Читальный зал
КНИЖНАЯ ПОЛКА
А.И. Рейтблат. КАК ПУШКИН ВЫШЕЛ В ГЕНИИ. Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2001. 416 с. (Серия «Научная библиотека») |
“Возникает впечатление, что исследователи поражены странной слепотой: уделяя пристальное внимание одним темам, они в упор не видят других, не менее, а может быть, и более значимых”, — пишет автор, обратившийся к социально-культурному контексту творчества Пушкина. Его темы — социальные роли и функции. Вот главы о писателе — речь идет не только о Пушкине, но и о Булгарине, своим романом («Иван Выжигин», 1829) и своей газетой («Северная пчела») завоевавшем широкого читателя. Рассказывается о московских “альманашниках” — в их деятельности А.И. Рейтблат усматривает “желание преодолеть свою социальную и культурную неполноправность”, а в самих альманахах — не “плохую” литературу, а “другой слой литературы, отражающий вкусы «третьесословных» читателей”.
Московская низовая книжность (давняя тема нашего автора, в 1990 году выпустившего сборник «Лубочная книга») — важная часть книжной продукции пушкинского времени (Руслан, Додон и некоторые другие персонажи Пушкина взяты именно из лубочных книг). А рядом с авторами литературы для “третьего сословия” (помните, как в тыняновском романе слуга Грибоедова читает «Сиротку», главу из будущего «Выжигина»?) — презрительный Вяземский, ещё в 1829 году в стихотворении «Три века поэтов» заклеймивший современность, когда поэт стал “оброчником альманахов”, Вяземский — поэт для немногих, литературный “аристократ”, презирающий толпу и её вкусы.
Всё это очень интересно. И о цензуре (наши ученики, тьфу-тьфу-тьфу, уже не понимают, что это такое), и об издателе, и о редакторе, и об отношениях писателей с III Отделением. Всё — по архивным материалам, очень доказательно, умно, остро... А что же Пушкин?
“Для того, чтобы дать исторически адекватную характеристику творчества писателя и его роли в литературном процессе, необходимо изучить восприятие его произведений читателями, специфические черты и вкусы его аудитории”. Эта работа “только начинается”, — признаёт автор и предлагает реферат книги П.Дебрецени «Социальные функции литературы: Александр Пушкин и русская культура». (Почему-то один раздел этой книги переведён на русский язык дважды — в сборниках «Русская литература XX века: исследования американских ученых» /СПб., 1993/ и «Современное американское пушкиноведение» /СПб., 1999/, а другие части – ни разу). Сам же посвящает литературной репутации поэта отдельную главу, давшую заглавие всей книге (“корректнее было бы, как нам представляется, поменять местами заглавие и подзаголовок книги”, как по другому поводу пишет автор). Сознавая, что “во всех аспектах проанализировать литературную репутацию Пушкина можно только в обширной монографии”, А.И. Рейтблат показывает, как поэт, ещё будучи молодым, заслужил титул гения, — это было связано с сакрализацией (этого слова автор не употребляет) самого понятия “писатель”; как Пушкин «Русланом и Людмилой» “точно угадал ожидания публики и ответил на них”; как формируется культ Пушкина в образованном обществе, какую роль в карьере Пушкина сыграли дружеские связи поэта, литературные кружки и салоны — словом, каковы те средства и приёмы, которые позволили поэту “закрепиться на первом месте и стать к началу 1830-х гг. общепризнанным главой русской литературы”.
Здесь многое вызывает споры: и явно преувеличенная степень осознанности пушкинской “тактики”, и явно упрощённая картина успеха (есть ведь и вторая половина 1820-х—1830-е годы, время одиночества и непонятости поэта).
Так что подождём “обширной монографии”.
Лев СОБОЛЕВ