Учитель-словесник или филолог?

Кому вести урок литературы?

«Отдых просвещённого человека».
Неизвестный художник. Вторая половина XIV – первая половина XVII в.

С ректором Московского гуманитарного педагогического института, заведующим лабораторией русской словесности Института общего образования Минобразования России Александром Геннадьевичем КУТУЗОВЫМ беседует корреспондент «Литературы» Мария Сетюкова-Кузнецова.

— Александр Геннадьевич, наши читатели знают вас как автора программы по литературе и целой серии учебников, хрестоматий и методических пособий. Сегодня мы беседуем с вами как с ректором нового педагогического института. Но всё же вначале хотелось бы узнать о судьбе учебников для десятого и одиннадцатого классов, обеспечивающих полный цикл обучения по вашей программе.

— Десятый класс из нашей серии «Мир литературы» прошёл Федеральный экспертный совет, получил очень благожелательные отзывы рецензентов. Приобретение комплекта книг для десятого класса на сегодняшний день не составляет проблемы. Одиннадцатый класс появится в продаже к началу следующего учебного года (уже есть структура, разработки). Так что система в определённом смысле закончена. Конечно, комплекс будет в той или иной степени меняться, увеличиваться за счёт привлечения экспериментаторов. Мы объявим конкурс на лучшую разработку в системе наших учебников.

Но учебник не заживёт, не заработает в полную силу, пока не попадёт в руки к учителю, желающему и умеющему работать именно с этим учебником и именно по этой программе. Очень важно обратить внимание на такой актуальный, но, к сожалению, государственно не обозначенный вопрос, как подготовка и переподготовка учителей для работы по новым учебникам.

Наш коллектив объездил практически всю Россию, встречался с учителями, и мы обратили внимание, что те учителя, которые сейчас только-только выпускаются из пединститутов или были выпущены год или два тому назад, с большим интересом и энтузиазмом берутся за новое. Есть регионы, в которых сложилась такая общность пединститута или педуниверситета и института повышения квалификации, где чувствуется очень серьёзная работа над повышением уровня. Но есть и регионы, которые выживают только за счёт энтузиазма учителей. Хочу обратить внимание на одну, на мой взгляд, интересную тенденцию. Сейчас стала активно формироваться особая прослойка словесников. Эти учителя, несмотря на все социальные, бытовые и прочие проблемы, работают с абсолютным энтузиазмом и получают настоящее удовольствие от работы. Естественно, их ученики тоже.

Ни в коей мере не хочу обидеть столичных педагогов, но по многим параметрам провинция выигрывает по сравнению с той же Москвой. Причин тому, разумеется, множество, и располагаются они в спектре от столичного снобизма до чрезвычайно обострённых в большом городе социальных проблем и противоречий. Кроме того, помехой, как это ни парадоксально прозвучит, зачастую служит и переизбыток различной методической информации, которую выбрать из столичного информационного месива очень сложно, да и не у всех есть время и желание этим заниматься.

А в провинции традиции русского дореволюционного учительства сохранились гораздо в большей степени, и учитель просто решает свою задачу и, соответственно, целенаправленно работает. Там у словесников есть совершенно потрясающие открытия, и «Дрофа» собирается со временем самые интересные из них издать отдельным сборником.

— Но вернёмся к проблеме подготовки учителей…

— С удовольствием. Молодые учителя выбирают новые программы и их обеспечение по двум основным причинам. (Не станем при этом сбрасывать со счетов возможность или невозможность выбора той или иной программы в силу бедности многих школ.) Во-первых, просто потому, что они молоды и им хочется чего-нибудь нового, “незатасканного”, и это вполне понятно. А во-вторых, потому, что у молодёжи есть более ясное общее представление о той ситуации, которая реально существует в предмете. Даже те, кто закончил педвуз пять—семь лет назад, зачастую не располагают информацией о многообразии существующих программ. Многие словесники до сих пор, знакомясь с нашими учебниками, задают вопрос о том, разрешило ли по ним работать министерство. Я нисколько не хочу принизить учителя, но всё же замечу: если мы перешли на вариативную систему, то ни в коем случае нельзя забывать, что эта система предполагает высокий уровень информированности для того, чтобы была возможность выбора.

— Насколько эффективно работает система повышения квалификации учителей сегодня, если работает вообще?

— Она так или иначе никогда не переставала работать, но, во-первых, она не в состоянии охватить отдалённые регионы, так как попросту нет денег, а во-вторых, проблема кадров стоит достаточно остро, зачастую дело не доходит до переквалификации — закрыть бы все вакансии в школе мало-мальски квалифицированными учителями. Самое же главное — это отсутствие чётко выраженной и обозначенной государственной и федеральной политики переподготовки, ориентированной именно на новые учебники. Традиционная, во многом очень консервативная переподготовка мало что даёт учителям практически.

Ещё одна не менее важная проблема заключается в том, что пединститут в первую очередь должен готовить не филолога, а учителя-словесника, подготовка же филолога — прерогатива классического университета. И в этом состоит принципиальное различие этих учебных заведений. На практике же такой принцип далеко не всегда выдерживается.

— То есть абитуриент, переступающий порог филфака того или иного вуза, должен уже на начальной стадии достаточно чётко уяснить себе, кем же он, собственно, хочет стать?

— Совершенно верно. Ведь речь, по сути, идёт о двух разных профессиях. Филолог — это человек, который занимается наукой, а учитель литературы — это специалист, способный, зная основы науки, решать совершенно другие задачи, не вдаваясь в излишние подробности, помочь полюбить чтение, помочь понять, что такое литература в жизни человека. Филолог ведёт поиски внутри художественного явления, для филолога само художественное явление это царь и бог. А для учителя литературы художественное произведение — это то живое, что приносится на урок.

В классическом университете в основу академизма положена парадигма конкретной науки, а в пединституте эта парадигма должна проецироваться на того, для кого, в конечном счёте, всё и делается, то есть на ученика.

В какой-то момент мы поняли, что учителя хотят знать больше и о своём предмете, и о новейших методиках его подачи, и о многом другом и разовыми, эпизодическими встречами уже не обойтись. Нужно не на словах, а на деле попытаться показать, как надо построить подготовку преподавателей литературы и русского языка, которые будут способны решать эти задачи на профессиональном уровне. В основу всего процесса преподавания следует положить формирование профессиональных операциональных умений.

— Наш колледж и обычный, и необычный. Мы твёрдо убеждены были, когда начинали этот эксперимент, что за три года подготовить учителя-предметника практически невозможно. Минимальный срок, чтобы он мог работать хотя бы на уровне среднего звена школы, – это четыре года. Окончательно подтвердилось это в процессе работы. Поэтому филфак, который существует на базе колледжа, сразу был ориентирован на четыре года. Но дело даже не столько в количестве лет, хотя это, безусловно, важно, а в подходах. Если на факультете каждая кафедра будет заниматься своей, присущей ей наукой, и только ей, не ориентируясь при этом на школьный учебный процесс, мы получим бледную копию выпускника университета или пединститута. Почему бледную копию? Потому что у университета и института на обучение уходит на год больше, потому что есть устоявшаяся традиция, определённый кадровый потенциал и так далее.

Таким образом, нам стало понятно, что нет смысла играть на поле университета, а нужно создавать своё поле. Что это значит? Рассмотрим ситуацию на уровне отвлечённого образа. Зачастую выпускника педагогического университета или института можно сравнить с человеком, которого пять лет учили собирать и разбирать машину, он знает, где находится карбюратор, где сцепление, где выхлопная труба и так далее. Но вот уроков практического вождения дано не было. Проходит пять лет. Ему в руки дают диплом, заменяющий права, дают ключ от машины, которую можно считать местом работы, затем сажают в эту машину десять-двадцать-тридцать детишек и говорят: езжай. Я бы с таким водителем не поехал, потому что у него нет элементарного опыта вождения, а мы сажаем детей. Так вот, на уровне этого образа наша задача заключается в том, чтобы, зная, где находятся выхлопная труба и карбюратор, наш выпускник при этом прекрасно умел бы “ездить и возить детей”. Поэтому кафедра начинает рассматриваться нами не как сугубо предметная, занимающаяся разбором проблем конкретной науки, но решающая, как сделать так, чтобы наш выпускник академические знания той науки, которая преподаётся, мог бы использовать в своей будущей преподавательской работе. То есть если он изучает старославянский язык, то, конечно, он должен знать и плюсквамперфект, и аорист, но не в меньшей, а может быть, и в большей степени он должен представлять, для чего и как он сможет использовать, применить эти знания в своей конкретной работе – в пятом ли классе на уроках русского языка, а может быть, на уроках литературы, когда изучается «Слово о полку Игореве».

Когда такая задача осозналась, стали подбираться кадры. Костяк составил коллектив, который работал над нашей системой литературного образования, кроме того, были приглашены интересные преподаватели, и мы решили попробовать создать новый тип высшего учебного заведения — современный, чутко реагирующий на новые научные и методические открытия вуз. К нашему счастью, правительство Москвы пошло навстречу. Начальник Департамента образования московского правительства Любовь Петровна Кезина очень помогла в решении этой проблемы, поверила в нас.

— Кроме того, очевидно, наступил такой момент, когда счастливо совпали ваше желание сделать педагогический вуз нового типа и реальная потребность, в том числе и в Москве, в педагогах нового поколения, максимально приспособленных к работе в новых условиях.

— Совершенно верно. По всей России, и в этом смысле Москва не исключение, явная нехватка преподавательских кадров прежде всего по русскому языку и литературе, а также по иностранным языкам. В то же время руководители Департамента образования правительства Москвы стараются вычленить те тенденции, которые складываются в современном образовательном процессе, понимая при этом, что дело не в количестве учебных заведений, а в направленности задач, которыми то или иное учебное заведение занимается. И в этом смысле, например, Московский государственный педагогический университет становится флагманом академической науки, в том числе и филологической, а мы будем стремиться стать институтом, нацеленным на решение серьёзных прикладных задач.

Как и в общей системе, в образовании сосуществуют академические и исследовательские институты, которые решают глобальные задачи и отраслевые. В этом смысле университет становится тем самым академическим центром, а мы, как отраслевой НИИ, начинаем решать конкретные задачи. Но в связи с тем, что учебники сделаны у нас не только для Москвы, но и для всей России, мы, естественно, попытаемся на примере наших студентов разработать возможные формы дистантной, то есть заочной, переподготовки, чтобы впоследствии решить образовательные задачи как для города Москвы в их конкретном преломлении, так и для страны в целом.

— Педагогический колледж, который существует здесь сейчас, каким-то образом врастёт в новый вуз или будет закрыт?

— Колледж реорганизуется в Московский гуманитарный педагогический институт. Это процесс постепенный. Но те наработки и тот преподавательский состав, которые существуют в педколледже на сегодняшний день, очень гармонично, на наш взгляд, вольются в институт и практически во многом и определят его лицо.

«Школа». Рельеф надгробного памятника. Конец II в. до н.э.

— Таким образом, новый вуз распахнёт свои двери перед абитуриентами уже в следующем учебном году?

— Совершенно верно.

— Нельзя ли уже сегодня хотя бы в общих чертах ознакомиться с условиями приёма в ваш институт? Смогут ли стать студентами немосквичи – ведь вуз существует под патронажем московских властей? Будет ли обучение на всех факультетах бесплатным?

— Обучение будет и платное, и бесплатное. Бесплатное — в рамках того бюджетного финансирования, которое выделяется для нас. Плата, если сравнивать с другими вузами, будет находиться на нижней планке тех расценок, которые существуют в Москве. Для тех, кто будет заниматься в системе дистантной заочной переподготовки, она будет вообще минимальной.

— Обязательно нужно отметить систему практики, включающей в себя работу в школе в качестве учителя на последнем курсе. Дело в том, что в нашем педколледже на практику отводилось больше часов, чем в существующих пединститутах. Думаю, что эту традицию поддержит и новый вуз. Намечается ещё один интересный эксперимент, связанный с тем, что мы планируем вести наши научные исследования совместно с Институтом общего образования. При этом сотрудничающий с нами издательский дом «Дрофа» всё самое интересное и ценное из наработок наших преподавателей обещал публиковать в максимально сжатые сроки, делая этот опыт доступным для широкого круга учителей. Положительный момент также заключается и в том, что наши преподаватели, да и студенты, получают достаточно редкую возможность рассказать о своих открытиях.

Кроме этого, особенно хотелось бы подчеркнуть, что с МГПИ будут сотрудничать и преподавать там большое количество авторов-разработчиков новых программ и учебников не только по литературе, но и по другим школьным предметам.

— Где можно будет получать информацию о тех мероприятиях, которые будут проходить в институте и в которых смогут принять участие все пожелавшие это сделать учителя, в том числе и из провинции? Оговоримся сразу, вероятней всего, через год Интернет для многих так и останется недоступным.

— Планируем через издательство «Дрофа», через его книги и пособия давать о нас максимально полную информацию, делать рассылку для тех школ, которые с нами начнут сотрудничать, причём не только в Москве. Рассчитываем и на любимую газету «Литература». После же непосредственного открытия института постараемся довести до сведения учителей, в том числе и через средства массовой информации, наши контактные телефоны, сообщим номер факса. Так что проблем не будет.

Мы считаем, что появление ещё одного гуманитарного института — это не увеличение количества, а усиление качества. Проблема воспитания, которая последние десять лет прозябала без должного к себе внимания, даёт о себе знать на всех уровнях, поэтому мы хотели бы ещё и стать своего рода центром гуманитарного просвещения.

— Что можно предпринять, чтобы процент случайных студентов в стенах педагогического вуза стал бы минимальным?

— Случайные люди были и будут, скорее всего, всегда. Мы намерены проводить с каждым абитуриентом собеседование, которое включит в себя общепсихологический и психолого-педагогический моменты, — здесь можно провести аналогию с конкурсом в театральный вуз — и по возможности будем стараться учитывать результаты этого тестирования как определяющие при поступлении.

— Насколько лучше, по вашему мнению, ваш выпускник будет приспособлен к реальным условиям работы в школе в отличие от многих других выпускников, зачастую пасующих перед трудностями живого будничного школьного процесса? Не помешает ли ему при адаптации на месте работы его привычка к той творческой, доброжелательной обстановке, которая должна, по вашим прогнозам, воцариться в новом вузе?

— На своих спецкурсах и спецсеминарах я часто говорю студентам, что на практике их, помимо ожидаемых проблем, ждут ещё и очень серьёзные неожиданные. Одна из таких — как правильно войти в педагогический коллектив школы. Если коллектив открытый, яркий, то и человеку там легче раскрыться. Если же коллектив живёт по старинке, то человек, который пытается привнести что-то новое, будет выглядеть белой вороной. Ему будет безумно тяжело. Мы постараемся просчитать и такие нежелательные ситуации. Например, введём спецкурс психологической конфликтологии и так далее. Но в принципе если он пройдёт подготовку здесь, то будет знать, как строить свою систему…

— ...и его можно будет забрасывать куда угодно — хоть в урюпинскую, хоть в оклахомскую школу?

– Насчёт оклахомской не знаю. Наша база — всё-таки отечественные образовательные традиции. А вот российская школа во всех её организационных и региональных особенностях должна быть знакома нашему выпускнику. Мы на это надеемся.