КНИЖНАЯ ПОЛКА

Кошелев В.А. ПУШКИН: ИСТОРИЯ И ПРЕДАНИЕ. СПб.: Академический проект, 2000. 361 с.

В этой книге, кроме Пушкина, удивительные герои — Вещий Олег, Вадим Новгородский, Пугачёв, Наполеон, Бова Королевич, Царь Салтан, сват Иван…

Последний появляется в пушкинском наброске 1833 года (вторая "болдинская осень"). Казалось бы, какое отношение имеет этот персонаж к теме новой книги известного исследователя русской литературы, рассматривающего отношение Пушкина к истории и историческим легендам, его восприятие соотношения правды и вымысла в исторических и поэтических сочинениях, "поэтичности" истории и историчности мифа и поэзии?!

Однако В.Кошелев виртуозно показывает, что в строках пушкинского черновика таится целый мир народных
традиций, правил и установлений. И на этом основании делает уже сугубо учёный вывод: за "сватом Иваном" скрыт не В.А. Жуковский как адресат наброска, а, скорее, поэт Иван Мятлев…

Свободно владея многообразным материалом, В.Кошелев выстраивает его так, что и у читателя, даже впервые узнающего о каком-то событии или имени, создаётся уверенность в собственной способности постигать и постичь "дела давно минувших дней". Не только в знакомом с дошкольного детства Царе Салтане проявляются черты лубочного и святочного героя. Не только в знакомой с начальных классов истории о Вещем Олеге открываются политические проблемы — актуальные для России и в Х, и в XIX, и в ХХ, а вероятнее всего, и в ХXI веке…

Может быть, о Вадиме Новгородском мы знаем столь мало потому, что Пушкин отказался от завершения произведений, ему посвящённых? Восстанавливая замысел поэта, В.Кошелев показывает, как открывшийся Пушкину историософский парадокс — защита "древних вольностей" легко может обернуться деспотизмом — привёл не только к пересмотру им творческих начинаний, но и переосмыслению сущности движения декабристов.

Даже пушкинских "бесов" исследователь помогает читателям увидеть не просто как носителей "злого", ловящих на этом "злом" человека. У Пушкина "бесы как люди — и поэту (в финале стихотворения) их попросту жалко".

Особо следует отметить главу с темой, на которую в постсоветское время, кажется, не писал только неграмотный: «Пушкин и христианство». Она достойно возвышается в шуме молитвенных стенаний: В.Кошелев говорит не об "универсальном" христианстве Пушкина, а рассматривает отражение христианских мотивов и образов в его созданиях…

Пожалуй, и сказанного достаточно, чтобы признать незаурядность этой небольшой книги. Она не отвращает от Пушкина (и такое бывало в нашей науке), а приближает к нему.

С.Д.