ПЕРЕЧИТАЕМ ЗАНОВО

Игорь ШАЙТАНОВ

Великий эпос. Поэт и революция

Свою величайшую поэму “Потерянныйрай” Джон Милтон* (1608–1674) не писал, а диктовал, ибо за несколько лет до начала работы ослеп. Зрение, от рождения слабое, было подорвано годами сидения над книгами в неуёмной жажде знаний и, наконец, упорным трудом для революционного парламента в качестве латинского секретаря. Латынь оставалась в XVII веке языком международного общения, и через Милтона шла вся государственная переписка.

* Более привычно по-русски написание имени поэта – Мильтон, однако в последнее время, следуя английскому произношению, где звук “л” перед согласными и на конце слов не смягчается, в его фамилии, как и в других (Филдинг, Стил), мягкий знак не ставится.

Сын лондонского нотариуса и любителя музыки, Джон с детства рос необычным мальчиком. Детские игры влекли его куда менее, чем поэтические вымыслы. Стихи по-латыни он начал писать раньше, чем по-английски. Ещё он писал по-итальянски, и именно в Италии его впервые назвали великим поэтом, когда он приехал туда в 1638 году. Здесь после полузатворнической жизни в доме отца Милтон был принят в литературных академиях, светских салонах, выдающимися людьми (в том числе Галилео Галилеем). Принят и оценён как поэт, возродивший на золотой латыни славу Древнего Рима.

К этому времени Милтон успел написать немало английских стихов, но практически ничего не было напечатано. Окончив в 1635 году Кембриджский университет, он решил не принимать священнический сан, ибо положение дел в англиканской Церкви его, воспитанного в традиции протестантизма, сурового, но оставляющего право выбора и поступка за самим человеком, не устраивало: слишком много внешнего великолепия и регламента, слишком мало искренности и веры.

Годы, последовавшие за университетом, Милтон провёл в отцовском доме. Три из них (1635–1638) – в поместье Хортон. Основное занятие – чтение на разных языках: богословие, философия, история, наука, в том числе оккультная, поэзия... Круг любимых поэтов был широк: от античной классики до Шекспира и Спенсера, от Данте и Петрарки до французского автора ветхозаветных поэм Дю Барта... Пожалуй, самым значительным созданием этого времени у Милтона были две небольшие поэмы с итальянскими названиями: “L’Allegro” (“Весёлый”) и “Il Penseroso” (“Задумчивый”). Параллелизм, предполагающий выбор. Первая поэма начинается с изгнания Меланхолии: “Прочь, Меланхолия! Исчезни...” Вторая возвращается к ней: “Богиня мне мила другая... // Ты, Меланхолия, благая...” (пер. Ю.Корнеева). Во второй поэме подразумевается (как и на знаменитой гравюре А.Дюрера) высшая меланхолия, спутница мыслителей и поэтов, символизирующая не подавленность духа, а его творческую сосредоточенность в уединении.

Два душевных состояния изобразил поэт, два способа творчества и жизни. Какой выбрать? Милтон не делает окончательного выбора ни в тот момент, ни позже. Он стоит на грани ренессансного мироощущения и положившей ему решительный конец английской пуританской революции, когда указом парламента были закрыты театры (1642). С началом революции сам Милтон на долгие годы отложит стихи и возьмётся за публицистику. Однако и в революционных событиях искренность веры никогда не будет означать для него аскетического отречения от жизни и от внутренней свободы.

Не раз Милтону пришлось вызывать неудовольствие революционных властей, хотя их общему делу он служил с тем же душевным пылом, что поэзии. Служение революции Милтон начал тотчас же, как она началась, откликнувшись первым циклом своих памфлетов на требование парламента уничтожить в Англии епископат. Вопросы церковного устройства и стали поводом к началу революционного противостояния.

В этой связи нужно вспомнить о некоторых особенностях английской Реформации. Осуществлённая сверху – королём Генрихом VIII в 1530-х годах, – она осталась компромиссной по своему характеру, как и рождённая ею англиканская Церковь. Власть Папы Римского в ней была упразднена (её главой стал король Англии), монастыри закрыты, но прежняя иерархия, управляемая епископами, осталась и служила поводом для постоянных нападок со стороны более радикальных верующих. Среди них были и те, кто склонялся в сторону установившегося в Шотландии пресвитерианства (греч. пресвитер – старейшина) или шли ещё далее, вплоть до уничтожения любой системы церковного управления и регламентирования. Их вначале называли нонконформистами или диссентерами (за отказ присягнуть официальному символу веры), а позднее – пуританами (от англ. pure – чистый).

В 1639 году Карл I Стюарт попытался ввести англиканскую Церковь во всех пределах королевства. Шотландия отказалась подчиниться. Король решил пойти войной на своих подданных, но для этого нужны были дополнительные средства, которые законно получить он мог только при согласии парламента, не собиравшегося уже одиннадцать лет. Глядя на французского и испанского королей, Карл, как все Стюарты, убеждённый в божественном происхождении королевской власти, хотел бы установить абсолютную монархию. Однако в Англии слишком давней была традиция парламентаризма, и он столкнулся с жёстким противостоянием. Созванный 13 апреля 1640 года парламент, прежде чем проголосовать дополнительные субсидии, решил рассмотреть народные жалобы и вопрос о несправедливо взимаемых королём налогах. Карл оскорбился и 5 мая распустил парламент. Такова судьба “короткого парламента”. Однако деньги королю были по-прежнему необходимы, и ему пришлось созвать новый парламент – 3 ноября. Он оказался “долгим” и совершил революцию (1640–1660).

Милтон, как и его отец, исправно посещал церковь, но был убеждённым противником и епископата, и вновь введённого архиепископом Лодом единого молитвенника. Этот молитвенник – ещё одно свидетельство англиканского компромисса: служба идёт не по-латыни, как в католической церкви, а по-английски, но ей предписан единый текст богослужения, в отличие от свободного слова протестантских проповедников. Впрочем, и крайности пуританизма для Милтона были чужды. Он слишком любил церковную музыку, чтобы променять её на унылые гимны. Он слишком ценил духовную свободу, чтобы сменить жёсткость прежнего регламента на ханжескую непримиримость.

Второй публицистический цикл (1643–1644) Милтона вызвал яростную атаку со стороны пуритан. Революция очень быстро вторглась в личную жизнь поэта. Через месяц после свадьбы его жена уехала обратно к родителям. Не последнюю роль сыграло и то, что она принадлежала к католической семье и предпочла не оставаться с бунтовщиком в момент, когда, как показалось, король берёт верх (она возвратилась спустя два года, когда победа парламента уже не вызывала сомнений).

Характерным не только для личности Милтона, но для его времени было желание публично обсуждать волнующие вопросы и предлагать их для немедленного решения. Революция породила массовую публицистику во всех жанрах: памфлеты и трактаты появлялись тысячами, и наиболее популярные из них переиздавались десятки раз. Несколько изданий выдержали и трактаты Милтона о браке, отстаивающие возможность развода. За ним закрепилось вначале как кличка прозвище “разводник”. Его обличали в безнравственности, но он твёрдо стоял на своём. Также вопреки мнению парламента, уже взявшего власть и теперь хотевшего ограничить свободу оппозиционных высказываний, он выступил против предварительной цензуры в трактате “Ареопагитика” (1644; ареопаг – так по-гречески Милтон именует парламент, которому и адресует своё обращение).

Вера и семья, свобода печати и воспитание – таковы темы публицистики Милтона в 1640-е годы. Стихов он почти не пишет, но в 1645 году собирает и издаёт лучшее из написанного ранее по-английски. Сборник продаётся плохо, лишний раз убеждая, что время не для стихов.

В сеевропейская известность приходит к Милтону – автору политических памфлетов, которые создаются им после казни короля (1649), потрясшей умы и вызвавшей возмущение. Послы других государств были отозваны из Лондона, и в Европе распространялась мысль о походе против народа, посягнувшего на жизнь законного монарха. Россия прекратила с англичанами всякие торговые связи, поскольку они “королю злое зело убивство учинили”. В этот момент Милтон берёт под защиту революционное право народа. Сначала он отвечает роялистам внутри страны, подробно объясняя, каковы права и обязанности правителей и как они были попраны Карлом Стюартом. После этого в 1649 году Милтон и занимает пост, официально именуемый – секретарь по иностранным делам при Государственном совете. Так что уже и по должности он обязан откликаться на резкие нападки из-за границы, в ответ на которые он пишет по-латыни два трактата – “Защита английского народа”, а затем – “Защита самого себя” (1655).

Большинство из этих произведений Милтону приходится диктовать, ибо в 1652 году он полностью потерял зрение. Однако даже не столько из-за слепоты во второй половине 1650-х годов он отходит от дел, постепенно возвращается к поэзии и пишет несколько сонетов: к собственной слепоте, к Оливеру Кромвелю... Для Милтона он – великий человек, но поэта, убеждённого сторонника республиканских свобод, тревожит усиление личной власти Кромвеля, ставшего лордом-протектором Англии, разогнавшего остатки “долгого” парламента (1653) – “охвостье” – и едва не решившегося принять предложенный ему офицерами армии титул короля. Лишь после смерти Кромвеля и после того, как отречением завершатся несколько месяцев правления его сына Ричарда, Милтон снова возьмётся за перо публициста, давая советы, как спасти республику. Однако уже поздно: предчувствуя новую смуту, бывший соратник Кромвеля генерал Монк передаёт трон сыну казнённого монарха Карлу II. Начинается эпоха Реставрации Стюартов (1660–1688).

Для Милтона наступает опасное время. Лишь его физическая немощь и ходатайство друзей позволяют ему отделаться кратким пребыванием в тюрьме с потерей значительной части собственности. Наконец, оставленный в покое властями, поэт продолжает диктовать “Потерянный рай”. В поэме должно соединиться всё, что он знает, во что верит, что может как поэт: Священное Писание с наукой, античная поэзия с жанром современной героической поэмы, исторический опыт с любовью, которой с юности поклонялся Милтон и которой не был избалован в жизни.

“Потерянный рай” – эпическая поэма, или, иначе, героический эпос (heroic epic). Она была начата в 1658-м, завершена не позже 1665 года и опубликована два года спустя в десяти песнях (в год смерти поэта выйдет окончательный вариант – двенадцать песен). Задержка с первым изданием произошла из-за катастрофических событий: чума и великий пожар (1666), уничтоживший значительную часть средневекового Лондона и в конечном итоге способствовавший его украшению.

Началу работы также предшествовали потрясения личные и исторические. После пятнадцати месяцев брака 3 февраля 1658 года во время родов умирает любимая вторая жена поэта Кэтрин. Милтон снова один. Спасение в работе: он завершает латинский труд о христианской религии (“De Doctrina Christiana”), над которым работал более двух лет, чтобы снова для всей Европы (потому и избрана латынь) прозвучало его духовное оправдание. Многое в нём должно было показаться еретическим, ибо Милтон полагает, что Святой Дух в каждом верующем – поводырь более надёжный, чем любое церковное установление. При жизни Милтона трактат не публиковался.

3 сентября того же года умирает Оливер Кромвель. Всем ясно, что грядут большие перемены. В ожидании их Милтон подводит поэтический итог прошедшему. Таков фон “Потерянного рая”.

О первом преслушанье, о плоде
Запретном, пагубном, что смерть принёс
И все невзгоды наши в этот мир...
(Пер. А.Штернберга)

Вот о чём будет повествовать поэма – о первородном грехе: “Of Man’s first disobedience...” Жанр требует, чтобы воспеваемый предмет был обозначен определённо и сразу. Так поступил Гомер: “Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына...” (пер. Н.Гнедича). Вместо гомеровского гекзаметра Милтон выбрал самую прославленную форму английского стиха – пятистопный нерифмованный ямб, которым были написаны шекспировские трагедии. Дух драматического действия пронизывает поэму.

За обозначением предмета следует обращение к Музе: “Sing, heavenly Muse...” – но кто она здесь? Языческое божество, как у Гомера? У Милтона она имеет тройное толкование. Сначала – вечная богиня поэзии. Затем – во вступлении к третьей книге – Божественный Глагол (Логос), воплощение Святого Духа, источник света. Вспомнив о свете, Милтон не мог не посетовать на собственную слепоту. Дерзкое напоминание о своей личности в традиционно безличном жанре эпоса. И наконец, во вступлении к седьмой книге Милтон раскрывает третье имя своей Музы – Урания, вдохновительница астрономии.

Таковы три источника его вдохновения: поэтический, христианский и научный. Ни один не заменяет и не отменяет другого.

Действие начинается без предыстории, которая будет рассказана позже. Оно открывается в месте, только что созданном Богом, – в аду. Здесь пробуждается Сатана, некогда один из самых светлых ангелов, затем собравший воинство и восставший против Божественной воли. Теперь он и они низвергнуты. Сатана окидывает взором место своего нового пребывания:

Он теперь обвёл
Угрюмыми зеницами вокруг;
Таились в них и ненависть, и страх,
И гордость, и безмерная тоска…
Мгновенно, что лишь Ангелам дано,
Он оглядел пустынную страну,
Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,
Но не светил, и видимою тьмой
Вернее был, мерцавшей лишь затем,
Дабы явить глазам кромешный мрак…

Как описать ад? Как согласить с точки зрения здравого смысла несогласимые понятия: адский пламень и вечную тьму, ибо в аду нет места свету, началу Божественному. Здесь-то и рождается прославленный образ зримой тьмы. Всё, о чём писал, Милтон видел своим внутренним зрением, прозревал в том мраке, куда его самого погрузила слепота. “Мильтон говорит, что адское пламя давало только различать вечную тьму преисподней... – писал А.С. Пушкин. – Мы находим эти выражения смелыми, ибо они сильно и необыкновенно передают нам ясную мысль и поэтические картины”.

Проявив силу воображения, Милтон даёт почувствовать и другое достоинство стиля поэмы – ораторское, драматическое мастерство. Увидев поверженными своих сподвижников, Сатана обращает к ним речь. Смысл её – пробудитесь, восстаньте, ибо лучше царить в аду, чем прислуживать в раю: “Better to reign in hell than serve in heaven”. Ещё одна прославленная строка. В ней – гордый, несломленный характер главного антигероя поэмы – Сатаны. Но не превращается ли он действительно в героя? Со времён романтиков такое толкование стало очень популярным. Смысл его в следующем: Милтон, добрый христианин, задумал поэму во славу Божию, но его революционный опыт и бунтарский темперамент увели его очень далеко от первоначального замысла. Замысел безнадёжно разошёлся с воплощением, а Милтон, не желая того, прославил бунт против любой тирании, включая тиранию Бога.

В какой мере верно это романтическое прочтение поэмы, мы ещё будем иметь возможность обсудить. Пока же, страдая от утраченного величия, падшие ангелы держат совет. Здесь опыт участия Милтона в революционных спорах, присутствия на заседаниях Государственного совета республики, безусловно, сказался. Впрочем, как и опыт ораторской, исторической прозы Древнего Рима. В тот момент, когда латынь переставала быть языком живого общения в Европе, Милтон сохранил её звучание в стиле английской речи, широко прибегая к звучным словам латинского происхождения и к синтаксису, повторяющему латинские конструкции.

В Пандемониуме (такое название Милтон дал столице преисподней) один за другим поднимаются со своих мест ораторы. Пламенный Молох требует собрать силы для новой битвы, ибо чем они рискуют, что может быть хуже ада? И страдание может быть ещё более тяжким, и небытие хуже любого бытия – отвечает ему хитроумный Велиал. Борьбу следует продолжить, но с большей надеждой на успех.

Принят план Сатаны. Пока они лежали здесь поверженными, Господь создал новый мир – Землю и отдал её Человеку. Нужно попробовать разрушить эту гармонию. Сатана отправляется в долгий путь. Он встречает Грех (у Милтона существо женского рода), от которого Сатана некогда зачал Смерть (существо мужского рода). Они дают Сатане пролететь через ворота и устремиться сквозь бездну Хаоса (книга II).

Движение и намерение Сатаны ведомы Богу, но он не будет вмешиваться в его действия, ибо в силу закона свободы воли совершенство Человека должно быть подвергнуто испытанию. Известно, что он не устоит и будет проклят. Искупить грех сможет лишь кровь праведника. Сын Божий испрашивает дозволение Отца пролить её в будущем за Человека (книга III).

Из Хаоса Сатана попадает в мир сотворённой Богом Природы. Он покорён её красотой и в какой-то момент, являя изначально ему присущую высоту духа и склонность к совершенству, колеблется – подвергать ли его разрушению. Здесь Милтон даёт волю живописному воображению. Ещё одно искушение совершенством для Сатаны – вид людей, которых он зрит под Древом Жизни. Они говорят о запрете вкусить плоды от растущего рядом Древа Познания. Тут у Сатаны и рождается план: убедить Человека испробовать запретный плод.

Приняв вид жабы, он приближается к спящей Еве и внушает ей порочные помыслы. Однако он опознан и разоблачён архангелом Гавриилом. Возникает вопрос: почему то, чему суждено случиться, предотвращено Божественным вмешательством в четвёртой книге? Ответ: в событиях, которые займут почти треть объёма поэмы (книги V–VIII) и возвращают Человека к событиям, предшествовавшим его сотворению. Явившийся архангел Рафаил просвещает Адама и Еву, рассказывает им о небесной истории, о Сатане и его низвержении. Лишь в этих книгах возникают у Милтона эпизоды, обязательные в героическом эпосе, – битвы и подвиги. Здесь находится место и для научного вымысла: небесная рать едва не была осилена новым оружием, но вовремя вмешался Бог Сын, чтобы сокрушить врага. Теперь человек наделён необходимым знанием и должен полагаться на самого себя.

Остальные книги (IX–XII) – повесть грехопадения Евы, выбора, который должен сделать Адам, и их изгнания из Эдема, места в раю, для них ранее предназначенного. События приобретают человеческий масштаб, а проблемы смещаются в нравственную сферу. Нарушено беспечное существование первых людей. Обманутая Сатаной, принявшим вид Змия, Ева отведала запретный плод, и теперь – как поступит Адам, разделит ли вместе с ней грех и наказание? Милтон именно в этот момент подчёркивает, что воля человека свободна. Движимый любовью и состраданием, Адам не покинул Еву. Однако в этом акте любви и залог будущего спасения, которому Милтон посвятит отдельную поэму, так называемый малый эпос (minor epic) на новозаветный сюжет – “Возвращённый рай” (публ. 1671).

А пока что Грех и Смерть устремляются из ада в мир. Сатана же возвращается к своим сподвижникам и держит перед ними гордую речь, в ответ на которую вместо рукоплесканий слышит змеиное шипение: в змей превращено его воинство. Этот момент – разгадка сатанинского бунта. Величие и могущество сопутствуют ему, но не триумфом, а злодеянием и унижением завершилась борьба с Богом. Если проводить историческую аналогию с событиями революции, которую в черновых записях к поэме подсказывал и сам Милтон, то не только порыв против тирании, но и весь опыт революционного возмущения осмыслен здесь автором: мысль о свободе подменена гордыней, героический по видимости порыв обращён в свою противоположность, а бунт унижен, ибо его результат противоречит законам разума и справедливости.

Именно так, как торжество низших инстинктов над высшей и прекрасной природой, представляет Милтон и душу человека после грехопадения. Некогда исполненная благодати и покоя, теперь она напоминает бурное море, где более не правит разум, его голосу не повинуется воля, но чувственные влечения беззаконно вознеслись и присвоили себе власть:

...calm region once
And full of bliss, now tost and turbulent,
For understanding ruled not, and the will
Heard not her lore, both in subjection now
To sensual appetite, who from beneath
Usurping over sov’reign reason, claimed
Superior sway.

Архангел Михаил, исполняя волю Бога, выводит людей из рая. Теперь Адам обречён трудиться в поте лица своего, Ева – рожать детей в муках, а весь род человеческий – родиться, чтобы умереть. Однако финал поэмы не так безнадёжен благодаря способности Бога претворять зло в добро, готовности Божьего Сына принести Себя в жертву, а человека – любить.

“Потерянным раем” Милтон исполнил для английской литературы мечту эпохи о высшей форме поэзии – героическом эпосе, тем самым поднимая национальную литературу на классическую высоту. Даже его недуг – слепота – подсказывал возвышающую аналогию с Гомером. Однако, безусловно, главное в том, что сама английская история с её катаклизмами оказалась благодатным материалом для библейской аналогии, а современники – восприимчивыми читателями поэзии, осовременивающей ветхозаветные образы.

Строгие критики в духе времени придирчиво оценили, в какой мере творение Милтона отвечает законам поэтического искусства. Джозеф Аддисон проверил его с точки зрения трёх основных требований к эпическому сюжету: во-первых, единство действия; во-вторых, его полнота и завершённость; в-третьих, это должно быть великое событие. С точки зрения единства действия Аддисон нашёл “Потерянный рай” даже более совершенным, чем поэмы древних. Так же и с точки зрения полноты действия: “...мы видим, что его замышляют в аду, осуществляют на земле и наказывают за него на небе”.

Однако третье требование – достичь величия в изображении действия – особенно трудно выполнимо из-за осторожности, с которой в сюжете из Священного Писания возможно допускать вымысел. Когда Аддисон оценивал поэму, в 1712 году, он, безусловно, знал “Поэтическое искусство” основного теоретика классицизма Буало, где тот не советует избирать священные сюжеты. Это предупреждение как будто прямо метит в Милтона, но Буало его поэмы не читал, а имел в виду одного из любимых Милтоном итальянских поэтов – Торквато Тассо, автора “Освобождённого Иерусалима” (1581).

Едва ли можно ожидать, что поэма, созданная в столь бурное время и вобравшая в себя опыт катастрофических потрясений, удовлетворит вкусу, рассчитанному на установление идеального порядка. Пристрастие Милтона к античности, его безусловный рационализм, нравственная твёрдость порой побуждали говорить о нём как о писателе, представляющем особый английский классицизм. Однако главная особенность и величие “Потерянного рая” в том, что эта поэма существует поверх любых разделяющих барьеров, эстетических, политических или религиозных. Не случайно в числе муз Милтона были и Божественный Логос, и языческая Урания, а его воображение рисовало небесные сражения по законам современной ему пиротехники. Поэма написана в масштабе всей эпохи, для которой напряжённость духовного прозрения не отменяет восторга перед возможностью, двигаясь путём науки, проникнуть в тайны Божественного Творения.

М илтон и по сей день – классик английской литературы, чьё влияние напоэтический язык иногда бывало столь сильным, что начинало восприниматься как закрепощающее, побуждая к бунту.

Круг понятий

Героический эпос:

Вопросы:

• Каким был фон личных и исторических обстоятельств, на котором создавался “Потерянный рай”?
• Как разворачивается сюжет, как его события соотносятся с хронологией ветхозаветной истории?
• Насколько достоверной вам кажется романтическая трактовка поэмы как апофеоза Сатаны и идеи бунта?
• Можно ли считать, что ветхозаветная поэма Милтона представляет собой с точки зрения выбора сюжета и его решения правильный образец классицистического жанра?

Литература

1. Аддисон Дж. Эссе из журнала “Спектейтор”, № 267, 285 // Из истории английской эстетической мысли XVIII века. М., 1982. С. 160–170.
2. Павлова Т. Милтон. М., 1997.
3. Чамеев А.А. Джон Мильтон и его поэма “Потерянный рай”. Л., 1986.
4. Чернозёмова Е.Н. “Потерянный рай” Джона Мильтона. Комментарии. Планы. Разработки // Anglistica. Вып. V. М., 1997. С. 61–81.