Я ИДУ НА УРОК

Ирина УЧАМБРИНА,
школа № 919, Москва

"ВЕСЬ МИР, как он видится с чегемских высот..."

Урок по роману Ф.Искандера «Сандро из Чегема». 11-й класс

I. Вступительное слово учителя.

"Я русский писатель, но певец Абхазии", – сказал о себе Фазиль Искандер. Действительно, у него безупречный русский язык, чувство стиля, верность традициям классической русской литературы. С другой стороны, только на страницах произведений Искандера можно увидеть этот благословенный край с тёплым ласковым морем и жгучим южным солнцем, с альпийскими лугами и могучими горами, на которых отдыхают облака, с горными озёрами, среди которых одно из красивейших – Рица, с белым городом Сухуми (по Искандеру – Мухусом), где в кофейне на берегу так замечательно вести неспешные разговоры, вдыхая запах моря и ощущая густоту и горечь чёрного напитка...

Абхазия – родина писателя, предмет его восхищения и гордости, любви и поклонения.

II. Сообщение ученика о жизни и творчестве Ф.Искандера.

Фазиль Абдулович Искандер родился 6 марта 1929 года в городе Сухуми. Его отец, перс по происхождению, подвергшись в 1938 году сталинской депортации, был отправлен в Иран, где попал на каторгу, потом работал на строительстве железной дороги и умер в 1954 году, так и не увидев больше своей семьи. Будущий писатель учился в русской сухумской школе, воспитывался матерью-абхазкой и её родственниками, летом отправлялся к родным в горы.

В 1948 году, закончив школу с золотой медалью, Искандер поступил в Московский Библиотечный институт. "Сейчас Библиотечный институт переименован в Институт культуры и пользуется у выпускников большим успехом, что ещё раз напоминает нам о том, как важно бывает вовремя сменить вывеску, – со свойственным ему юмором замечает писатель в рассказе «Начало». – Через три года учёбы в этом институте мне пришло в голову, что проще и выгодней самому писать книги, чем заниматься классификацией чужих книг, и я перешёл в Литературный институт, обучавший писательскому ремеслу. По окончании его я получил диплом инженера человеческих душ средней квалификации и стал осторожно пробиваться в литературу, чтобы не обрушить на себя её хрупкие и вместе с тем увесистые своды".

После завершения учёбы в институте Искандер работал в газетах Брянска, Курска, Сухуми. В 1957 году вышел его первый сборник стихов «Горные тропы», после чего Искандер был принят в Союз писателей. Однако настоящую славу ему принесла опубликованная в 1966 году в «Новом мире» повесть «Созвездие Козлотура» – смешная и едкая одновременно, – повесть, развенчивающая наше вечное стремление ко всякого рода кампаниям.

Начиная с 1973 года в журналах «Новый мир», «Знамя», «Юность» публикуются отдельные главы романа «Сандро из Чегема». Но целиком роман был напечатан лишь в 1989 году и тогда же был удостоен Государственной премии.

Ф.Искандер, недавно отметивший своё 70-летие, вот уже почти 40 лет живёт и работает в Москве.

Рассказы и повести Искандера – «Приключения Чика», «Школьный вальс, или Энергия стыда», «Удавы и кролики» и другие – любимы и читаемы, как и прежде.

Фазиль Абдулович – лауреат премии «Болдинская осень» и «Триумф».

В романе Ф.Искандера «Сандро из Чегема» 32 главы; для анализа в рамках двухчасового занятия мы выбираем несколько: «История молельного дерева», «Пиры Валтасара», «Рассказ мула старого Хабуга», «Дядя Сандро и его любимец», «Молния-мужчина, или Чегемский пушкинист», «Дудка старого Хасана», «Джамхух – Сын Оленя» – на выбор. Прочитаем в «Предисловии» автора к роману, как он сам объясняет свой творческий замысел: "Начинал я писать «Сандро из Чегема» как шуточную вещь, слегка пародирующую плутовской роман. Но постепенно замысел осложнялся, писатель только следует замыслу, который диктует ему рукопись.

История рода, история села Чегем, история Абхазии и весь остальной мир, как он видится с чегемских высот, – вот канва замысла".

III. Далее беседуем по вопросам и заданиям информационных карточек. (В группе работают по 3–4 учащихся.)

КАРТОЧКА № 1

Как вы объясните, что автор использует вымышленное название села, хотя в романе чётко соблюдена географическая достоверность?

– Для Ф.Искандера Чегем не географическое, а нравственное понятие. Чегем – это источник духовности, живущей в древнем народе и позволяющей ему "в этом мире, забывшем о долге, о чести, о совести", сохранить благородство души, веру в добро и порядочность, честность и справедливость. "Собственно, это и было моей литературной сверхзадачей: взбодрить моих приунывших соотечественников", – отмечает писатель.

КАРТОЧКА № 2

Литературный критик Наталья Иванова назвала «Сандро из Чегема» "комическим эпосом исторической народной жизни". А как бы вы определили жанр этого произведения?

– Своеобразие романа в том, что в нём смешаны все жанры. Это и народный эпос, и отчасти плутовской роман, и историческое полотно. Смещены границы жанров, но неизменна смеховая структура произведения, основанного на философской иронии повествователя, на народном юморе его персонажей. В романе отсутствует единый сюжет: нет традиционной завязки и развязки, действие романа может свободно развиваться с любой временной или топографической точки. События, происходящие в данный момент, перемежаются рассказами-воспоминаниями, конкретные образы героев дополняются авторскими рассуждениями. Отдельные повести объединены в одно целое произведение благодаря образу Сандро Чегембы, который только в некоторых главах отходит на второй план, уступая место другим чегемцам и давая возможность читателю соскучиться по своему любимцу.

КАРТОЧКА № 3

Как, какими средствами создан образ главного героя – дяди Сандро? Какую характеристику даёт ему писатель? Почему именно Сандро стал главным героем романа?

– Неоднозначность, многогранность характера Сандро Чегембы хорошо видна уже в его портрете: "Это был на редкость благообразный старик с короткой серебряной шевелюрой, большими усами и белой бородой. Розовое прозрачное его лицо светилось почти непристойным для его возраста младенческим здоровьем... В его лице уживался благостный дух византийских извращений с выражением риторической свирепости престарелого льва". Автор любуется его "величественной и немного оперной фигурой, как бы иронически сознающей свою оперность и в то же время с оправдательной усмешкой кивающей на тайное шутовство самой жизни". Дядя Сандро, как замечает автор, "никогда никакой книги не читал, кроме книги своей жизни", – и было что почитать! Подвиги и опасности, приключения и тайные интриги, крестьянский труд и слава танцора, встречи с принцем Ольденбургским и Иосифом Сталиным – всё вместилось в долгую жизнь Сандро из Чегема. Плутоватый, далеко не идеальный дядя Сандро стал главным героем искандеровского эпоса потому, что, несмотря на наличие у него таких качеств, как хитрость, лукавство и лень, он всё же сумел сохранить в себе живую душу, нравственное здоровье, мужество и благородство – и предстал перед нами во всём многообразии национального характера, воплощением которого он является.

КАРТОЧКА № 4

Как показаны в романе некоторые важные этапы истории страны? Как отразились они на жизни чегемцев?

От периода правления Гаграми принца Ольденбургского, мечтавшего создать на Черноморском побережье "Царство порядка, справедливости и полного слияния монарха с народом", до уже не столь далёкого от нас периода "застоя" – таковы временныRе рамки романа.

Дядя Сандро отмечает, что пережил такие времена, "когда, бывало, носа не высунешь, чтобы не шмякнуться в какую-нибудь историю". События главы «Битва на Кодоре, или Деревянный броневик имени Ной Жордания» происходят в начале мая 1918 года в абхазском селе Анхара, когда история, по словам дяди Сандро, "сдвинулась с места и покатилась по черноморскому шоссе". Дядя Сандро мечется между большевиками и меньшевиками, думая, к кому бы примкнуть. Абхазские крестьяне, против воли втянутые в круговорот событий, вынуждены постоянно думать о том, как же всё-таки в такой ситуации "сохранить себя, свою семью, своё хозяйство". Глава «Битва на Кодоре...» изобилует комическими эпизодами, забавными ситуациями, но вот при переправе через реку гибнет молодой боец – сын пастуха Кунты, и всё, что до этого казалось смешным и забавным, оборачивается трагедией.

История страны, представленная писателем в трагикомическом освещении, начинает свой очередной, "судьбоносный этап": "В начале тридцатых годов волна коллективизации дохлестнула до горного села Чегем, дохлестнула, смывая амбары и загоны и швыряя в общий котёл всё, что подворачивалось на пути" (глава «История молельного дерева»). Зря чегемцы надеялись, что "колхозное поветрие, дурь грамотеев в чесучовых кителях авось как-нибудь пронесёт. Ведь пронесло коммунию, остались только воспоминания об общих обедах, похожих на ежедневные пиршества, да весёлые шутки по поводу этого короткого, но весёлого времени".

Отец дяди Сандро – старый Хабуг, размышляя над "проблемой коллективизации", недоумевает: "Какая сила заставит крестьян хорошо работать на общем поле, когда иной и на своей усадьбе работает кое-как? И кто же захочет работать, а может, и жить на земле, если осквернится сама Тайна любви тысячелетняя... Тайна любви крестьянина к своему полю, к своей яблоне, к своей корове, к своему улью, к своему шелесту на своём кукурузном поле".

КАРТОЧКА № 5

Какова система образов главы «История молельного дерева»? Какие события изображённые в ней, показались вам смешными, какие – трагическими?

В селе Чегем создан колхоз, руководить которым прислан Тимур Жванба –бывший школьный преподаватель ботаники. "Это был человек из того всероссийского типа яростных недоучек, которых тогда обильно вытягивал из толпы магнит времени". Наивные чегемцы воспринимают своего председателя колхоза как бедолагу и "порченого". Однако Тимур Жванба не так убог и беззащитен, как кажется чегемцам. Узнав, что жители села жаловались на него в "вышестоящую инстанцию", председатель "на первом же собрании обрушился на них, исполненный ехидства и раздражения: – Ну, чья взяла, троцкисты? – обратился он к ним, яростно улыбаясь". Отчётливо видно, что трагическое и комическое в романе Искандера тесно переплетены. И совсем становится не до смеха, когда Сандро заклеймили в районной газете как "несмирившегося сына смирившегося кулака" или когда "яростный недоучка" Тимур Жванба, "яростно улыбаясь", приклеивает чегемцам политические ярлыки. Страшно подумать, что может обещать в другой ситуации этот оскал "порченого председателя"! Ведь, как мы помним, благодаря именно его "политической бдительности" попал в кенгурийскую тюрьму дядя Сандро!

Интересен в рассказе образ молельного дерева и его "идеологические метаморфозы". Старое ореховое дерево – бывший символ языческого поклонения чегемских пастухов – вдруг, при попытке колхозников срубить его и уничтожить как гнусный пережиток прошлого, стало в ответ на каждый удар топора издавать роковой звук: "Кумм-хозз"! (именно так называли чегемцы колхоз). Таким образом, старое дерево обрело новую жизнь – уже как символ счастливого колхозного будущего, а дядя Сандро был приставлен к нему, чтобы охранять и заодно "разъяснять колхозную политику партии". Но вот новое веяние: местные комсомольцы, развернувшие "антирелигиозную кампанию", решают предать молельное дерево огню, однако старый орех преподносит очередной сюрприз: в его дупле оказался человеческий скелет, поэтому дядя Сандро становится главным подозреваемым в деле об убийстве колхозного бухгалтера.

К счастью, все конфликты в рассказе благополучно разрешаются, пропавший бухгалтер оказался сбежавшим от правосудия растратчиком, кости из дупла – это останки погибшего много лет назад пастуха, а Сандро, благодаря стараниям первого секретаря ЦИК Абхазии Нестора Лакобы, оценившего его талант танцора, устраивается в абхазский ансамбль песни и пляски.

А много лет спустя Почётный Гражданин Села, бывший председатель Тимур Жванба становится обыкновенным вором, ограбившим колхозный сейф, и неграмотный "троцкист" Кязым устраивает ему хитроумную ловушку, в которую тот благополучно попадается (гл. «Бригадир Кязым»).

КАРТОЧКА № 6

На уроках литературы мы уже говорили об особенностях изображения коллективизации М.Шолоховым и Б.Можаевьм. В чём, по-вашему, своеобразие темы коллективизации в трактовке Ф.Искандера?

Своеобразие изображения коллективизации обусловлено жанром произведения, авторским стилем, целями и задачами каждого писателя. Так, М.Шолохов романе «Поднятая целина» показывал, как "кровью и потом" создаётся новая социалистическая колхозная действительность; Б.Можаев в эпопее «Мужики и бабы» изобразил трагическое уничтожение русской деревни "активистами от властей". Ф.Искандер заставляет читателя смеяться, доводя идею колхоза до полного абсурда. Именно смех помогает писателю показать всю нелепость изменений, происходящих в жизни горного села. О том, насколько чуждо понятие колхоза чегемцам, говорит уже тот факт, что ни один из них не может даже правильно выговорить это слово. Оценка чегемцами колхозного поветрия – вполне чёткая: "кумхоз – это дурь грамотеев в чесучовых кителях"; "чтобы этот кумхоз опрокинулся так же, как эта рюмка" (любимый тост старого Хабуга) и так далее. Непонятное слово, непонятные новые распоряжения руководства: срочное обобществление скота, хотя нет для этого подходящего помещения; срочная высадка тунговых деревьев, хотя плоды их ядовиты; срочное разведение чайных кустов, хотя "чая чегемцы отродясь не пили" и так далее.

Однако порой ирония и сарказм автора уступают место грусти и лиризму. Так, например, во сне мула старого Хабуга отразились сокровенные мысли каждого абхазского крестьянина, осознающего свою близость к природе и благодарность родной земле: "Мне снится, как будто я на гребне холма, разделяющего котловину Сабида на две части, купаюсь с жеребёнком в пыли... и мы смеёмся от счастья. Я вижу, что мой старик спускается за мной, и в руке у него горсть соли, а лицо у него такое, какое редко теперь бывает. По лицу его видно, что крестьянское дело не погибло. И справа по склону холма пасутся его коровы и буйволы, и он знает, что крестьянское дело будет вечно и никогда не кончится, и я буду вечно, и он будет вечно... " (гл. «Рассказ мула старого Хабуга»).

Между тем история делает очередной виток, и в жизнь горного села приходят страшные слухи об арестах и высылках, а над всем этим витает зловещая тень Вурдалака и Большеусого, а иначе – "доброго и мудрого вождя всех народов" товарища Сталина. Но наш разговор о нём впереди.

IV. Следующую часть занятия посвящаем подробному анализу главы «Пиры Валтасара».

В предисловии к своему роману Фазиль Искандер даёт читателям пояснение: "Чегемской жизни противостоит карнавал театрализованной сталинской бюрократии: креслоносцы захватили власть. Фигура самого Сталина, этого зловещего актёра, интересовала меня давно, ещё тогда, когда я ничего не писал".

В главе «Пиры Валтасара», в отличие от других глав романа, большинство героев не вымышленные, а реальные: И.Сталин, И.Лакоба, Л.Берия, К.Ворошилов, М.Калинин, жёны Берии и Лакобы. Чётко указано также время и место действия: в 1935 году в одном из санаториев под Гаграми Сталин проводит совещание секретарей райкомов Западной Грузии. Сюда дядя Сандро приглашён вместе с другими танцорами ансамбля для развлечения гостей.

Как известно, образ Сталина волновал многих писателей, пытавшихся дать глубокий, серьёзный анализ этой страшной личности. Рассмотрим подробно, как делает это Ф.Искандер. Итак, как мы помним, в предисловии к роману писатель упоминает о "карнавале сталинской бюрократии". Какие же "маски" примеряет на себя "зловещий актёр" Сталин?

1. ВОЖДЬ СКРОМЕН.

За пиршественным столом хозяин – председатель ЦИК Абхазии Нестор Лакоба, а Сталин – "только гость". Находясь в центре внимания присутствующих, вождь улыбается "отеческой улыбкой и как бы слегка извиняясь за предательство соратников, которые аплодируют не с ним, а ему".

Вот замечательный пример необычайной скромности вождя, о котором с восторгом рассказывает Лакоба: Сталин просил выслать ему мандарины, "строго наказав сопроводить посылку счётом, который вождь оплатит с первой же получки". (Ведь любой такой жест – в этом Сталин уверен – когда-нибудь сыграет свою историческую роль.)

"Не мы с тобой сажали эти мандарины, дорогой Нестор", – лицедействует Сталин. "Народ сажал", – говорит он, "ещё смутно нащупывая взрывчатую игру слов", пробуя на слух внезапно родившуюся и такую удобную формулу. Народ сажал – народ, который всегда идёт за своим вождём, предан ему до обожания, каждый раз приветствуя любую его фразу громом рукоплесканий, – народ и приговаривал и сажал своих врагов.

2. ВОЖДЬ ДЕМОКРАТИЧЕН.

Вот Сталин просит, а по сути, приказывает жене Берии танцевать для его гостей. Нина танцевать не умеет, и вождь прекрасно это знает, но Лаврентий провинился – значит, должен быть наказан – хотя бы таким изощрённым способом:

"– Лаврентий, попроси жену, пусть потанцует...

– Но я не умею, товарищ Сталин, – сказала она, краснея.

Сталин знал, что она не умеет танцевать.

– Вождь просит, – грозно шепнул Берия.

– Зачем вождь, мы все просим, – сказал Сталин и, собирая глазами участников ансамбля, добавил: – Давайте, ребята".

3. ВОЖДЬ ЩЕДР.

После завершения пиршественной ночи Сталин щедрой рукой насыпает в башлыки участников ансамбля остатки еды со стола. "Всё равно скажут – Сталин всё скушал", – юродствует он. В этом юморе палача, в его стремлении "всем раздать поровну" явно чувствуется пародийность авторского тона: "Так деревенский патриарх, Старший в Доме, после большого пиршества раздаёт гостям дорожные и соседские паи".

4. ВОЖДЬ – ВЕЛИКИЙ И МУДРЫЙ "ОТЕЦ НАРОДОВ".

Вот перед глазами читателя двадцать красавцев танцоров – воплощение его мудрой национальной политики. Пройдёт немного времени, и руководитель ансамбля Платон Панцулая будет арестован, а первому танцору Сандро Чегемскому придётся намеренно повредить ногу, чтобы избежать той же участи. Что касается "лучшего друга" Сталина – Нестора Лакобы, то судьба его известна. В 1936 году он был отравлен (а по официальной версии – умер от "грудной жабы") и после похорон был объявлен врагом народа. Его жена Сарья отказалась подтвердить лживые обвинения против мужа. "Сына её били на глазах у матери, и мать били на глазах у сына. Под пытками она сошла с ума и умерла в тюремной больнице. Не обученная диалектике, она твёрдо знала, что предать мужа может только нелюдь, и предпочла смерть. Её единственного сына Роуфа, с законопослушной терпеливостью дождавшись совершеннолетия, тоже расстреляли" – так пишет Ф.Искандер в повести «Сумрачной юности свет».

Но Сталин не только "зловещий актёр", он ещё и режиссёр, который ведёт одному ему известный спектакль. Он даже не во главе стола, он – "у самого края" и оттуда наблюдает за происходящим. Вот центральные актёры: Н.Лакоба, Л.Берия, М.Калинин, К.Ворошилов. Вот массовка: танцевальный ансамбль; а вот и зрители, непосредственно вовлечённые в театральное действо; секретари райкомов Западной Грузии "с бровями, так и застывшими в удивлённой приподнятости". Впрочем, публикой в этом театре была и вся страна, ибо каждый факт биографии Сталина, каждый его жест, обрастая легендарными подробностями, являлся потом составной частью его исторической роли – ведь никто так не умел заглядывать в будущее, как вождь.

Сталин безошибочно ведёт свою роль, заставляя присутствующих трепетать. Только что весело хохотавший над рассказом Лакобы о чегемском молельном дереве, Сталин и за пиршественным столом ни на минуту не забывает о политических противниках – и в голосе уже отчётливо звучат "нотки угрозы и раздражения". Подобно большому артисту, он чувствует свою власть над залом: "Он любил такого рода смутные намёки. Фантазия слушателей неизменно придавала им расширительный смысл неясными очертаниями границ заражённой местности. В таких случаях каждый отшатывался с запасом, а отшатнувшихся с запасом можно было потом для политической акции обвинить в шараханье".

Вот Сталин выстраивает мизансцену: "Берия–Лакоба". Предлагая тост за "своего лучшего друга" Лакобу, вождь добавляет: "Аллаверды, Лаврентию", зная, что тот не любит Глухого, "забавляется, заставляя Берию первым выпить за Лакобу". Дальше – больше. Вот Берия посмел "хохотнуть" над глухотой Лакобы – Сталин тут же "инсценирует" издевательство над самим Лаврентием: "Попроси жену, пусть потанцует". Пусть Берия немножко поудержит пыл, пусть не забывается и пусть испытает смущение и стыд за неловкость жены.

Не зря обеспокоен дядя Сандро: всего этого унижения Берия Нестору не простит. Знает это и сам вождь: "Вот я уже полюбил Глухого, и я знаю, что Берия его сожрёт, но я не могу ничем помочь, потому что он мне нравится. Власть – это когда нельзя никого любить". Это, так сказать, диалектика власти.

А ещё есть диалектика наказания. Вот Берия просит у Сталина санкцию на арест старого большевика Цулукидзе, который "слишком много болтает". Только гениальный вождь мог проявить такую изобретательность: на Кавказе чрезвычайно сильны родственные связи – значит, пусть будет наказан не сам Цулукидзе, а его брат – всеми уважаемый директор батумского лимонадного завода: "Пусть этот болтун всю жизнь жалеет, что загубил брата".

– Подумаем вместе: а смог бы Сталин создать свой "театр", если бы не готовность "статистов" – многих тысяч людей Советской страны?

– Конечно, не смог бы. Что, как не эта готовность позволила выкристаллизоваться знаменитой фразе "враг народа"? Ведь присутствующие на пиру, как и вся "загипнотизированная" страна, ловят каждое слово вождя, желают уловить каждую перемену в его настроении, подобострастно демонстрируя своё стремление услужить, унизиться. Этому гипнозу подвержен даже гордый горец Сандро. Вызванный к месту банкета телеграммой от Нестора Лакобы, он торопится, вдохновлённый "грандиозностью предстоящей встречи", почти забывая о болезни дочери. Писатель показывает, что дядя Сандро, как и многие другие, физически ощущает на себе "гипнотические" способности вождя: "Вдруг Сталин посмотрел на дядю Сандро, и тот почувствовал, как душа его плавно опустилась вниз, при этом сам он, не мигая, продолжал смотреть на вождя".

Стоит вспомнить, какой номер выдвинул Сандро Чегемского на первое место в ансамбле: он скользил на коленях по полу к ногам Сталина с повязкой на глазах – "в позе, выражающей дерзостную преданность". Разве не так же стояла перед этим тираном вся страна – на коленях, с повязкой на глазах и выражая "дерзостную преданность"?

"Исследуя наше подобострастие, нашу готовность к услужению, – пишет литературный критик И.Иванова. – Искандер создаёт гротескную фигуру, рождённую нашим же апокрифическим сознанием".

– Как же, какими средствами писатель развенчивает "апокрифический" образ вождя?

Искандер чётко показывает, что главная причина такого "гипнотического" воздействия на людей – это их страх. Присутствующие на пиру гости, испытывая огромное нервное напряжение, находятся в полуобморочном состоянии, включая и самого Сандро. "Где-то я тебя видел, абрек?" – спрашивает его Сталин, и Сандро чувствует смертельную тревогу, а ансамбль танцоров при этом "каменеет от страха". Даже бесстрашный Ворошилов боится вождя, переживая на себе его "внезапные и мрачные капризы". Страшен вождь, страшен и Берия, "сверкающий стёклами пенсне" и "воинственно замирающий над столом". Вот он, на мгновение сняв пенсне, бросил на одного из присутствующих "свой знаменитый мутно-зелёный взгляд, от которого секретарь райкома откачнулся, как от удара". (Поневоле вспомнишь булгаковского Абадонну – демона смерти, который убивал одним только взглядом.)

Чувство страха у присутствующих постепенно нарастает и достигает наивысшей точки в сцене стрельбы Нестора Лакобы по яйцу, размещённому на голове у повара. Отвратителен вождь, "режиссирующий" это действо, отвратителен "народный снайпер" Лакоба, рискующий застрелить человека, но и жертва-повар не многим лучше, потому что не только принимает условия игры, но и показывает окружающим, "что он не даром рискует, а имеет за это немало выгоды".

Здесь стоит вспомнить интересный эпизод романа. Писатель показывает, какой страх, почти смертельный ужас испытал много лет тому назад мальчик, пасший коз в котловине Сабида, где он столкнулся с таинственным человеком, перегонявшим лошадей с награбленным добром. Этот человек посмотрел на голубоглазого отрока с такой злостью, "с какой на него никогда никто не смотрел". И вот на пиру в Гаграх Сандро вдруг вспомнил об этом впечатлении своего детства и, "холодея от волнения", с ужасом узнал в Сталине того страшного человека. Та давняя встреча юного Сандро со Сталиным является частью авторского замысла: мудрый, добрый, справедливый вождь оказывается, по воле писателя, обыкновенным бандитом с большой, вернее, с нижнечегемской дороги.

В центре нашего с учениками читательского внимания следующий вопрос: почему в заглавии рассказа упоминается ветхозаветный царь Валтасар? Что хотел этим сказать автор?

– Библейская история говорит, что вавилонский царь Валтасар созвал тысячу знатных гостей, которые по его приказу пили из золотых и серебряных кубков, вынесенных из Иерусалимского храма, и прославляли каменных и деревянных идолов. Вдруг в воздухе появилась человеческая рука и начала писать на стене. Страшно напуганные, гости просили мудреца Даниила растолковать написанные на стене странные слова. Даниил предрёк конец царствования Валтасара и его близкую гибель. Пророчество сбывается в ту же ночь. Вавилон завоёван персами, а царь убит. Понятно, какую аналогию проводит писатель: и на пиру у царя Валтасара, и на сталинском партийном банкете присутствуют тот же ужас, то же смятение среди гостей. Все они исполнены страха и взаимного подозрения. Над пиршественным столом в Гаграх, словно в древнем Вавилоне, витает дух смерти, и каждый чувствует её неотвратимость. Гости обречены так же, как обречён сам "царь", вернее – вождь, потому что он, как и царь Валтасар, – уже духовный мертвец (ведь душа его давно умерла), мнимые ценности он поставил над истинными; жизни души он предпочёл торжество власти, основанной на злодействе.

Предлагаю учащимся подумать над таким вопросом: зачем писатель включил в повествование некий неосуществлённый вариант судьбы Сталина?

– Впечатлённый исполняемой ансамблем песней о чёрной ласточке, вождь вдруг представляет себе, как могла бы сложиться жизнь Иосифа Джугашвили, если бы он "не захотел стать властителем России под именем Сталина. Хлопот, говорит, много и крови, говорит, много придётся пролить". Вместо этого – у Джугашвили прекрасное хозяйство, хорошая семья, дети, и крестьяне приезжают к нему за советами...

Вот как объясняет замысел Ф.Искандера критик Ст.Рассадин: "В романе «Сандро из Чегема» есть удивительный эпизод, где властью писателя – благожелательной властью – в мозгу его персонажа Иосифа Сталина возникает идиллическое видение... Будто бы Сталин так и остался Сосо Джугашвили, будто он не Отец Народов, а грузинский крестьянин, будто едет на гружённой виноградом арбе, а соседи судачат о нём – любовно и уважительно... Тонкий сарказм? Пародия, которая подчеркнула по закону контраста противоестественный характер пути, избранного бывшим Джугашвили? Да, возможно, и это. Но главное: «Я подсознательно ощущал жалость к погибшей душе». Так ответил мне Искандер, когда я пытал его как раз по этому поводу" (Очерк «Фазиль, или Оптимизм»).

Но погибшую душу ничем не заполнишь: ни "всерастворяющей нежностью" песни о чёрной ласточке, ни острой жалостью к незаслуженно обиженному Ворошилову, ни даже радостью от побед над врагами Дела.

Дополняю ответы учащихся. Критик И.Виноградов пишет, что образ Сталина "потому получился во всей своей дьявольской чудовищности таким реальным, живым, вещественно достоверным, что Искандер берёт эту фигуру именно в непосредственно человеческом, житейско-нравственном соотнесении её с миром народной духовности".

К сожалению, для более подробного анализа романа Ф.Искандера «Сандро из Чегема» мало двух отведённых часов, и за рамками нашего разговора остались старик Колчерукий – труженик и насмешник; пастух Махаз, вступившийся за честь дочерей; Кама – мать повествователя, которая "вела свою великую, маленькую войну с хаосом эгоизма, отчуждения, осквернения Божьего дара – стыда"; народный толкователь Пушкина – Чунка и многие другие чегемцы.

В заключение нашей беседы остаётся лишь с грустью заметить, что старый, патриархальный мир чегемской нравственности уходит в прошлое. Сам писатель говорил, что в романе «Сандро из Чегема» есть ещё элементы патриархальной гармонии, которые он наблюдал в детстве, а в книге развивал с ностальгической силой. В следующем романе Фазиля Искандера «Человек и его окрестности» тоже ещё есть чегемские элементы, но они уже – только "воспоминание о том, что было и чего больше нет".

"Может, я идеализирую уходящую жизнь? – спрашивает себя писатель. – Может быть. Человек склонен возвышать то, что он любит. Идеализируя уходящий образ жизни, возможно, мы, сами того не сознавая, предъявляем счёт будущему. Мы ему как бы говорим: вот что мы потеряли, а что ты нам даёшь взамен? Пусть будущее призадумается над этим, если оно вообще способно думать".