УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ

Татьяна ГЕРАСИМОВА,
10-й класс, гимназия № 1514,
Москва
(учитель литературы – Г.Рязанова)

О рассказе В.В. Набокова «Тяжёлый дым»

Загадка многослойного мира

Читая первые строки рассказа, я спрашивала себя: "О чём это?" Прочитав «Тяжёлый дым», я поняла, что всё ещё не нашла ответа на этот вопрос. Это произведение почти не поддаётся привычным определениям, прямолинейной трактовке. В художественном пространстве рассказа сориентироваться удивительно трудно. Множество частностей, мельчайших компонентов, данных через призму необыкновенного восприятия героя, требуют от читателя хорошей памяти и развитого воображения.

Сначала были фонари на Байришер Плац, затем неожиданно – комната, занавески и вот, наконец, он – герой, лежащий в комнате на кушетке. Мы ничего о нём не знаем: автор даёт лишь "размытое" упоминание, что он "длинный, плоский юноша в пенсне" (это, по сути, почти ничего о нём не говорит). Юноша находится в состоянии какой-то экзальтации, сравнимой с трансом. Набоков ведёт читателя по лабиринту полусонного сознания героя, в котором то тускло, то ярко загораются странные, нелепые, а порой волшебные образы. На протяжении всего повествования в некоторые моменты читатель настолько "сживается" с этим героем, что начинает чувствовать себя на его месте. Читатель ощущает себя внутри этого "комнатного космоса", его захватывает набоковская мистификация, его игра. Размыта граница между реальностью и иллюзорностью, вещный мир и ощущения переплетаются в какой-то чудесный, странный узор.

Читать набоковский текст удивительно трудно. Необходимо понять, приспособиться, даже в какой-то степени "вжиться" в его манеру, чтобы внимать каждой его мысли, каждому слову. Каждая страница – препятствие, загадка, которую надо разгадать. С первого прочтения, мне кажется, понять Набокова не сможет никто. Должно пройти какое-то время, и только после второго или третьего прочтения читателю начнёт открываться подлинный смысл написанного, то глубинное, что заложено в каждом слове.

Предметы в мире Набокова несут свой определённый неповторимый "заряд", свою тайну. И "освещённое золотою зыбью ночное море, в которое преобразилось стекло дверей", и клеёнчатая тетрадь, лежащая, как человек, изменивший положение во сне, и "бесчувственный мир чужого кармана" – всё это живёт своей жизнью, имеет своё "настроение". Писатель творит свой собственный мир, дивную галлюцинацию реальности.

Герой лежит на кушетке, в полудремоте улавливая звуки, доносящиеся с улицы, и представляя, что происходит в гостиной. Время как бы застыло, его просто нет. Это состояние героя двойственно: с одной стороны, он отгородился от реальности, а с другой – он "с дотошной отчётливостью" представляет голые ветви деревьев, витрины, магазин ламп... Для него нет реальности как действия, как того, что происходит, а есть только ощущения от этих предметов.

Но затем время вдруг появляется и, хотя не сразу, начинает медленно "течь". Герою ещё кажется, что его тело, его земная сущность как бы "растворены" в пространстве, а есть лишь чувства, ощущения: "...его рукой мог быть, например, переулок по ту сторону дома, а позвоночником – хребтообразная туча через всё небо с холодком звёзд на востоке". Это описание, казалось бы, нелепо, но каким-то инстинктивным чувством читатель понимает его. Это "полудушевное" и "полуфизическое" состояние героя совершенно необычайно. В сумраке его сознания происходит нечто неописуемое, понятное, может быть, лишь самому автору.

Но поражает в этом рассказе не только содержание, но и его форма. Красота и стройность литературного слога, свобода стиля здесь не скованы рамками литературных словесных оборотов и эпитетов ("одним махом", "плоский юноша", "неподтянутые штаны" и так далее), что так же, как и множество мелочей, создаёт неповторимое впечатление живости происходящего. Описания поверхности предметов, сравнения мне кажутся поистине виртуозными: "рассыпанный по зыби жёлтый блеск тамошней лампы", "как сквозь медузу проходит свет воды и каждое её колебание, так всё проникало через него", "полосатая темнота в комнате"... Автор как бы "играет" ими, немного поддразнивая читателя своим мастерством.

Итак, продолжаю читать дальше. Неожиданно сменившие "освещённое золотою зыбью ночное море", совсем не поэтические, незамысловатые строки о зубах заставляют удивляться всё больше и больше. Приём пародии и иронии неизменно возникает в рассказе, как только намечается "призрак" жизнеподобия. В первый раз так было с дверьми, к которым был приставлен стул "ввиду поползновения дверей разъезжаться". Теперь же ирония звучит в словах о "пропасти", которую оставляла за собой выпавшая пломба. Для описания состояния героя, его окружения писатель употребляет какие-то фантастичные слова, потому что других слов для этого нет и быть не может. Хотя неверно сказать "употребляет" – он их просто чувствует.

Образ героя начинает проясняться: "пенсне, чёрные усики, нечистая кожа на лбу". Интеллигент, возможно, уставший от жизненных реалий, видящий во всём нечто особенное, не поддающееся описанию. Какая-то сила терзает его душу, но пока нельзя с уверенностью сказать, что это за сила. Он вспоминает тот тяжёлый, "сонный" дым из трубы, который "не хотел подняться, не хотел отделиться от милого тлена". Что в этом дыме так приковало его внимание? Загадка. Да и сам герой – загадка. Автор выхватил какой-то момент из его жизни, просто "сонный" вечер, и решил познакомить читателя с ним без всяких объяснений. Да и вряд ли это можно назвать "знакомством", учитывая множество недосказанностей, многоточий. Поэтому кажется, что рассказ как бы предполагает продолжение, является фрагментом глобального художественного целого. Читатель может только делать предположения и гадать, что же это за человек. Возможно, в этом "тяжёлом дыме" герой увидел нечто созвучное своему состоянию: он, как и этот дым, не хочет признать и отвергает эту реальность, пребывая в полузабытьи, но обстоятельства заставляют его "подниматься". Сознание героя окутывает этот "тяжёлый дым", непонятный и загадочный...

Набоков по-новому для меня строит отношения между автором и читателем. Автор здесь выступает в роли некоего составителя загадок, а читатель – в роли воображаемого разгадчика. Именно в этом я вижу "ценность" рассказа: настоящая борьба здесь ведётся не между его героями, а между автором и читателем.

Набоков не преподносит читателю никакого нравственного "урока". Здесь нет идеи как таковой, но всё, тем не менее, очень сложно. Жизненность в том и состоит, что в рассказе нет отвлечённых идей – есть сама жизнь, то есть то, что происходит здесь и сейчас.

Автор раскрывает перед читателем такие глубины человеческого сознания (или подсознания?), о которых он даже не подозревал. Писатель как будто рассказал некий призрачный сон, который читатель не мог вспомнить... Он рассказал его, ничего не объясняя, потому что это не надо объяснять.

Созданный в рассказе Набоковым мир кажется мне многослойным и многоцветным. Герой находится и в воображаемой реальности, и – "сомнамбулически" – в настоящей, и одновременно он в какой-то момент начинает остро ощущать то, что неизбежно должно произойти в будущем (после смерти отца). И опять герой вспоминает про таинственный синий дым. Теперь он каким-то непостижимым образом связан с этим болезненным "воспоминанием о будущем", становясь своеобразным лейтмотивом: вся ночь в какой-то призрачной дымке.

Чувствительная натура героя на протяжении рассказа не выдерживает, в конце концов разражаясь восторженными, несколько "болезненными" стихами. Набоков открыл нам новую грань его характера, оставив несколько неожиданный, обескураживающий, открытый конец.

В сущности, этот рассказ весь сосредоточен на проблематике сложных закономерностей человеческого сознания, на вопросах о возможности и границах человеческого восприятия.