ШКОЛА В ШКОЛЕ

Ирина УЧАМБРИНА,
школа № 919, Москва

Готовимся к сочинению

Рассказ А.П. Чехова «Невеста»

Нравственный аспект изучения. 10-й класс

Всем известно высказывание Ф.М. Достоевского о том, что Пушкин унёс с собой в могилу некую тайну и мы теперь без него эту тайну разгадываем. Эти же слова – о тайне, о загадке творчества, уверена, можно отнести и к Антону Павловичу Чехову. Самобытность его приводила в недоумение ещё его современников, и до сих пор он остаётся одним из самых "неразгаданных" писателей. Ведь за кажущейся простотой произведений Чехова таится что-то такое, что не поддаётся чёткой критической формулировке. "Враг пошлости?" "Певец сумерек?" "Поэт конца?" Он был близок и понятен и Л.Толстому, и М.Горькому, и Д.Мережковскому... Для А.Белого Чехов был писателем, открывшим новое искусство – "реализм символизма или символизм реализма".

Такая сложность, многогранность творчества объясняется в том числе и сложностью и оригинальностью личности самого писателя, сумевшего за двадцать с небольшим лет жизни в литературе пройти путь от "чернорабочего" лейкинских «Осколков» Антоши Чехонте до великого писателя Антона Чехова. Современники Антона Павловича не раз обвиняли его в простой фиксации действительности, в отсутствии "идеалов" и "общей идеи". Но своеобразие творческого метода Чехова состояло в том, что он и не стремился решать проблемы – нравственные, философские, религиозные и так далее, – он их ставил. "Моё дело – правильно поставить вопрос", – говорил писатель. Однако для того чтобы "правильно поставить вопрос", нужно иметь свою точку зрения, свою эстетическую и нравственную позицию. Критик В.Боцяновский в журнале «Русь» за январь 1904 года писал: "Решительно все рассказы Чехова – прямое указание на существование у него высокого идеала, которым он мерил окружающую жизнь и перед которым эта жизнь представляется слишком уж мелкой и пошлой" (цит. по: Чехов А.П. Собр. соч.: В 12 т. М., 1962. Т. 8. С. 571). Но свой "высокий идеал" и свою систему ценностей Чехов никогда не навязывал читателю, предоставляя ему право самому решать поставленные проблемы и самостоятельно разгадывать тайну творчества писателя.

Нужно было обладать огромной интеллектуальной силой и истинным талантом, чтобы в столь непростое время, на переломе двух эпох, двух столетий, осмыслив и пережив всё лучшее, что было создано литературой до него, тем не менее создать свой собственный ценностный и творческий мир, чтобы, не отдав предпочтения ни одному из литературных направлений, создать своё, чеховское направление.

Витторио Страда писал в одной из своих работ: "Чехов – поэт «переходного состояния», перехода от тусклой, застывающей жизни к жизни свободной и ясной; писатель, обвинявшийся в отсутствии идеалов, явился носителем самого универсального идеала русской литературы – идеала цивилизации, который до него с такой же ясностью переживался только Пушкиным" (цит. по: История русской литературы XX века. Серебряный век. М., 1995. С. 54).

Но так ли уж ясен для современного читателя выраженный в художественном вымысле взгляд Чехова на действительность? Можем ли мы с уверенностью сказать, что до конца понимаем того же «Студента», «Архиерея», «Вишнёвый сад»? В советском литературоведении писатель порой представал этаким "провозвестником революции", ожидавшим конца старого мира и видевшим за белыми лепестками вишнёвого сада будущую "бурю".

Рассказ «Невеста» – последний законченный рассказ Чехова – ждала в литературной критике особенная судьба. Многие увидели в нём "поворотный момент в творчестве писателя в сторону более бодрого, оптимистического восприятия действительности". На взгляд советской критики, смысл рассказа «Невеста» абсолютно прозрачен: Надя Шумина – будущая революционерка – пробуждается к новой, сознательной жизни под влиянием революционера-демократа Саши и совершает подвиг: уходит из опостылевшего ей "родного угла" как раз накануне свадьбы. Нередко проводились параллели: Надя–Саша и Аня–Петя из «Вишнёвого сада». "Писатель не мог договорить по цензурным условиям, что и Надя, и Аня идут в революционную борьбу", – писал В.Ермилов. Для него ясно, что в Наде Шуминой Чехов показал "чудесный образ русской девушки, вступившей на честный путь революционной борьбы за то, чтобы перевернуть жизнь, превратить родину в цветущий сад".

А.Турков уже не утверждает, что Надя уходит в революцию, однако отмечает, что рассказ «Невеста» напоминает многочисленные произведения демократических писателей 60–70-х годов о разрыве юноши и девушки со своей средой ради одухотворённой высокими идеалами жизни (Турков А. Чехов и его время. М., 1987. С. 517). Действительно, сам Антон Павлович в письме к О.Л. Книппер замечал: "Пишу теперь рассказ на старинный манер, на манер семидесятых годов".

Многие критики, цитируя эту фразу, видели "определённую закономерность в обращении Чехова к подобной фабуле именно в пору наметившегося в стране нового общественного подъёма" (А.Турков). Надя Шумина бежит от действительности в новую жизнь, чтобы приблизить наше счастливое будущее (теперь уже прошлое), а "блудный сын Саша на деле оказывается апостолом", призывающим к этой новой жизни (А.Турков). Но есть ещё одно высказывание писателя о «Невесте», которое критика как бы обходила стороной: "Такие рассказы я уже писал, писал много раз, так что нового ничего не вычитаешь" (из письма к О.Л. Книппер от 23 марта 1903 года). Вот тебе и "поворотный момент"! Долгие годы мы стремились вместить великую русскую литературу в "три этапа освободительного движения в России", но русская литература потому и оставалась великой, что ставила перед собой задачи куда более важные, чем задачу показать "процесс революционного пробуждения масс". Тогда о чём же рассказ «Невеста»? Попытаемся разобраться в этом вместе с учениками.

Попробуем обрисовать круг поставленных автором проблем, выявить авторскую позицию и способы её выражения. Для этого рассмотрим систему образов, особенности сюжета и композиции; обратим внимание на роль художественной детали; частично используем лингвистический анализ текста; привлечём высказывания некоторых критиков; соглашаясь или опровергая, обоснуем свою точку зрения.

На изучение рассказа «Невеста» отводим два часа.

Урок 1. "Презираю эту праздную, бессмысленную жизнь"

Для беседы предложим учащимся вопросы.

• Что заставляет героиню рассказа Надю Шумину убежать из родного дома почти накануне свадьбы?
• Как показывает автор нарастание душевного кризиса девушки?
• Одобряем ли мы поступок Нади?

Из небольшой экспозиции в начале рассказа мы узнали, что Наде Шуминой 23 года, что с 16 лет она "страстно мечтала о замужестве". Но сейчас, когда уже был назначен день её свадьбы с Андреем Андреичем – "умным, добрым" человеком, который ей нравился, вдруг как-то разом всё переменилось: "радости не было, ночи спала она плохо, веселье пропало". Как бы продолжая известную тему, Чехов показывает, что Надя внезапно почувствовала себя замкнутой в футляр, в котором ей душно и тоскливо. Молодая девушка рвётся на простор: "Хотелось думать, что не здесь, а где-то под небом, над деревьями, далеко за городом, в полях и лесах развернулась теперь своя весенняя жизнь, таинственная, прекрасная, богатая и святая, недоступная пониманию слабого, грешного человека".

Впечатление "футляра" усиливают раздражающие Надю звуки, запахи, предметы обстановки. Запах жареной индейки и масляной краски, стук ножей в кухне, ворчание бабули и кашель Саши – буквально всё сводит Надю с ума. И кажется, "что так теперь будет всю жизнь, без перемены, без конца!" Тревога и волнение нарастают по ходу сюжета, и состояние природы за окном вполне соответствует душевному состоянию героини: "Ветер стучал в окна, крышу...", "В печи домовой жалобно и угрюмо напевал песенку...", "Послышался резкий звук – сорвалась ставня...", "Дождь стучал в окно...", "Было серо, тускло, безотрадно..."

Все эти звуки: стук, свист, тревожное пение басов в печке – нагнетают драматическое напряжение, которое усиливается ещё стуком колотушки сторожа: тик-ток, тик-ток... Уходит время... Так и жизнь пройдёт – серо, безотрадно, без перемен...

И друг семьи Александр Тимофеич постоянно втолковывает, как недостойна, невыносима подобная жизнь: "Никто ничего не делает. Мамаша целый день только гуляет, как герцогиня какая-нибудь, бабушка тоже ничего не делает, вы – тоже. И жених, Андрей Андреич, тоже ничего не делает". Правда, Саша уже "несколько лет подряд говорит всё одно и то же, как по писаному". И если раньше эти обычные послеобеденные разговоры только смешили Надю, то теперь слушать их стало "почему-то досадно". Почему? Потому что Саша чётко сформулировал то, что внезапно поняла, осознала сама Надя: "Мне молодости вашей жалко". Тик-ток, тик-ток...

Жизнь в родном доме становится для Нади мучительной. "Содержательные" дискуссии матери с отцом Андреем, вечные разговоры о "гипнотизме" и "неразрешимых загадках природы", длинные вечера за самоваром... Что в этом интересного, высокого?

Может быть, брак с Андреем Андреичем окажется спасением? Попытаемся понять, что же представляет собою Надин жених.

На первый взгляд "типичный" чеховский интеллигент: окончил филологический факультет (как Гуров из рассказа «Дама с собачкой»), "похож на артиста" (как Алёхин из «Маленькой трилогии»), играет на скрипке (как Андрей Прозоров из «Трёх сестёр»). Но читатель видит никчёмность Андрея Андреича. "Я ничего не делаю и не могу делать", – признаётся он. Надин жених принадлежит к тому типу людей, о которых Лопахин говорит: "А сколько, брат, в России людей, которые существуют неизвестно для чего". Андрей Андреич не способен трудиться, не желает служить ("Отчего мне так противна даже мысль о том, что я когда-нибудь нацеплю на лоб кокарду и пойду служить?"), ему порой даже лень разговаривать: "Он любил скрипку, быть может, потому, что во время игры можно было молчать".

Однако речевая характеристика Андрея Андреича весьма выразительна. "О, как я счастлив! Я безумствую от восторга!" – говорит он Наде, а ей кажется, будто что-то подобное она читала в романе – "старом, оборванном, давно уже заброшенном".

"О, матушка Русь, – произносит с пафосом Андрей Андреич, – как ещё много ты носишь на себе праздных и бесполезных! Как много на тебе таких, как я, многострадальная!" Для малоразговорчивого героя подобная тирада посильнее, чем "многоуважаемый шкаф"!

Жаль и обидно, что все свои душевные и физические силы этот молодой, здоровый и в общем-то неглупый человек тратит только на устройство и отделку двухэтажного дома – будущего семейного гнезда, которое оказывается в итоге никому не нужным: "Андрей Андреич водил Надю по комнатам и всё время держал за талию; а она чувствовала себя слабой, виноватой, ненавидя все эти комнаты, кровати, кресла, её мутило от нагой дамы... он... так был счастлив, расхаживая по этой своей квартире; а она видела во всём одну только пошлость, глупую, наивную, невыносимую пошлость, и его рука, обнимавшая её талию, казалась ей жёсткой и холодной, как обруч". Не зря Надя думает: "Домой хочу". Видимо, она понимает, что двухэтажный дом с блестящими полами, венскими стульями, "нагой дамой в золотой раме" ("чудесная картина... художника Шишмачевского") окажется для неё ещё худшим футляром, из которого уже вряд ли удастся выбраться, потому что будет она связана семейными узами и обязательствами.

Растерянная, Надя делает отчаянную попытку поделиться своими переживаниями с матерью, даже просит разрешения уехать, отменить свадьбу, но наталкивается на стену непонимания. "Нет, родная моя, нет, – заговорила Нина Ивановна быстро, страшно испугавшись. – Ты успокойся, – это у тебя от нерасположения духа. Это пройдёт. Это бывает. Вероятно, ты повздорила с Андреем, но милые бранятся – только тешатся".

Как прекрасно то, к чему призывает Саша: "Если бы вы поехали учиться! только просвещённые и святые люди интересны, только они и нужны... Милая, голубушка, поезжайте! Покажите всем, что та неподвижная, серая, грешная жизнь надоела вам! Покажите это хоть себе самой!"

И приходит решение, которое кажется Наде единственно верным: "Жениха презираю, себя презираю, презираю всю ту праздную, бессмысленную жизнь... Я не вынесу здесь и одного дня. Завтра же я уеду отсюда. Возьмите меня с собой, Бога ради!" – говорит она Саше. И читатель на её стороне, сочувствует Наде, сопереживает, полагая, что иначе и поступить нельзя. Задаём учащимся вопрос: почему нам кажется, что у героини нет другого выхода – только убежать из дома?

Видимо, секрет заключён в особом построении рассказа – ведь это не авторское, а Надино повествование, это её глазами мы смотрим на бабушкин дом, сад, мать, Андрея Андреича, Сашу.

А теперь попробуем оценить происходящие события с позиции объективного читателя.

Урок 2. "Главное – перевернуть жизнь, а всё остальное не нужно"

Успокаивая взволнованную Надю (гл. IV), Саша говорит ей: "Поедете, будете учиться, а там пусть вас носит судьба. Когда перевернёте вашу жизнь, то всё изменится. Главное – перевернуть жизнь, а всё остальное не нужно". Спросим: что же в итоге оказывается для героини не нужным? Не кажется ли, что "перевёрнутой" оказалась не только жизнь Нади, но и жизнь её матери, бабушки, Андрея Андреича?

Обратимся к тексту и посмотрим, что испытали бабуля и Нина Ивановна, узнав об отъезде Нади. Мать рассказывает: "Когда ты уехала тогда с Сашей и пришла от тебя телеграмма, то бабушка как прочла, так и упала, три дня лежала без движения. Потом всё Богу молилась и плакала". Всё было "прощено и забыто", Надя получала из дому "тихие и добрые" письма... И вот она, "сильно соскучившись" по родным, приезжает на каникулы. Как встречают её мать и бабушка?

"Бабушка, совсем уже старая, по-прежнему полная и некрасивая, охватила Надю руками и долго плакала, прижавшись лицом к её плечу, и не могла оторваться. Нина Ивановна тоже сильно постарела и подурнела, но всё ещё по-прежнему была затянута, и брильянты блестели у неё на пальцах.

– Милая моя! – говорила она, дрожа всем телом. – Милая моя!"

Как сильно изменились бабушка и мать! Одна – "совсем уже старая", другая – "сильно постарела и подурнела", а ведь с момента отъезда Нади прошло меньше года! Значит, не от времени постарели Нина Ивановна и Марфа Михайловна?

Э.А. Полоцкая в книге «Пути чеховских героев» пишет: "Не испугавшись возможного материнского проклятия, Надя мужественно вынесла испытание, на которое сама себя обрекла" (М., 1983. С. 74).

Так ли это? Могла ли Нина Ивановна так поступить – Нина Ивановна, которая при появлении Нади в родном доме "пришла на минутку, села, как садятся виноватые, робко и с оглядкой"? Почему именно Нина Ивановна, а не Надя испытывает неловкость?

Можно ли назвать "испытанием" жизнь и учёбу в столичном городе, причём наверняка на бабулины средства?

Находим в тексте ещё одно красноречивое свидетельство того, насколько "перевёрнутыми" оказались жизни матери и бабули: "Видно было, что и бабушка и мать чувствовали, что прошлое потеряно навсегда и бесповоротно: нет уже ни положения в обществе, ни прежней чести, ни права приглашать к себе в гости; так бывает, когда среди лёгкой, беззаботной жизни вдруг нагрянет ночью полиция, сделает обыск, и хозяин дома, окажется, растратил, подделал, – и прощай тогда навеки лёгкая, беззаботная жизнь!" Интересное сравнение! Кто же растратил бабушкино доверие, любовь матери, уважение Андрея Андреича? В критической литературе о рассказе «Невеста» мне ни разу не встречалась эта цитата. Наверное, она не вполне объясняет такую понятную "общую идею" творчества Чехова. Но, видно, не всё так просто в отношении Антона Павловича к своей героине и её поступкам. Случайно ли в рассказе ничего не сообщается о радостной, чистой, новой жизни Нади в Петербурге, зато о том, как изменилась жизнь её близких, сказано достаточно полно, хотя и лаконично?

Анализируя рассказ, мы замечаем, как "светлый, трогательный" образ Нади Шуминой снижается совсем не трогательными деталями. Надя (сама того, может быть, и не желая) оказывается жестокой не только по отношению к Андрею Андреичу, который не удостоился никакого объяснения по поводу расстройства свадьбы (он ведь "неумён, глуп"), но и к матери, бабушке.

Что узнаёт читатель о жизни Нины Ивановны? Мужа своего она не любила. После его смерти, не имея собственных средств, вынуждена находиться в доме свекрови – в полной материальной зависимости от неё. Разве не унизительно такое существование? "По-французски говорит, в спектаклях участвует", поблёскивает брильянтами... Но эта "герцогиня", как называет её Саша, оказывается приживалкой, которая должна обращаться к свекрови "за каждым гривенником". И может быть, увлечение Нины Ивановны "гипнотизмом", "спиритизмом" и "философией" – способ отгородиться от реальной жизни, замкнуться, уйти в "футляр"? Возможно, так выражается её желание внушить к себе уважение, оправдать своё существование – такое, с точки зрения Саши, бесполезное и даже вредное? Зададим классу эти вопросы.

Однажды у Нины Ивановны прорывается то, о чём она, по-видимому, постоянно думает, но в чём боится признаться даже самой себе: "Я жить хочу! Жить! Дайте же мне свободу! Я ещё молода, я жить хочу, а вы из меня старуху сделали!"

Вспомним, после чего происходит с Ниной Ивановной этот эмоциональный срыв: добрая, любящая дочь объясняет матери истинное положение вещей: "Ты несчастна, мама". "Ты очень несчастна", – уточняет она, не понимая, как жестоко ранит Нину Ивановну, которая уже "не могла выговорить ни слова, всхлипнула и ушла к себе".

А.Турков иронизирует: "Какого наивного и в то же время жестокого самодовольства исполнены эти каждый день окружавшие Надю люди, накрепко убеждённые в том, что ведут истинно праведную жизнь!" Уместна ли здесь ирония? О ком это сказано? О Нине Ивановне? О бабуле?

В ясном чеховском рассказе нет ни одной случайной детали, ни одного лишнего слова, всему даётся обоснование. Не видится ли нам за слезами и брильянтами "герцогини" обыкновенная несчастная женщина, а за "спиритизмом" и "философией" – драма несложившейся жизни?

А бабуля... Саша видит так много безобразий в её доме ("четыре прислуги спят прямо на полу, кроватей нет, вместо постелей лохмотья, вонь, клопы, тараканы"), тем не менее каждый год приезжает в бабушкин дом погостить, поправить здоровье. Почему-то "блудный сын" всё время возвращается туда, где бабуля "заедает чью-то жизнь". А на чьи средства Саша отправился в Москву учиться? (Причём учился он в училище живописи "чуть ли не пятнадцать лет".) Знает бабуля и про "обличительные" речи Александра Тимофеевича. Почему же, несмотря на это, позволяет ему чувствовать себя в её доме свободно, иметь свою комнату и даже поддразнивать бабушку, "громоздко" шутить?.. "Сохрани тебя Царица Небесная!" – говорит она Саше на прощание. Что открывается нам в бабуле за этими словами?

Обратим внимание на то, что образы матери и бабушки претерпели в авторских вариантах серьёзные изменения. В первой редакции они несут на себе гораздо больше отрицательных черт, иронических деталей. Бабушку зовут не "бабулей", а "Дзыгой", и прислуга в финале рассказа над ней откровенно издевается. Образ Нины Ивановны в окончательном варианте уже не имеет той карикатурности, которая присутствует в первой редакции, где мать Нади постоянно плачет, говорит о своей скорой смерти и выдаёт сентенции вроде: "Нас убивает индифферентизм!" В окончательной редакции образы бабули и Нины Ивановны более мягки, более "очеловечены", в то время как образ Нади приобретает большую жестокость и прямолинейность. Это особенно заметно на отношении Нади к Саше. Проследим, как оно меняется и почему. Но сначала обратимся к высказываниям критиков.

В.Ермилов: "Она ушла к борьбе за светлое будущее. А потом, когда она уже окунулась в эту борьбу, в настоящую жизнь, Саша при встрече после долголетней разлуки (со времени их последней встречи прошло меньше года. – И.У.) представился ей по-прежнему милым, честным, чистым, но уже далеко не таким умным, исключительным, каким казался раньше".

Э.Полоцкая: "...роль Саши как учителя Нади, конечно, была велика, но и Надя была способной ученицей. И настал момент, когда она своего учителя переросла".

В.Катаев: "Получив от Саши первый толчок, очень скоро Надя перерастает его и оставляет далеко позади, вспоминая о нём как о смешном и милом прошлом" (Катаев В. Финал «Невесты». Чехов и его время. М.: Наука, 1977. С. 167).

Как видим, критики отмечают: Саша произвёл в душе героини переворот, но уже спустя год она разочаровалась в своём учителе и духовно его переросла.

А теперь обратимся к тексту.

В черновом варианте не было и речи о том, что Надя разочаровалась в своём учителе. Там она лишь чувствует жалость к смертельно больному Саше. Что появилось в окончательной редакции? Упоминания о небрежности, неустроенности его быта, о его провинциальности, серости, старомодности. Чтобы увидеть, как изменилось отношение Нади к Саше на заключительном этапе работы Чехова над «Невестой», сравним два отрывка (эпизод приезда Нади в Москву).

Черновая рукопись. "Посидели, поговорили, потом поехали в ресторан завтракать. Он ел, говорил и всё покашливал. А она не могла есть и только со страхом смотрела на него, боясь, как бы он не свалился здесь в ресторане и не умер.

– Саша, дорогой мой, – сказал она, кладя руку на его руку, – вы больны, вы это сами отлично видите.

– Нет, я здоров.

– Поедемте к нам... Я буду смотреть за вами, ходить, как друг, как сестра... – она заплакала, – как обязанный, бесконечно благодарный вам человек.

– Боже меня сохрани, – сказал Саша и засмеялся. – Что я у вас не видал? <...>

– Поедемте! – умоляла она, и лицо у неё было мокро от слёз, и слёзы капали на тарелку. – Умоляю, поедемте!"

Окончательная редакция. "Саша глядел весело, но покашливал и говорил надтреснутым голосом, и Надя всё вглядывалась в него и не понимала, болен ли он на самом деле серьёзно или ей это только так кажется.

– Саша, дорогой мой, – сказала она, – а ведь вы больны!

– Нет, ничего. Болен, но не очень...

– Ах, Боже мой, – заволновалась Надя, – отчего вы не лечитесь, отчего не бережёте своего здоровья? Дорогой мой, милый Саша, – проговорила она, и слёзы брызнули у неё из глаз, и почему-то в воображении её выросли и Андрей Андреич, и голая дама с вазой, и всё её прошлое, которое казалось теперь таким же далёким, как детство, и заплакала она оттого, что Саша уже не казался ей таким новым, интеллигентным, интересным, каким был в прошлом году. – Милый Саша, вы очень, очень больны. Я бы не знаю что сделала, чтобы вы не были так бледны и худы... для меня вы теперь самый близкий, самый родной человек".

Одинаковой ли причиной вызваны слёзы в этих сценах?

Как мы видим, в черновом варианте Надя плачет от жалости к Саше, в окончательной же редакции – оттого, что он уже не так нов и интересен. Должно быть, в Петербурге Надя повстречала совсем иных молодых людей. Замечаем также, что в одном случае Надя предлагает конкретную помощь смертельно больному человеку – быть его сиделкой; в другом – налицо сочувствие стороннего наблюдателя: "отчего вы не бережёте своего здоровья...", "ах, я не знаю, что бы я для вас сделала..." и так далее. О чём говорит читателю такая деталь: Надя в начале сцены "не понимает", болен ли Саша "на самом деле серьёзно или ей это только так кажется". Так болен или кажется? Что мы об этом знаем? С первых страниц читатель словно слышит жуткий Сашин кашель, видит его "исхудалые, точно мёртвые пальцы" и понимает, "что он очень болен и, пожалуй, недолго ещё протянет на этом свете". Почему же Надя не может разглядеть очевидное?

А о чём говорит нам деталь, сопровождающая её на протяжении всего рассказа? "Мать при вечернем освещении почему-то казалась очень молодой...", "Саша, когда говорит, кажется наивным и странным...", "...ей уже казалось, что перед нею открывается нечто новое и широкое...", "Наде казалось, что она очень взволнована..." и так далее.

Почему за короткий период времени Надя Шумина коренным образом меняет свои представления об окружающих её людях? "Умный, добрый" Андрей Андреич оказывается "неумён, просто глуп"; мать из "необыкновенной женщины" превращается в "глупенькую" и "несчастную"; "интеллигентный", "интересный" Саша становится "серым и провинциальным". Может, это духовный рост героини? Или иллюзии, с которыми, как и с "близкими и дорогими" людьми, она расстаётся легко, без сожаления и, нарядная, весёлая, здоровая, идёт дальше? Куда? Не к новым иллюзиям?

Кого же полюбит Надя Шумина и полюбит ли? Или она, как Петя Трофимов, "выше любви" – если не уронила ни слезы, узнав о смерти "самого близкого, самого дорогого человека" – Саши; если ушла от "серой, грешной жизни", не думая о горе матери и бабушки; если с поразительной прямотой указывает больному на то, что он "очень, очень болен", а несчастному – на то, что несчастен? Обсуждаем эти вопросы, спорим, думаем...

Для исследователей творчества А.П. Чехова до сих пор остаётся открытым вопрос, куда же ушла героиня рассказа «Невеста». Ведь новая жизнь Нади Шуминой выносится за рамки повествования, а предполагаемое революционное будущее, о котором мы упоминали в начале урока, не кажется ли надуманным?

В.Б. Катаев считает вопрос о судьбе Нади не принципиальным, ибо главной задачей писателя, по мнению критика, было создание образа-символа: "В этой своей устремлённости к будущему, подчёркнуто лишённой какой бы то ни было конкретности, она (Надя. – И.У.) становится символом самой идеи новой жизни, её души: не каких-то частных, хотя бы и важных улучшений и изменений, а того главного, с чем связаны человеческие мечты о лучшем будущем, того, что вдохновляет всех дерзающих перевернуть жизнь". Поэтому вполне понятными кажутся критику такие размышления героини рассказа: "Она едет на волю, едет учиться, а это всё равно что когда-то очень давно называлось уходить в казачество". Как пишет Катаев, такое сравнение явно рассчитано на ассоциации с творчеством Гоголя, а именно с судьбами сыновей Тараса Бульбы: "Гоголь, вечный спутник творчества Чехова, рассказал о безжалостном по отношению к родному дому уходе детей в большой мир (безжалостен в этом смысле и разрыв Нади со своим домом); он же осветил этот уход светом высшей необходимости: было нечто важнее семейных уз, жалости к покидаемой матери, что властно влекло человека, давало его уходу высший смысл". Как мы помним, уход Тараса Бульбы и его сыновей в казачество был освещён не светом абстрактной свободы – он был обусловлен призванием мужчины: брать в руки оружие и защищать Отечество. Не несёт ли упоминание о казачестве в контексте чеховского рассказа явно сниженный, иронический оттенок? В самом деле, разве служение высшей идее, высшей правде, мечты "осчастливить человечество" толкают Надю на бегство – как это происходило с героинями произведений о "новых людях"? Что-либо в рассказе указывает на состоятельность такого сопоставления? Что руководит Надей: стремление "перевернуть жизнь" или обыкновенный эгоизм молодости? Для неё отжили своё и пыльный город с серыми заборами; и Саша, от которого просто "веяло чем-то давно спетым и, быть может, ушедшим в могилу"; состарились и тоже, должно быть, отжили своё мать и бабушка... А Наде – такой "живой, весёлой" – страстно хочется жить, хочется в Петербург. Она и не думает когда-нибудь возвратиться в родной город, где появятся вдруг "замечательные люди, сады и фонтаны". (Ах, Саша, наивный, нелепый провинциальный мечтатель!) Наде радостно думать, что "будет время, когда от бабушкиного дома... не останется и следа и о нём забудут, никто не будет помнить". Ей не жаль ничего и никого: "Она ясно сознавала, что... она здесь одинокая, чужая, ненужная и что всё ей тут не нужно, всё прежнее оторвано от неё и исчезло, точно сгорело, и пепел разнёсся по ветру".

У Чехова его герои приносят страдания своим близким бессознательно: либо в силу своей духовной ограниченности, либо в силу всеобщих свойств мира, в котором они живут. Так же и Надя, совсем того не желая, обрекает родных ей людей на горе, тоску и одиночество, не интересуясь тем, что творится в их душах, не чувствуя перед ними никакой нравственной ответственности. Сейчас, в финале рассказа, ей уже не кажется, что она "заедает чью-то жизнь". Она молода, здорова, свободна и имеет средства, чтобы "прямо и смело смотреть в глаза своей судьбе, сознавать себя правым".

На прощание писатель оставил нам загадку, разгадать которую пытаемся и мы. В заключительных строках рассказа читаем: "Она пошла к себе наверх укладываться, а на другой день утром простилась со своими и, живая, весёлая, покинула город, – как полагала, навсегда". Что означает это "как полагала"? Это принятое Надей решение не возвращаться в родной город или авторская оценка происходящего? Верный своим принципам, Чехов даёт читателю возможность самому додумывать и предполагать, как сложится дальнейшая судьба его героини.