ПЕРЕЧИТАЕМ ЗАНОВО

Елена СТАРОДУБЦЕВА,
гимназия № 7, с. Донское, Ставропольский край

Общество будущего в пьесе
В.В. Маяковского «Клоп»

Маяковский мне нравился всегда.
И в школьные годы, когда наше внимание в основном обращалось к послереволюционному творчеству. И в перестроечное время, с которым совпало моё студенчество, когда происходила глобальная переоценка ценностей литературы советского периода, когда появилось много статей, развенчивающих и творчество, и личность поэта. Сейчас, преподавая литературу в 11-м классе, я всегда встаю на защиту поэта, стараюсь открыть школьникам Маяковского — человека сложного, противоречивого; стремлюсь показать, что это не только “агитатор — горлан, главарь”, но и человек, обострённо воспринимающий мир, верящий в идеи, служению которым себя посвятил, и, увы, одинокий. Считаю, что творчество Маяковского не исследовано до конца и рано ещё ставить здесь точку. Позвольте поделиться некоторыми наблюдениями по поводу его знаменитой пьесы «Клоп». В школьной программе этой пьесе отводится скромное место: один урок, да ещё в обзоре с другими сатирическими произведениями. А эта пьеса, на мой взгляд, открывает нам новую грань творчества поэта.

Сам Маяковский определил проблему пьесы как “разоблачение сегодняшнего мещанства”. “Обработанный и вошедший в комедию материал — это громада обывательских фактов, шедших в мои руки и голову со всех сторон...” — писал поэт. Однако ни в каком другом произведении Маяковского (разве что в поэме «Летающий пролетарий») не дана столь подробная картина будущего, отстоящего от первоначальных событий на десять советских пятилеток, то есть 1978 год. В это общество будущего попадает размороженный Присыпкин и заражает многих бациллой мещанства. Зараза обретает масштабы эпидемии. Замысел Маяковского состоит в том, чтобы показать, как сильна бывает воинствующая пошлость, насколько опасна и заразительна присыпкинщина. Будущее Маяковский всегда представлял себе коммунистическим, в котором человечество изживёт окончательно те пороки, на которые поэт с таким гневом обрушивал свою сатиру.

В связи с этим у меня возник вопрос: почему же в этом идеальном обществе заражение мещанством не просто стало возможным, а обрело массовые масштабы? Почему это общество не только не смогло Присыпкина “развить до человеческой степени”, но и само оказалось перед ним беззащитным?

Чтобы ответить на этот вопрос, присмотримся внимательно к изображённому Маяковским “светлому будущему”. Сразу привлекает внимание сцена голосования: ни одного человека. “Вместо людских голосов радиораструбы, рядом несколько висящих рук по образцу высовывающихся из автомобилей”. Всё до предела механизировано. Из живых людей только два механика возятся в тёмной аудитории. Голосование по вопросу о размораживании Присыпкина поражает отсутствием дискуссии: провозглашается резолюция, подавляющее большинство голосов “за”. Раздаются отдельные голоса: “Долой!”. Но на них никто не обращает внимания, никто не интересуется, почему они против. Одинокие голоса оппозиции тонут во всеобщем “одобряемсе”. Словом, плюрализма мнений в коммунистическом обществе, изображённом в пьесе, нет.

Коммунизм Маяковский мыслил как ”место, где исчезнут чиновники и будет много стихов и песен”. Что касается чиновников, то в пьесе они есть. В части IX появляется председатель горсовета, который произносит торжественную речь и не упускает при этом возможности приписать себе заслуги в изживании прискорбных случаев в городе. Причём появляется он в сопровождении ближайших сотрудников, которые “оставили важнейшую работу... и прибыли на наше торжество”.

А что насчёт “много стихов и песен”? Увы. Очнувшийся Присыпкин требует стихов таких, “чтоб замирало...” А Зоя Берёзкина приносит ему записки Муссолини, книгу Хувера «Как я был президентом», причём называет эти книги интереснейшими. Конечно, невозможно поверить, чтобы Присыпкин жаждал подлинной поэзии — ему хочется бульварных поделок, литературной дешёвки. Но примечательно, что в ответ на его просьбу ему не приносят вообще никакой поэзии. Люди будущего не понимают, чего, собственно, он просит.

Непохоже, чтобы и музыка была в этом обществе. Профессор, размораживающий Присыпкина, отзывается о Страдивари как о чём-то ископаемом: “В древности жили Страдивариус и Уткин. Страдивариус делал скрипки, а это делал Уткин, и называлось это гитарой”. В руках Присыпкина гитара — это символ пошлого мещанства. Играет он бездарные романсы вроде «На Луначарской улице...». Но ведь инструмент сам по себе ни в чём не виноват, на гитаре можно исполнять и подлинно прекрасные произведения. Однако в обществе будущего их, видимо, не знают. Впрочем, музыканты в пьесе упоминаются, но они играют только туш, в котором скрипка и гитара не нужны.

Что же касается искусства танца, балета, то комментарии здесь излишни: “...десять тысяч рабочих и работниц будут двигаться по площади. Это будет весёлая репетиция новой системы полевых работ”.

Такова “духовная жизнь” людей будущего, точнее, отсутствие духовной жизни.

Причину этого также можно найти в пьесе. Ведь что такое искусство — танец, музыка, стихи? Это способы выражения человеческих чувств, эмоций, главной из которых является любовь. Искусство перестаёт существовать, если уничтожить его основу — чувства — и нивелировать личность, способную создавать прекрасное. Что же стало с чувствами людей в обществе, нарисованном в пьесе? Профессор, беседующий с постаревшей Зоей Берёзкиной, удивляется, когда слышит о попытке самоубийства из-за любви. “Чушь... От любви надо мосты строить и детей рожать”. Само понятие “любовь” в обществе сохранилось, но трактуется оно как “человеческая половая энергия, разумно распределяемая на всю жизнь”. А состояние влюблённости оценивается как “древняя болезнь”, “воспалительный процесс”. Удивляться здесь нечему. Может ли существовать любовь в обществе, где человек ценится не как неповторимая индивидуальность, а как часть коллектива? (“Наша жизнь принадлежит коллективу...”) Подход к человеку весьма утилитарный: “...каждая жизнь рабочего должна быть использована до последней секунды”. Поражает слово “использовать” применительно к жизни, словно речь идёт о предмете, вещи. Человеческая жизнь в этом обществе провозглашена неприкосновенной, но не потому, что она бесценна сама по себе, как это мыслил Достоевский, а потому, что её нужно “использовать”. Присыпкин разморожен не из желания возвратить жизнь человеку, а “во имя исследования трудовых навыков рабочего человека, во имя наглядного сравнительного изучения быта”.

Таким образом, перед нами возникают картины стерильного, выхолощенного общества, в котором просто скучно. Характерен вопль Присыпкина: “Товарищи, я протестую!!! Я ж не для того размёрз, чтобы вы меня теперь засушили”.

Что может противопоставить такое общество оголтелой пошлости? Ничего. Потому и распространяется так отрицательно эпидемия мещанства, что у этого будущего нет оружия для борьбы с ним — настоящего искусства, ярких глубоких чувств, незаурядных индивидуальностей и сознания ценности человеческой жизни самой по себе, а не как части коллектива. По сути, будущее, изображённое в пьесе, так же бездуховно, как сам Присыпкин, с точностью до наоборот. Оно может существовать только в стерильных условиях, появление одного-единственного пошляка серьёзно подрывает его устои.

Так что же создал Маяковский?
Мечту? Антиутопию? Предупреждение? Прозрение? На мечту не похоже. Каким бы ни был Маяковский максималистом, он не мог мечтать о подобном, он, ценивший в детстве Пушкина, Лермонтова и Некрасова, сам испытавший силу любви. Антиутопию Маяковский тоже не написал бы. Не такой это был художник, слишком верил он в справедливость коммунистической идеи. В других произведениях черты будущего проникнуты светлыми чувствами, например в «Мистерии-буфф», «Летающем пролетарии», «Рассказе о Кузнецкстрое и людях Кузнецка». Маяковскому была близка мысль Чернышевского: “...будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести...”

Мне мыслится другое объяснение. В юности Маяковский верил в пророческое предназначение поэта. Впоследствии поэт провозгласил себя “революцией мобилизованным и призванным”. Но талант, поставленный на службу любой идее, всё равно однажды проявит себя не так, как хотелось бы его обладателю. Может быть, картины будущего в «Клопе» — яркое тому подтверждение? Поэт предугадал будущее, не зная того и не желая. Тем более что жизнь почти с точностью подтвердила все прогнозы. Окидывая взором наше недавнее прошлое, можно увидеть многие черты, описанные Маяковским в комедии: единодушное голосование на партсъездах и прочих собраниях, принципиальную невозможность существования оппозиции. А разве не пытались выхолостить нашу культуру? Какой огромный пласт литературы оставался неизвестным широкому читателю, сколько неугодных деятелей культуры вынуждено было уехать из страны! Людей стремились воспитывать в стерильных условиях советской пропаганды, не допуская иных мнений и идей. С детства внушалась мысль о приоритете общественного над личным. И что же произошло, когда эта система рухнула? Не оказались ли мы беззащитны перед всем, от чего нас так долго оберегали?

Нам надо переболеть всем этим и приобрести иммунитет. И, может быть, одним из “лекарств” для наших подрастающих детей станут картины жизни общества, изображённые в пьесе Маяковского «Клоп».