“...Не злата, не сребра, но муз одних искал...”

Выдающийся русский поэт и драматург XVIII века Александр Петрович Сумароков вошёл в историю русской культуры и как первый профессионал-писатель, журналист, живший исключительно интересами литературы и театра.

Имя А.П. Сумарокова тесно связано с именами В.К. Тредиаковского и М.В. Ломоносова. Тредиаковский (год рождения – 1703-й) завершил своим творчеством литературу барокко, заявив о принципах нового литературного стиля. Ломоносов (с 1711 года) подвёл русскую литературу к классицизму. Сумароков же (с 1718 года), по сути дела, создал в России литературу высокого классицизма. Сначала Сумароков взирал на старших поэтов как на учителей. Потом встал на сторону Ломоносова в его спорах с Тредиаковским, в частности, вместе с Ломоносовым он выступил против Тредиаковского в теоретическом споре об эмоциональном содержании русского стиха в состязании на переложение 143-го псалма. Однако позже Сумароков начал борьбу и с Ломоносовым по всем линиям его творческой программы. Это стало причиной того, что он рассорился с Ломоносовым как в литературном, так и в человеческом плане. Широко известна обидная для Сумарокова эпиграмма Ломоносова: “Сумароков: Ходил на Парнас? // Ломоносов: Ходил, да не видел там вас!”

Становление Сумарокова как личности пришлось на 1730–1740-е годы, когда формировалась европеизированная послепетровская дворянская интеллигенция, уделяющая огромное внимание делам культуры, жадно вбирающая опыт западноевропейских феодальных традиций и не чуждающаяся передовой мысли. Новая дворянская интеллигенция во многом уже противопоставляла свой тип мировоззрения, морали, просвещения, бытовых навыков тому “плебейскому” облику тоже новой, тоже европеизированной культуры, яркими представителями которой были люди петровского времени, такие, как Тредиаковский и Ломоносов. Создавалась особая просветительская дворянская литература, целью которой было воспитание дворянства как передового сословия. И Сумароков принадлежал этому дворянству и по происхождению, и по взглядам.

А.П. Сумароков родился в семье родовитого дворянина, крупного военного петровского времени, игравшего заметную роль в чиновной жизни Петербурга в послепетровское время. Получив домашнее образование, Сумароков в 1732 году был определён в Сухопутный Шляхетный корпус. Это учебное заведение было открыто правительством Анны Иоановны для детей высшего дворянства. Воспитание, что получали молодые люди в корпусе, отличалось от того, что было принято в школах, созданных при Петре I: на смену техническому образованию пришло гуманитарное. Здесь изучались искусство, литература. Кадеты увлекались поэзией, театром, выступали участниками любительских спектаклей. Именно в корпусе Сумароков всерьёз заинтересовался литературой, что позже позволило ему заняться литературным делом профессионально.

В 1740 году он окончил курс обучения в корпусе и был назначен адъютантом к вице-канцлеру графу М.Г. Головкину, одному из виднейших вельмож конца царствования Анны Иоанновны и регентства Анны Леопольдовны. Падение Головкина после воцарения Елизаветы Петровны в 1741 году не отразилось на судьбе Сумарокова, вскоре он стал адъютантом графа А.Г. Разумовского, фаворита новой императрицы, прослужив в этой должности более 10 лет.

В 1756 году Сумароков назначается директором постоянного Петербургского театра “для представления трагедий и комедий”. Благодаря его энергии и таланту, несмотря на противодействие придворных кругов и материальные затруднения, театр выжил. Но в 1761 году, рассорившись с придворным начальством театра, которому были чужды интересы русского искусства, Сумароков был вынужден уйти в отставку. Хотя театральные дела ему были по-прежнему близки, основной сферой деятельности стала литература.

Умер он в 1777 году.

Жизнь Сумарокова, бедная внешними событиями, наполнена внутренним драматизмом. Ещё в корпусе у Сумарокова сложились высокие представления о достоинстве дворянина, человека, рождённого служить Отечеству, чести, культуре, добродетели. Избранный же им путь литератора воспринимался как путь служения высшему идеалу, себя поэт считал руководителем общественной дворянской мысли. Однако его идеал был столь далёк от реальной действительности, что это становилось причиной многих его бед.

Политическое мировоззрение Сумарокова довольно противоречиво. С одной стороны, по мнению Сумарокова, по рождению все люди равны: дворянин и крепостной, господин и слуга. “И тот и тот Земли одушевлённый ком... // ...от баб рождённых и от дам // Без исключения всем праотец Адам”, – писал поэт в своей сатире «О благородстве». Но тем не менее Сумароков принимал существующую власть дворян-помещиков над своими крепостными, рассматривая её как основу общества, соединяющую все его элементы. Крестьяне должны работать и содержать всё государство и дворян. Они не могут иметь ни культуры, ни высокой морали, их удел – физический труд. Потому для Сумарокова мужик – человек “из сама подла рода, которого пахать произвела природа” («Осёл во львовой коже»). Положение же дворянина как “первого члена общества” должно быть оправдано его отношением к делу, интересам государства: “...во дворянстве всяк, с каким бы ни был чином, // Не в титле – в действии быть должен дворянином” («О благородстве»). Призвание дворян – работать головой, познавать науки и руководить государством.

Сумароков категорически возражал против самой постановки вопроса об освобождении крестьян. Он приводит в доказательство размышления о даровании свободы канарейке, забавляющей хозяина, и собаке, сидящей на цепи и стерегущей дом. Дай им свободу, и “одна улетит, а другая будет грызть людей”, подобное же произойдёт, если освободить крестьян. Вывод, к которому он пришёл в своей записке, поданной в Вольное экономическое общество в конце 1767 года, однозначно категоричен: “...свобода крестьянская не токмо обществу вредна, но и пагубна...” Эта позиция помогает понять, почему, когда произошло пугачёвское восстание, Сумароков требовал жесточайшей расправы над крестьянским предводителем.

Однако при этом поэт не приемлет диких форм крепостного рабства, заставляя дворян видеть в крестьянах людей, а не свою собственность, пропагандируя крепостное право в “законных” рамках. Он мечтал о государстве, в котором “Со крестьян там кожи не сдирают, // Деревень на карты там не ставят, // За морем людьми не торгуют” («Хор ко превратному свету»). Сумароковская концепция смягчённого крепостного права тесно связана с его концепцией идеального дворянина. Потому в своих сатирах Сумароков в резкой форме нападал на “недостойных дворян”. Но беда его в том, что последних оказывалось большинство. Потому его сатиры на злонравных дворян оборачивались сатирой на всё помещичье сословие: “Мужик и пьёт и ест, родился и умрёт, // Господский также сын, хотя и слаще жрёт. // И благородие своё нередко славит, // Что целый полк людей на карту он поставит, // Ах, должно ли людьми скотине обладать?” («Сатира о благородстве»).

Сумароков принимал идею монархии. Но, по его мнению, монарх должен быть подчинён законам чести, закреплённым в государственных установлениях, он должен управлять не по прихоти, а во благо государства, опираясь на дворянство. Однако всего этого в современной ему России Сумароков не видел, считая существующую форму правления деспотией, потому так остро осознавал необходимость борьбы за создание в стране сословной дворянской монархии. Реакционной силой общества, мешающей установлению конституционной монархии, выступала, по Сумарокову, бюрократия, к которой он относил и подьячих, и откупщиков, и даже официальную церковь как государственную систему. Получалось, что, по сути, отстаивая политические свободы дворянства, Сумароков вёл борьбу с “двором”, то есть с правительством; так было и при Елизавете, и при Екатерине II.

Воображение Сумарокова рисовало перед ним государство, в котором мудрые дворяне руководят хотя и безграмотным, но счастливым народом. Ради достижения этого идеала он готов был отдать все свои силы. Будучи вспыльчивым, поэт остро реагировал на все проявления дикости нравов, невежества со стороны представителей дворянского класса, которых, увы, было много.

Успехи Сумарокова на литературном поприще опьянили его, он свято поверил и в своё призвание литератора воспитывать новое дворянство, и в свой непревзойдённый талант, за что неоднократно подвергался и насмешкам, и нападкам. Людям у власти совсем не хотелось исправлять свою мораль, внимать наставлениям поэта. Для большинства аристократов беспочвенные мечты дворянского интеллигента были просто смешны и нелепы, но некоторые видели в Сумарокове опасного мечтателя, одержимого чудака.

Подобное тупое безразличие, презрение со стороны общества больно ранило Сумарокова. И чем больше он старался быть кем-то услышанным, тем больше появлялось у него новых врагов. По Петербургу на него ходили пасквили. От него отвернулись даже его родные. Он разорился, его замучили долги. Усугубила его положение печальная семейная история. Он разошёлся с первой женой и, не боясь “дворянского общественного мнения”, женился на простой девушке, своей крепостной. Против него родственниками первой жены была начата тяжба. И хотя процесс завершился в пользу Сумарокова, он забрал у него всё – силы, деньги, веру в себя... Обнищавший, издёрганный, осмеянный родными, дворянством, императрицей, Сумароков запил, опустился... После смерти его не было денег даже на похороны, на которых, кроме актёров Московского театра и двух человек, никого не было.

Выступая идеологом дворянского сословия, многое сделав для упрочения его позиций, Сумароков так и не добился официального признания своих заслуг, уважения со стороны класса, чьи интересы отстаивал и в общественной, и в литературной жизни.

Горячность Сумарокова, его гордость, частые ссоры объяснялись не только особенностями его натуры, но и тем, что он отстаивал не просто своё, личное, частное самолюбие, он отстаивал “честь свою по стихотворству”. Сумароков пытался изменить отношение дворянского общества к “пииту”, которое его “терпело больше для забавы своей и не давало ему почётного места” (Н.Н. Булич).

И тяжким разочарованием стало для Сумарокова осознание того, что Отечество не оценило его заслуг, оставив “голую славу, которой прах мой во гробе чувствовать не будет и которая в потомстве толико похвалы принесёт моему имени” (письмо императрице от 25 февраля 1770 года). Всё это заставит его в последние годы жизни написать следующее поэтическое признание: “Слаба отрада мне, что слава не увянет, // Которой никогда тень чувствовать не станет. // Какая нужда мне в уме, // Коль скоро сухари таскаю я в суме? // На что писателя отличного мне честь, // Коль нечего ни пить, ни есть?” («Жалоба»).

Если для Ломоносова литература была мелким делом, частью его огромной научной работы, то для Сумарокова она была смыслом и целью жизни. Не случайно ведь признание самого поэта: “Лишённый Муз, лишусь, лишуся я и света”. Оттого столь болезненно реагировал он на невнимание, равнодушие общества, двора к его нуждам, к его чести литератора. Потому и похвалу, ничем материально не подкреплённую, в адрес своей лучшей трагедии «Димитрий Самозванец» поэт, находящийся в унизительном бедственном положении, воспринял “злее”, “нежели бы... лишён был ордена, чинов и дворянства”.

Биографические подробности жизни Сумарокова показывают, как унижен был писатель и зависим от света.

Значение Сумарокова в истории русской литературы определяется и тем, что он заложил теоретические основы поэтики классицизма. Опираясь на «Поэтическое искусство» – “кодекс классицизма”, созданный знаменитым французом Буало, Сумароков написал две эпистолы – «О русском языке» и «О стихотворстве», которые в последующем, в 1774 году, объединил в одну эпистолу – «Наставление хотящим быти писателями».

В своих поэтических трактатах Сумароков достаточно полно отразил основные положения эстетики классицизма: он чётко сформулировал требования, предъявляемые к жанрам, указал художественные образцы – ориентиры и для писателей, и для читателей, подчеркнул он и главную функцию литературы в обществе – воспитательную. Но важно отметить то, что и регламентацию, и нормативность Сумароков подчиняет единой задаче – правдоподобию, правде жизни, как её понимала эпоха и сам поэт.

Размышляя о жанрах, в противовес Ломоносову, предпочитавшему всему оду, он высказывает идею равнозначности жанров: “Всё хвально: драма ли, эклога или одна – // Слагай, к чему тебя влечёт твоя природа...” Такая позиция расширяла возможности литературы, кроме того, сочеталась у Сумарокова с призывом следовать и простоте, естественности словесной формы.

Сумароков противопоставил стихи, которые “приятности влекут, и шествуя в свободе, в прекрасной простоте...”, тем, которые “естеству противны”, “сияющи в притворной красоте”, полны “пустого звука”. Он бранил тех поэтов, которые “словами нас дарят, какими никогда нигде не говорят”, которые выливаются в речь “совсем необычайну, надуту пухлостью, пущенну к небесам”. Наставляя свою ученицу Е.В. Хераскову, Сумароков говорил: “Чувствуй точно, мысли ясно, пой ты просто и согласно”. Другому своему ученику, В.И. Майкову, он писал: “Витийство лишнее природе лишний враг”. Поэт настаивал на необходимости прямоты мысли и простоты её оформления, в этом видев несомненное художественное достоинство словесного произведения.

Собственно литературное творчество А.П. Сумарокова было универсально. П.А. Вяземский отмечал, что Сумарокову “предназначено было судьбою проложить у нас пути к разным родам сочинений”. Во всех известных ему жанрах он стремился дать не только отдельные образцы, но многочисленные произведения, которые заложили бы основы новой русской поэзии. Он писал оды, песни, элегии, эклоги, идиллии, мадригалы, эпиграммы, сатиры, притчи, трагедии, сонеты, эпитафии, пародии, переложения псалмов... Не во всех жанрах он в раной мере проявил своё поэтическое дарование. Ярче всего его талант раскрылся в таких жанрах, как песня, трагедия, притча, сатира, переложение псалмов.

Ещё воспитанником Сухопутного Шляхетного корпуса Сумароков сочинял любовные песни, которые, переложенные на музыку, полюбились придворным дамам и кавалерам. Впоследствии его любовные песни стали лучшими для своего времени. В своей «Эпистоле» Сумароков писал о песне: “Слог песен должен быть приятен, прост и ясен, // Витийств не надобно; он сам собой прекрасен; // Чтоб ум в нём был сокрыт и говорила страсть; // Не он над ним большой – имеет сердце власть”.

Поэтом было написано более 150 песен. В них с безыскусственной непосредственностью, без малейшей выспренности он стремится передать все оттенки любовных отношений: и душевное волнение, и тоску, и разлуку, и страсть, и измену... Именно глубина чувств, драматичность ситуаций многих песен в последующем помогли Сумарокову в разработке монологов и отдельных сцен в его трагедиях. В своих песнях поэт говорит от первого лица, ему удаётся стать одновременно на точку зрения и влюблённого, и его возлюбленной. Так, в песне «Сокрылись те часы, как ты меня искала...» герой пытается проникнуть в чувства женщины, повлияв на них своими мольбами. Песня «Тщетно я скрываю сердца скорби люты...» поражает психологической точностью портрета влюблённой девушки: “Так из муки в муку я себя ввергаю, // И хочу открыться, и стыжусь, // И не знаю прямо, я чего желаю, // Только знаю то, что я крушусь...”

Некоторые свои песни Сумароков стилизует в духе фольклорной поэзии, что проявляется и в традиционном для народной семейно-бытовой поэзии наборе героев песни, и в композиции песен, и в их ритмике, и в использовании приёма психологического параллелизма, и в обращении героев к миру природы, где ищут утешения, мечтают о свиданиях («Прости, моя любезная, мой свет, прости...», «Не грусти, мой свет, мне грустно и самой...», «Где ни гуляю, ни хожу...», «О ты крепкой, крепкой Бендер град...»).

Психологическая содержательность любовной лирики Сумарокова была для его времени чрезвычайно велика. Досумароковская лирика лишь открыла новую и важную тему – тему любви, но ещё не могла найти достойных форм воплощения её. Удалось это именно Сумарокову. Он создал особый язык чувств, язык любви, пусть ещё отвлечённый, стиснутый рамками эстетики классицизма, но искренний, живой. Всё это плюс простота стихотворной формы любовных песен Сумарокова сделали их необыкновенно популярными.

Однако больший авторитет Сумароков завоевал как основоположник драматургии русского классицизма, особенно как автор русской трагедии. Не случайно Н.И. Новиков писал о нём: “Хотя первый он из россиян начал писать трагедии по всем правилам театрального искусства, но столько успел во оных, что заслужил название северного Расина”. Появление трагедий Сумарокова стало знаменательным событием в судьбе русского театра.

В середине XVIII века перед русским театром стояла задача – создать отечественный репертуар. Выполнить её и взялся Сумароков. За творческую жизнь им было написано 9 трагедий. Первая – «Хорев» (1747), последняя – «Мстислав» (1774). Бесспорно, вершинным проявлением драматического таланта Сумарокова является его «Димитрий Самозванец» (1771).

Сюжет большинства трагедий Сумарокова отнесён в далёкое прошлое Руси (только в двух пьесах действие развивается не в России), но связь этих произведений с реальной исторической действительностью условна, чаще ограничивается одними именами, поэтому В.Г. Белинский называл трагедии Сумарокова “историческим маскарадом”. Однако драматург потому обращался к прошлому, что был убеждён: примеры добродетели, почерпнутые из отечественной истории, более действенны в общественно-воспитательном отношении.

В построении своих трагедий Сумароков следует общепринятым эстетическим требованиям драматургии классицизма. Он исходит из того, что цель трагедии – показать во всём отталкивающем безобразии порок, наказать его и наряду с этим возвеличить “святую добродетель”. А для этого необходимо, чтобы зритель поверил, будто перед его глазами совершаются действительные события. Именно этим стремлением к иллюзии правдоподобия мотивируется использование драматургом знаменитого закон трёх единств: единое действие должно происходить в течение суток в одном месте. Предельное сужение внешних рамок способствовало напряжённости фабульной ситуации, максимальной концентрации внимания зрителей на происходящем.

Определяющий конфликт трагедий Сумарокова обусловлен столкновением долга и любовной страсти. Любовная фабула составляет основу всех его пьес, причём часто ведущие роли принадлежат женским персонажам, это обусловило то, что некоторые произведения названы их именами: «Артистона», «Димиза», «Семира». Любовь у Сумарокова – чувство столь мощное, что подчиняет себе каждого смертного: “В победах, под венцом, во славе, в торжестве // Спастися от любви нет силы в существе” («Синав и Трувор»). Однако в этой борьбе страсти и долга, борьбе трагически напряжённой, верх одерживает разум, а значит, и долг.

Лейтмотивом трагедий Сумарокова становится призыв к герою-дворянину во имя высших государственных идеалов стать “выше себя”: “Преодолей себя, сей огнь, бунтующий в крови”, “Преодолей себя, сноси тоску свою”, “Потворствуй совести против твоей любви”.

В создании своих трагедий Сумароков опирался на опыт французских трагиков, Корнеля и Расина. В разработке характеров героев русский драматург использовал в какой-то мере и шекспировские принципы (интерес к английскому автору проявился и в том, что Сумароковым была написана одноимённая с шекспировской трагедия «Гамлет»). Но существенной, специфической чертой, отличающей сумароковские трагедии, является их счастливая развязка, исключение составляют пьесы «Хорев», «Синав и Трувор».

Важное место в трагедиях Сумарокова занимает морально-политическая тематика, ибо автор рассматривал свои произведения как школу дворянской морали и общественного сознания. Потому его пьесы пропагандировали высокие идеи гражданского долга, героического служения обществу, воспитывали в дворянстве чувство собственного достоинства, уважение к своей культуре, нередко сами герои Сумарокова произносили обширные монологи о дворянской чести, излагали свои концепции долга и разума.

Особое значение для трагедий Сумарокова имела тема противопоставления добродетельного монарха и тирана. Так, в «Димитрии Самозванце» она составляет внутреннюю основу всего сюжета, кроме того, выступает в неразрывной связи с темой восстания народа против тирана. Автор всем строем трагедии доказывает “законность” и необходимость борьбы народа против “недостойного самодержца”, “изверга на троне”. Положительные герои Сумарокова, влюблённые Георгий и Ксения, обсуждая эту проблему, приходят к единому выводу: “...Народ, сорви венец с главы творца злых мук, // Спеши, исторгни скиптр из варваровых рук; // Избавь от ярости себя непобедимой, // И мужа украси достойна диадимой!”

Обращаясь к Смутному времени, рассматривая вопрос о престолонаследии, автор устами своих героев заявляет о том, что не рождение, не “царская порода”, а “добрые дела” определяют право занимать престол. Вина Димитрия не в том, что он самозванец, а в том, что он тиран: “Когда б не царствовал в России ты злонравно, // Димитрий ты иль нет, сие народу равно”.

Роль трагедий Сумарокова в истории русской культуры велика. Созданный им тип “классической” трагедии развивался его учениками и последователями в течение всей второй половины XVIII века. Только появление «Бориса Годунова» А.С. Пушкина знаменовало отход драматургической системы Сумарокова в прошлое.

Другим достижением Сумарокова было то, что он открыл для русской литературы жанр басни. Следует сказать, что расцвет басни в русской литературе XVIII века во многом связан с идеологией Просвещения, ибо в басне выразилось стремление всей нашей литературы влиять на понятия и нравы общества. Басня стала тем “морально-сатирическим видом поэзии, в котором осмеивались и обличались пороки общества, нарушения идеальных представлений и моральных норм” (Н.Л. Степанов).

Свои басни Сумароков называл притчами, считая эти понятия – “басня” и “притча” – синонимичными, взаимозаменяемыми. Всего им было написано 374 притчи. В его басне почти нет абстрактной аллегории, то есть редко в его произведениях действующими лицами являются животные или предметы, чаще изображается конкретная сценка, будто выхваченная из бытовой жизни. Это обусловливает введение в текст разговорного, грубоватого слова, народного балагурства: “У правды мало врак; // Не спорю, было так. // Судья того приказа // Был добрый человек; // Да лишь во весь он век // Не выучил ни одного указа” («Протокол»). Кроме того, Сумароков почти освободил свои басни от отягчающей нравоучительной части. Так, в притче «Арап» он объясняет это следующим образом: “Чьё сердце злобно, // Того ничем исправить неудобно; // Нравоучением его не претворю; // Злодей, сатиру чтя, злодействие сугубит; // Дурная бабища вить зеркало не любит”. Всё это придавало басне характер живой бытовой сценки, миниатюры комедии нравов.

Сумароков придал басне особую форму, разработав басенный стих – вольный разностопный ямб, который давал поэту возможность максимально реализовать установку жанра на повествование-сказ, наиболее достоверно воссоздать “образ прозы”. Впоследствии этот, ставший каноническим басенный стих достигнет своего совершенства в позднем творчестве И.А. Крылова.

Вся жизнь А.П. Сумарокова посвящена служению Музе. Попробовав себя почти во всех видах и жанрах поэзии, практически везде он заявил что-то своё, оставил заделы для будущих поэтов.