Жемчужины поэзии Б.Л. Пастернака

«Гамлет» и «Свидание»

П оэзия Бориса Пастернака включена в программу 11-го класса. Наряду со стихами для ознакомления учащихся («Сосны», «Иней», «Июль», «Снег идёт», «На ранних поездах») рекомендованы стихотворения (по усмотрению учителя), включённые в роман «Доктор Живаго». Рассмотрим из данного цикла «Гамлет» и «Свидание».

Первый вариант стихотворения «Гамлет» существенно отличается от окончательной редакции:

Вот я весь. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске
То, что будет на моём веку.

Удивительна по своей обобщённости и лаконизму строка: “...шум вдали идущих действий”. Коллизии трагедии Шекспира вышли за пределы своего времени и продолжаются в последующие века. Это борьба гуманистов-одиночек с цинизмом и жестокостью, царящими в обществе.

В приведённом варианте нет той глубины раздумий о жизни, которая присуща последней редакции. Обратимся к её содержанию.

Стихотворение посвящено действующему лицу трагедии – Гамлету. Этого героя Пастернак высоко чтил как представителя “коренных направлений человеческого духа”. Гамлет был дорог поэту своим служением идеалам добра и справедливости. “Зрителю, – писал поэт, – предоставляется судить, как велика жертва Гамлета, если при таких видах на будущее он поступается своими выгодами ради высшей цели” – борьбы с ложью и злом.

Нельзя понять смысл стихотворения «Гамлет» без учёта времени его написания. В 40-е годы вышли постановления компартии: “О журналах «Звезда» и «Ленинград»”, “О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению”, “О кинофильме «Большая жизнь»”, “Об опере «Великая дружба» В.Мурадели”. Это был бесцеремонный диктат властей, как писать стихи и рассказы, снимать кинофильмы, ставить спектакли, сочинять музыку.

В эти же годы Пастернак подвергался нападкам критики. Александр Фадеев писал о чуждом советскому обществу идеализме в творчестве поэта, о пастернаковском “уходе в переводы от актуальной поэзии в дни войны”. Алексей Сурков писал о “реакционном отсталом мировоззрении” Пастернака, которое “не может позволить голосу поэта стать голосом эпохи”. Несмотря на это, Борис Леонидович вынашивал замысел романа «Доктор Живаго» (к работе над ним он приступил в середине 1945 года). Своим произведением он хотел рассказать о тех бедствиях, которые принесла Октябрьская революция народам России. Созданную впоследствии книгу завершали стихи Живаго. Первое из них – «Гамлет», в котором фокусируются мысли автора о своём времени. Это своеобразная исповедь поэта, уподобление своей жизни судьбе шекспировского героя, “поднявшего оружие против моря бедствий”.

Многие мемуаристы отмечали, что при чтении этого стихотворения поэт подчёркивал свою близость к Гамлету.

Обратимся к тексту стихотворения:

Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске
Что случится на моём веку.

“Гул затих”. Слово гул более соотносится с многоголосым шумом толпы на улице, чем с шумом в театре до начала спектакля.

“Я вышел на подмостки” – означает не только вышел на сцену. Слово подмостки имеет и другой смысл: сооружение на площади для выступления перед народом. Именно на уличном помосте возможен “дверной косяк”. “Я вышел на подмостки” таит в себе и иное значение (метафорическое). Для писателя страницы его творений те же подмостки, откуда слышен его голос. В “отголоске”, реакции читателя на произведение, можно предвидеть, что “случится на... веку”.

В строках “На меня наставлен сумрак ночи // Тысячью биноклей на оси” содержится своеобразная тайнопись.

“Сумрак ночи” подразумевает гнетущую атмосферу бесправия, которая царила в стране. “Сумрак ночи” осуществляли тысячи обладателей “биноклей на оси”: чиновники от литературы, цензоры, соглядатаи. Они вглядывались, вслушивались в жизнь поэта. И лирический герой просит Бога (“Авва Отче”), чтоб их суд его миновал:

Если только можно, Авва Отче,
Чашу* эту мимо пронеси.

В следующей строфе поэт говорит о своей приверженности к Гамлету как борцу с несправедливостью:

Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.

“Играть эту роль” – не актёрское исполнение лица пьесы, а стремление осуществить миссию героя как борца с “вывихнутым веком”.

Но сейчас идёт другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Речь идёт не об иной пьесе (“другая драма”), а о трагедийности самой жизни, которая своими масштабами превосходит драму Гамлета. И тщетно противостоять установленным правилам властей.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.

Эзоповский смысл этих строк прозрачен. Поэт не откажется от обнародования «Доктора Живаго». Но это “действие” неизбежно повлечёт за собой кару (“неотвратим конец пути”).

Сошлёмся на письма Пастернака друзьям, подтверждающие обоснованность нашего комментария:

“...наше время, так постаравшееся над разрушением художника в человеке, так поработавшее над уничтожением личности и её пониманием в нас” (С.Чиковани, 1957, 6 октября).

“Не надо преувеличивать прочности моего положения. Оно никогда не станет установившимся и надёжным. И никак нельзя по-другому, ни жить, ни думать” (Б.К. Зайцеву, 1959, 4 октября).

“Я еле справляюсь с выпавшей мне на долю странной, полуреальной баснословной судьбой... Она до крайности затруднена, беспрестанно угрожаема, еле переносима” (К.Н. Бугаевой, 1959, 15 ноября).

Итак, Пастернак сумел предвидеть, как сложатся его жизненные обстоятельства после публикации романа. Сколько горечи и боли в приведённых высказываниях поэта, осознания невозможности что-либо изменить в своей судьбе: “Никак нельзя по-другому, ни жить, ни думать”. И об этом заключительные строки стихотворения:

Я один, всё тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти.

Фарисейство – это ложь, лицемерие и фанатизм. Оно-то и губит всё живое и честное. В этом смысл слов “всё тонет в фарисействе”.

Последняя строка стихотворения (“Жизнь прожить – не поле перейти”) не принадлежит лирическому герою. Это народное речение, говорящее о мудрости его создателей. Человек – пленник своего времени и вынужден подчиняться силе обстоятельств, порой поступаться своими принципами. Во имя блага близких поступался своими принципами и Пастернак. Он отказался от Нобелевской премии, обратился с просьбой к Н.С. Хрущёву не высылать его за пределы страны, как этого требовала “общественность”.

Несколько замечаний о ёмкости и чеканности слова в произведении. Отдельные строки афористично выражают мысли автора: “На меня наставлен сумрак ночи”, “...играть согласен эту роль”, “...сейчас идёт другая драма”, “...продуман распорядок действий”, “...неотвратим конец пути”, “...всё тонет в фарисействе”.

Обращение поэта к театру, пьесе Шекспира обусловило и определённый отбор лексики: подмостки, бинокли, замысел, играть роль, распорядок действий, конец пути. Но каждое из этих слов и выражений таит в себе и переносный смысл. Последнее отмечено выше.

Шестнадцать строк «Гамлета», а как много сказано поэтом о своём времени. В день похорон Пастернака у его могилы первым было прочитано стихотворение «Свидание».

Это стихотворная грустная повесть о двух любящих сердцах. Поэт мало говорит об их чувствах, переживаниях, однако внешность женщины, её поведение, восприятие героем любимой, его лаконичные оценки света дают читателю возможность понять, как эти люди близки друг другу.

Какая-то неумолимая сила влечения привела в непогоду женщину к порогу дома дорогого ей человека. Решение повидаться с ним было принято – и не до сборов. Она предстаёт перед нами без головного убора, в осеннем пальто, “без калош”, когда “снег валит”. Будущая встреча для неё столь волнительна, что нужно себя как-то сдержать:

Ты борешься с волнением
И мокрый снег жуёшь.

Это смятение чувств говорит, что встречи не стали для неё привычными, обыденными. Они, по-видимому, всегда радостны и волнительны.

Герой пристально вглядывается в дорогие ему черты, и ничто не ускользает от его взора: и тающий снег, который сверкает в волосах, и влажный снег на ресницах. Он любуется красотой любимой, “прядью белокурой”, озаряющей лицо; гармонией всей её фигуры, сложенной как бы “из одного куска”. И в то же время герой сумел уловить ту боль, которая таилась в душе любимой:

В твоих глазах тоска...

Очевидно, эта тоска проистекала от встреч урывками, злой молвы. И герою никуда не уйти от вины перед любимой за её незащищённость:

Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
И в нём навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.

Людская молва ранит душу любящего человека: “Тебя вели нарезом // По сердцу моему...” Но раны, наносимые злословием, смягчались счастьем встреч с любимой. В этом, по всей вероятности, смысл сложного образа: “Как будто бы железом, // Обмокнутым в сурьму...” Сурьма – мягкий хрупкий металл. Он-то как бы частично смягчал боль от “железных нарезов”. Для Пастернака характерно это “сближение далёких ассоциативных рядов”.

Лирический герой переживает не только боль от пересудов, но ему нестерпимо тяжело за переживания любимой: “...навек засело смиренье этих черт...” О силе своих чувств он скажет лаконично и неповторимо выразительно:

И провести границы
Меж нас я не могу.

Всё едино и нерасторжимо. Это и есть подлинное счастье.

Драматична концовка стихотворения. Здесь вновь проявилось сложное образное мышление поэта:

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

Как понять последнюю строчку: “А нас на свете нет?” Жизнь быстротечна. “Ночь в снегу” уже не переживёшь. Она хранится лишь в тайниках памяти. И влюблённые в настоящем уже другие. Таких, какими они были, уже “на свете нет”. Остались лишь пересуды, которые долговечнее их распространителей. Таков смысл последней строфы. Концовка стихотворения грустна! Всё было и прошло...

В стихотворении в немногих строфах проникновенно рассказано о больших человеческих чувствах, вторжении пошлости в жизнь людей, философском осмыслении жизни, действиях природы, её красоте и мощи.

Прозаические частности (одежда женщины, детали пейзажа, отдельные предметы) воссоздают обстановку, при которой произошло незабываемое свидание. О роли предметов в поэзии Пастернака справедливо писал Лев Озеров: “Это не мельтешение бытовых примет, не только «прозы пристальной крупицы», это идущий в подмогу лирику материал жизни, без которого поэзия усыхает и выхолащивается” (Озеров Л. Мастерство и волшебство. М., 1972. С. 165).

Постоянно встречаемые в стихотворении инверсии, краткость строк придают лирической исповеди необыкновенную динамичность: “Засыпет снег дороги, // Завалит скаты крыш, // Пойду размять я ноги: // За дверью ты стоишь”.

Герой как будто спешит вспомнить, как всё это было прекрасно и значительно. Право, в русской поэзии не так уж много таких пронзительных стихов о любви.

* Чаша – перен.: символическое обозначение несчастной судьбы.