* * *

Центральная часть урока посвящается анализу стихотворения Ю.Левитанского “Ну что с того, что я там был...” — одного из самых интересных произведений поэта о войне.

Ну что с того, что я там был.
Я был давно. Я всё забыл.
Не помню дней. Не помню дат.
Ни тех форсированных рек.

(Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолёт.
Я лёд кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лёд —
я в нём как мушка в янтаре.)

Но что с того, что я там был.
Я всё избыл. Я всё забыл.
Не помню дат. Не помню дней.
Названий вспомнить не могу.

(Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня.
Я бой на дальнем рубеже.
Я пламя Вечного огня
и пламя гильзы в блиндаже.)

Но что с того, что я там был,
в том грозном быть или не быть.
Я это всё почти забыл.
Я это всё хочу забыть.
Я не участвую в войне —
она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
дрожит на скулах у меня.

(Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от тех снегов, от той зимы.
И с той землёй, и с той зимой
Уже меня не разлучить,
до тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.)

Но что с того, что я там был!..

Работу с классом или самостоятельную работу учащихся можно организовать, следуя логике определённых вопросов и заданий к тексту:

— Какое настроение вызывает это стихотворение? Меняется ли оно по ходу текста? Какие мысли и чувства кажутся вам здесь самыми главными?

— Каковы центральные образы стихотворения? Как они взаимосвязаны?

— Какие два мира изображены в стихотворении? Каков мир настоящего? Прошлого?

Проследите, как проявляются отношения между центральными образами стихотворения на всех языковых уровнях и как особенности поэтической формы стихотворения помогают понять его содержание:

— Определите в тексте смысловую роль звукописи.

— Каковы функции поэтической лексики (художественные тропы, глагольная лексика)?

— Какой смысл выявляется при анализе синтаксических особенностей текста?

— Какую роль играют в стихотворении цветовые образы? Есть ли здесь символика цвета?

— Как проявляется в стихотворении мотив времени и мотив памяти?

— К какому виду искусства близко это стихотворение? Объясните свою точку зрения.

— Как проведённый вами анализ текста помогает понять его содержание?

В результате обсуждения вопросов школьники могут прийти к таким выводам, которые лягут в основу будущего сочинения.

Стихи о войне нередко поначалу кажутся простыми и понятными. Но чем больше перечитываешь стихотворение Ю.Левитанского “Ну что с того, что я там был...”, тем больше открываешь в нём смыслов. Трудно выразить в одном-двух словах ту гамму настроений, которые оно вызывает: это скорбь и боль, порыв и отчаяние, это вечная память о погибших, чувство неоплатного долга перед ними, это ощущение неизбежного бега времени, это горечь сожаления о юности, опалённой войной, это зрелое размышление старика, который прошёл смертный ад и понял, что жизнь всё равно прекрасна, даже когда память прошлого не отпускает, волнует, не даёт ничего забыть.

Центральный образ стихотворения — это образ времени. Действительно в тексте как бы два временных пласта: прошлое и настоящее. Строфика текста поочередно показывает нам то один, то другой мир. Первая, третья и пятая строфы — это мир реальный, а вторая, четвёртая и шестая строфы — это мир прошлого, мир воспоминаний. Миры эти связаны, что подчёркивается взаимопроникающими рифмами, которые не укладываются в рамки одной строфы.

Мир прошлого — это мир войны, которую лирический субъект отчётливо видит и слышит. Образ войны постоянно живёт в памяти вечного солдата, голос войны дремлет в душе воина долгие послевоенные годы, но разрастается и начинает звучать громче на волнах растревоженной памяти. Она сначала воскрешает зрительные образы и картины, наполненные яркими красками. Это “меткой пули недолёт” (к счастью, недолёт), это “лёд кровавый в январе”. А затем образы мира прошлого становятся звучащими, громкими, как “топот загнанных коней”, как “хриплый окрик на бегу”.

В художественной структуре стихотворения мир прошлого не случайно взят в скобки. Его уже не существует, война давно окончилась. Но он есть, он живёт в памяти тех, кому довелось пережить эти страшные годы. Мир прошлого уже нельзя вспомнить до малейших деталей, слишком много времени прошло, да и память с возрастом стала слабее. Но самые яркие картины войны невозможно стереть из памяти. Они там навсегда.

Мир прошлого — цветной, яркий, в нём осталась юность. Но он статичен. Отсутствие глагольной лексики во второй и четвёртой строфах показывает, что мир прошлого как бы замер на месте, он остался навеки таким, каким запечатлелся в памяти юного солдата.

Совсем иной мир настоящего. У лирического субъекта, живущего сегодня, всё в прошлом, в мире силы и юности. Слишком волнующими и страшными были для него те давние впечатления войны, слишком много она сумела отнять у него: друзей, сверстников, молодость, здоровье. Память — это жестокий судья для тех, кто уцелел, для тех, кто сам выбирал, “где голову сложить”. Поэтому лирический субъект гонит от себя тяжкие воспоминания, искренне хочет забыть всё, что было с ним в те далёкие годы.

Но память войны сильна настолько, что ничего не даёт забыть, как бы ни хотелось. Отсюда сильные и яркие образы, соединяющие эти два мира, показывающие, что их нельзя разорвать. Бывший солдат “крепко впаян” в “кровавый лёд” мира прошлого, он в нём “как мушка в янтаре”. Это и пламя Вечного огня — символ памяти о павших и оставшихся навеки девятнадцатилетними. Это вечное пламя соединяется памятью с пламенем “гильзы в блиндаже”, того немудрёного самодельного светильника, символа войны, который умел делать каждый солдат.

Именно поэтому желание всё забыть останавливается на уровне “почти забыл”. Почти, но не совсем. В стихотворении появляется один из самых ярких метафорических образов, делающих память о войне сильным, живым существом, поселившимся в душе и терзающим её даже после войны:

Я не участвую в войне —
она участвует во мне.

Антитеза образов “я” и “война” подчёркивается синтаксической конструкцией, но повторение одного и того же глагола “участвую” говорит о неразрывности этих миров. Именно память о прошлом дрожит отблеском Вечного огня на скулах старого солдата, которые того гляди сами задрожат от тяжёлых воспоминаний, нахлынувших в день, когда люди идут к Вечному огню. Есть минуты осознания войны, того грозного “быть или не быть”, когда в скрытой в стихотворной строчке цитате угадывается сила шекспировских страстей и неизбежность нравственного выбора.

Мир прошлого неумолимо стучится в сердце героя. И как бы он ни старался забыть войну, она живёт в нём. Поэтому в шестой строфе (в скобках), рисующей неумолимый мир прошлого, появляются философские рассуждения о скоротечности жизни, о неотвратимости смерти. Постаревшего рядового, который избежал участи “неопознанного солдата”, уже “не исключить” ни из этих лет, ни из “той войны”. Всё стало одинаково прошлым. Поэтому в надвинувшейся зиме старости ещё острее болят старые раны войны, от которых не излечить ни тело, ни душу. Кто-то давно погиб и остался навечно в снегах войны, а сегодня черёд того, кому судьба отпустила долгие послевоенные годы, истерзавшие душу неисчезающей памятью. Поэтому-то и не разлучить старого солдата ни “с той зимой”, ни “с той землёй”. Всему своё время, всякий жизненный поворот должен восприниматься как неизбежность. Совсем немного времени осталось у бывшего рядового до тех снегов, где нам уже его “следов не различить”.

Диалектика единства и оппозиции двух миров — мира настоящего и мира воспоминаний — отчётливо проявляется на всех уровнях поэтической структуры текста.

Мир реальный тих и бесцветен, тогда как мир прошлого насыщен громкими звуками и яркими красками. В мире прошлого остались молодость, силы, безвременно погибшие друзья. В мире настоящего — только неумолимый набат памяти. Мир войны возникает в памяти яркими фрагментами, вспышками. На это указывает ряд коротких предложений, в которых совсем нет глаголов, а есть метафорические образы, роднящие постаревшего солдата с миром воспоминаний. Он один из многих похожих новобранцев, которые отличались не внешне, а только именами. Недолёт пули спас его от гибели, от участи большинства, но он такой же, как те убитые, юные, сильные. Поэтому в кровавом льду войны есть и его кровь. Поэтому и “топот загнанных коней”, и “хриплый окрик”, и “бой на дальнем рубеже” — это тоже он.

А мир настоящего наполнен глаголами, он вроде бы внешне живой, но поразительно однообразен, в нём нет ничего примечательного. Да и глаголы, рисующие динамику мира настоящего, одни и те же: “был”, “забыл”, “не помню”, “вспомнить не могу”, “хочу забыть”. Мир настоящего, как и мир прошлого, не целостный, разорванный, фрагментарный. Это мир утрат, боли и тяжёлых воспоминаний. Да и жизнь далеко не юного человека, испытавшего войну, — своебразный “кинематограф”, “чёрно-белое кино”.

Интересен анализ основных образов мира прошлого и мира настоящего. Мир прошлого наполнен яркими и энергичными образами, но все они выражены только именами существительными с красочными определениями (“меткая пуля”, “кровавый лёд”, “мушка в янтаре”, “топот загнанных коней”, “хриплый окрик”, “миг непрожитого дня”, “бой на дальнем рубеже”) при почти полном отсутствии глаголов, что говорит о фрагментарности и статичности этого мира, который живёт лишь яркими вспышками памяти. Лексика войны жёсткая, грубая, что ещё более подчёркивается звукописными образами: “кРовавый в январе”, “хРиплый окРик”. А в кульминационном образе — образе Вечного огня — нет уже грубого “р”, появляется плавность и мягкость согласного “л”: “пЛамя гиЛьзы в бЛиндаже”, “отбЛеск... на скуЛах”. Это, может быть, говорит о том, что всё преходяще: и война, и даже человеческая жизнь, но память, именно память должна быть вечной, именно она даёт душе возможность не ожесточиться, а примириться с происходящим.

Особую смысловую роль имеет поэтический синтаксис стихотворения. Мир войны как бы вторичен по отношению к миру настоящего. Поэтому он в скобках. Но оба мира дисгармоничны, разорваны, фрагментарны, на что указывает ряд коротких предложений, между которыми точки. Может быть, потому так неуютно лирическому субъекту в мире настоящего, что он неразрывно связан с миром прошлого?

Центральный образ мира прошлого — юный солдат, “я”. Он выделен анафорой второй и четвёртой строф, рисующих мир войны, и дополнительным ударением, спондеем, попадающим на первое слово каждого стиха, начинающегося с местоимения Я. В первой и третьей строфах, где выражен мир настоящего, местоимение Я употребляется только с глаголами в прошедшем времени. А там, где глаголы стоят в настоящем времени, предложения становятся определённо-личными. В них нет подлежащего. Может быть, это тоже символично.

Понять философское наполнение шестой строфы помогает и градация рифмующихся глаголов — “не исключить”, “не излечить”, “не разлучить”, “не различить”. Лирический субъект с войной навсегда. Она преследует его до самой смерти, и его последние дни в снегах зимы-старости напоминают ему снега и кровавый лёд войны.

Поэтому рефреном звучит всё одна и та же строчка: “Что с того, что я там был”, произнесённая с восклицательной интонацией в финальном стихе. Она о том, что нельзя забыть прошлое, нельзя убежать от него. Можно только помнить его и понимать, что настоящее невозможно от него отделить.

На слова этого стихотворения московские исполнители-барды В.Берковский и Д.Богданов создали замечательную песню, музыкальные образы которой ещё раз подчёркивают противопоставленность и нераздельность мира прошлого и мира настоящего. Причина тому — неумолимое время, которое и соединяет эпохи жизнью одного человека, и разъединяет их его отношением к ним.

* * *

Полученная учениками информация неизбежно несёт в себе факты биографии поэта Юрия Левитанского. Но не стоит говорить о его жизни до знакомства с его стихами. Ведь в них — биография целого поколения, целой страны. Рассказ о жизни и творчестве поэта можно включить во вторую половину урока.

Слово учителя или подготовленного ученика

Юрий Давыдович Левитанский родился в 1922 году в Киеве. Войну встретил девятнадцатилетним. Первые стихи поэта были опубликованы во фронтовых газетах. Многие из них вошли впоследствии в его первый поэтический сборник “Солдатская дорога” (1948). В сборнике “Из ранней тетради” главное место заняли баллады, отличающиеся жёстким ритмом.

В 80–90-е годы поэт издаёт ряд поэтических книг: “Избранное” (1982), “Попытка оправдания” (1985), “Годы” (1987), “Белые стихи” (1991), “Меж двух небес” (1996).

В более позднем творчестве поэт выработал другой, противоположный прежнему стиль. Его стихи становятся неспешными и сдержанными. В них воспоминания о прошлом и рассуждения о жизни, о её ценностях. Он никого не обличает и никуда не зовёт, но вместе с поэтом читатель начинает вглядываться в сущность предметов и явлений, вырабатывать в себе зоркость внутреннего, “сердечного”, зрения. Нельзя всё в жизни и особенно в творчестве поэта увидеть глазами, что-то обязательно нужно почувствовать и ощутить душой.

Стихи этих лет отличаются отточенностью поэтической формы, умелым владением звукописью, они мелодичны и музыкальны. Мир природы воспринимается поэтом эстетически. Его лирический герой живёт в гармоничной среде красивых пейзажей, музыки, живописи, которые взаимопроникают друг в друга. Но и в поздних стихах звучит пронзительным диссонансом трагическая нота войны, которая не давала поэту покоя всю его жизнь.

Трагизм памяти о войне сглаживается величием и красотой жизни. Поэт, изломанный войной, “штопаный-перештопаный, мятый, битый”, утверждает, что “жизнь всё равно прекрасна”.

На вручении ему Государственной премии России поэт осудил войну в Чечне, и сделал это, вероятно, потому, что лучше других понимал безнравственную сущность войн вообще. Он сказал: “Мысль о том, что людей убивают как бы с моего молчаливого согласия, — эта мысль для меня воистину невыносима”.

Поэтическое мышление Юрия Левитанского можно считать кинематографическим. “Кинематографические” стихи похожи на бессюжетные сценарии, которые выражают отношение автора к миру природы и его изменениям, взаимоотношениям между людьми. Для таких стихов характерен подчёркнуто замедленный ритм. Поэтике Ю.Левитанского свойственны и медлительные многостопные дактили или амфибрахии с многочисленными нарушениями ритма. Часто он переходит и к свободному стиху — верлибру.

Эти характерные особенности поэзии Ю.Левитанского можно заметить, читая и обсуждая его стихи о вечных человеческих ценностях: любви, искусстве, творчестве. Таковы стихотворения “Этот поздний рассвет...”, “Время слепых дождей”, “Рисунок”, “Музыка моя, слова...”, “Человек, строящий воздушные замки”, “Время, бесстрашный художник...”, “Тёмный свод языческого храма...”, “Что делать, мой ангел, мы стали спокойней, мы стали смиренней...”, “Сколько нужных слов я не сказал...”, “Горящими листьями пахнет в саду...”, “Я видел вселенское зло”, “Меж двух небес” и другие. В них проводится мысль о том, что только вечные ценности спасают человека от бездуховности.

Каждый человек, по Левитанскому, имеет “бремя фамильного сходства с Богом и горсточкой праха”. Время рисует его облик безжалостно и бесстрашно, и в нём “наши безгрешные лики, лица греховные наши”. И это потому, что “нас от первого крика // и до последнего вздоха // пишет по-своему время (эра, столетье, эпоха)”.

Жизнь человека, по Левитанскому, подобна расцвету и увяданию природы. Так, в стихотворении “Рисунок” поэт в условной манере рисует три руки, обращённые к небу. Первая из них “получилась маленькой и почти изумрудно-зелёной, как лист в апреле”, “вторая чуть больше (зелёное с красным), а третья большая и красная, как последний лист сентября”. И “они последовательно означали собою — начало, и — продолженье начала, и — приближенье конца”. И видя такую картину, лирический субъект понимает, “что замысел, который движет нашей рукою, выше, чем вымысел, который доступен нашей руке”.

И поэтому вовеки
не будет наш труд напрасным,
а замысел — праздным,
и будет прекрасным дело,
которое изберём,
и все наши годы —
лишь мягкие переходы
между зелёным и красным,
перемены погоды
между апрелем и сентябрём.

Воистину, жизнь сложна и разноцветна, и в ней не всегда получается так, как задумано первоначально. Жизнь подобна полотну художника, но только природа и искусство спасают человека от трудностей и разочарований жизни.

Отточенностью поэтической формы отличается стихотворение “Музыка моя, слова...”, в котором можно увидеть единство и гармонию мира искусства и мира природы, если они сопряжены с миром человеческой души, тайнами творчества, являющегося высшей формой человеческого самовыражения.

Музыка моя, слова,
их склоненье, их спряженье,
их внезапное сближенье,
тайный код, обнаруженье
их единства и родства —
музыка моя, слова,
осень, ясень, синь, синица,
сень ли, синь ли, сон ли снится,
сон ли синью осенится,
сень ли, синь ли, синева —
музыка моя, слова,
то ли поле, те ли ели,
то ли лебеди летели,
то ли выпали метели,
кровля, кров ли, покрова —
музыка моя, слова,
ах, как музыка играет,
только сердце замирает
и кружится голова —
синь, синица, синева.

В результате чтения и обсуждения стихов Ю.Левитанского, прослушивания песен на его стихи ученики могут прийти к выводам об особенностях его поэтической манеры.

Левитанский — талантливый лирик. Лейтмотив его поэзии — “Жизнь всё равно прекрасна!” Для его поэтики характерно обилие звуковых и цветовых образов, внутренняя эмоциональность и повышенная метафоричность, осязаемость и кинематографичность его поэтических образов. Стих Левитанского длинный, медленный, часто нерифмованный, в котором нередки рефрены, повторы, диалоги, скрытые цитаты и многочисленные историко-культурные ассоциации.

А при этом, как сказал сам поэт о “человеке, строящем воздушные замки”, — “совершенство пропорций, изящество линий и какое богатство фантазии!”

Юрий Левитанский уверен, что каждый человек должен быть готов к нравственному выбору, потому что “каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу...”. Он, подводя итог своей нелёгкой жизни, верит, что в жизни ему повезло, потому что ему “дружбу дарили друзья, и женщины нежно любили”, потому что его “на войне не убили”, потому что он дожил “до нашей эпохи”. Он уверен, что “история движется верно, лишь мерки её не про нас”.

Когда-то поэт Михаил Луконин так сказал о Юрии Левитанском: “У него своя интонация, свои рифмы, свои краски, а главное, есть то неуловимое своё, что делает поэта, — свой талант жить, и думать о жизни, и выражать это сильными и волнующими стихами”. Сегодня, когда мы можем оценивать большой талант поэта на расстоянии, приходит понимание, что именно такие поэты спасают от всех “переделов” здание российской культуры.

Литература о жизни и творчестве Левитанского немногочисленна. Это статья Бориса Слуцкого “Последние тридцать лет и немного прежде” (Литературное обозрение. 1975. 25 июня. С. 6). Это фрагмент из книги Сергея Чупринина “Крупным планом” (М., 1983. С. 92–107), где глава о Юрии Левитанском называется “Юрий Левитанский: Евангелие от Сизифа”. Сведения о нём можно найти в справочнике В.Агеносова и К.Анкудинова “Современные русские поэты” (М., 1997. С. 61–63). И одна из последних публикаций о его жизни — письма и воспоминания жены Ирины “А там уж будь что будет” (Огонёк. 2000. № 9).