Архив
· ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛО СЛОВО · ФАКУЛЬТАТИВ · РАССКАЗЫ ОБ ИЛЛЮСТРАТОРАХ · АРХИВ · ТРИБУНА · СЛОВАРЬ · УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ · ПАНТЕОН · Я ИДУ НА УРОК · ПЕРЕЧИТАЕМ ЗАНОВО · ШТУДИИ · НОВОЕ В ШКОЛЬНЫХ ПРОГРАММАХ · ШКОЛА В ШКОЛЕ · ГАЛЕРЕЯ · ИНТЕРВЬЮ У КЛАССНОЙ ДОСКИ · ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК · УЧИТЕЛЬ ОБ УЧИТЕЛЕ ·· |
Вурдалак. Упырь
Первое слово относится к тем немногим, для которых можно уверенно назвать дату их появления: 1835 год, когда было написано, а затем опубликовано известное стихотворение Пушкина (в цикле «Песни западных славян»):
Трусоват был Ваня бедный:
Раз осеннею порой
Весь в поту, от страха бледный
Чрез кладбище шёл домой.Бедный Ваня еле дышит,
Спотыкаясь, чуть бредёт
По могилам; вдруг он слышит,
Кто-то кость, ворча, грызёт.Ваня стал; шагнуть не может.
Боже, думает бедняк, —
Это, верно, кости гложет
Красногубый вурдалак!Горе! малый я не сильный!
Съест упырь меня совсем,
Если сам земли могильной
Я с молитвою не съем!Что же? вместо вурдалака
(Вы представьте Вани злость!)
В темноте пред ним собака,
На могиле гложет кость.
К заглавию отсылает сноска: “Вурдалак. Вудкоглак. Упырь (vampire)”. Иными словами, это мертвец, встающий из могилы и сосущий кровь живых людей. Укушенный упырём сам становится упырём. Считалось, что спасти от упыря может только съеденный с молитвой кусок земли, взятой с могилы. Однако все эти сведения относятся именно к упырю. Что же касается вурдалака, так сказать, аналога упыря, то мифологического персонажа с таким именем не существует. Значит ли это, что перед нами — вымысел Пушкина? Такие случаи бывали в истории литературы. Никогда у древних славян не было бога весны и любви по имени Лель. Это сладкозвучное имя изобрели в XVIII веке любители русской старины писатели М.Д. Чулков, М.И. Попов и В.А. Левшин. И с их лёгкой руки этот, если можно так выразиться, дважды мифический персонаж стал популярен лет на 150 — вплоть до «Снегурочки» А.Н. Островского.
Но с вурдалаком дело обстоит сложнее. В мифологии наших далёких предков существовал персонаж с похожим именем — волколак. Подобно упырю, это был оборотень, выпивавший всю кровь человека. Загубленный им сам становился волколаком. Но превращался он не в мертвеца, а в волка. Имя его произносилось по-разному — вулколак, вурколак. Любопытно, что эти вариации упоминает и персонаж драмы А.В. Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина» Расплюев. Говоря о якобы появившемся страшном чудовище, которое сосёт кровь невинных петербуржцев, Расплюев с ужасом восклицает: “Вурдалак, вудкоглак, упырь и мцырь!” “Мцыря” оставим на совести полуграмотного шулера, волею судеб выскочившего в квартальные приставы. А вурдалак-вудкоглак и упырь — вполне реальные герои народной демонологии. И Пушкин, по-видимому, услышав нечётко произнесённое имя волколака, воспроизвёл его как вурдалака. Изменив его имя, он отождествил его со встающим из могилы мертвецом — упырём. И действительно, у обоих чудовищ есть общие черты: оба — оборотни-кровососы, пришельцы из враждебного мира, норовящие затянуть в этот мир своих жертв. Так благодаря Пушкину у упыря появился новый синоним. Он сразу приобрёл популярность. У А.К. Толстого есть рассказ, опубликованный сначала по-французски, — «La famille du vourdalak» («Семья вурдалака»), где и повествуется о том, как старый сербский крестьянин стал вурдалаком (то есть упырём) и превратил в вурдалаков своих детей и внуков. Ему же принадлежит рассказ «Упырь», где описана похожая история, но случившаяся не на Балканах, а в русской дворянской семье. Да и Расплюев недаром валит всё в одну кучу. И в его тёмной голове живёт уверенность в том, что вурдалак и упырь — одно и то же.
Гипноз пушкинского обаяния оказался
настолько велик, что ему поддались писатели,
казалось бы, досконально изучившие вопрос. У А.И.
Куприна есть рассказ «Серебряный волк»,
основанный на полесских легендах. (Полесье —
пограничная область между Украиной и
Белоруссией в бассейне реки Припяти, где
сохранялись древнейшие обычаи и предания; после
аварии на близлежащей Чернобыльской АЭС жители
Полесья покинули своё место обитания. Так погиб
уникальный заповедник древней славянской
культуры.) В нём рассказывается о том, как весёлый
парень Стецко, любовь и надежда родителей, вдруг
стал пропадать из дому по ночам. Когда же его отец
решил проследить за его отлучками, он с ужасом
увидел, как сын превратился в огромного волка. И
тогда он понял, что Стецко стал вовкулаком. К
этому слову Куприн делает характерное
примечание: “Вурдалак, упырь”. Однако герой
рассказа обращался не в мертвеца, а в волка. Но
такова была сила заложенной Пушкиным традиции,
что всякий оборотень представлялся вурдалаком и
упырём.
Что же касается вовкулака,
то это знакомый нам волколак, но в полесском
(смешанном украинско-белорусском) произношении: вовк
— по-украински “волк”. Происхождение этого
слова не вызывает особых затруднений.
Родственные слова имеются в других славянских
языках: болгарское върколак, сербохорватское
вукодлак, чешское vlkodlak, польское wilkodlak.
Вторая часть этого слова сравнивается с
церковнославянским — “шкура, волосы”. Итак, волколак —
это “волчья шкура”, подходящее название для
того, кто её время от времени сбрасывает. Есть,
правда, и другая версия происхождения этого
слова, предложенная выдающимися лингвистами и
культурологами Вяч.Вс. Ивановым и В.Н. Топоровым.
По их мнению, вторая часть этого слова связана не
столько с длака (шкура), сколько с литовским lokis
(помните новеллу П.Мериме «Локис»?),
древнепрусским clokis (медведь). Таким образом, волколак
— это “волко-медведь”.
Но почему именно волк оказался связан с медведем? Вяч.Вс. Иванов считает, что такая связь существует у многих индоевропейских народов. Самый знаменитый герой древнеанглийского эпоса — Беовульф — носит имя, означающее, собственно, “медведь”, дословно же — “пчело-волк, пчелиный волк”. А в только что упомянутой новелле Мериме главный герой рождается у женщины, которую когда-то похитил медведь; после своей свадьбы он сам превращается в медведя и загрызает собственную невесту. Явное сходство с мифом о волколаке, опасном прежде всего для своих близких. Кстати, герой рассказа Куприна «Серебряный волк» становится оборотнем вскорости после женитьбы и чуть не убивает собственного отца. Волк и медведь — два признанных царя северных лесов, грозные и коварные, появляющиеся и исчезающие внезапно. Они были хорошо известны древним славянам и их предкам индоевропейцам, служили предметом их почтительного и опасливого поклонения. И имя коварного оборотня могло соединить в себе названия двух этих хищников.
А что можно сказать о персонаже, волею Пушкина ставшем близнецом волколака-вурдалака, — упыре? Представления о мертвецах, сосущих по ночам кровь живых, были свойственны всем европейским народам. Эти оборотни назывались вампирами. Но вот что говорит о нём персонаж рассказа А.К. Толстого: “Вы их, Бог знает почему, называете вампирами, но я могу вас уверить, что им настоящее русское название: упырь; а так как они происхождения чисто славянского, хотя встречаются во всей Европе и даже в Азии, то и неосновательно придерживаться имени, исковерканного венгерскими монахами, которые вздумали было всё переворачивать на латинский лад и из упыря сделали вампира. Вампир, вампир! — повторил он с презрением, — это всё равно что если бы мы, русские, говорили вместо привидения — фантом или ревенант!”
Надо сказать, что некоторые
любители российской словесности в позапрошлом и
прошлом веках грешили тем, что всю европейскую
культуру и историю выводили из русских
источников. Но герой А.К. Толстого прав почти
абсолютно: европейское слово вампир
действительно славянского происхождения. Более
того, особенности его звучания свидетельствуют о
времени, когда произошло это заимствование. Дело
в том, что общеславянская форма этого слова
должна была звучать так: *apir или *apyr. Звук [*] — это так
называемое “носовое а”, звучавшее как “а
с прононсом”. Похожий звук сохранился в польском
, который
читается как “о с прононсом”. Так же звучал и
тот звук в церковнославянском, который
изображался буквой
(юс большой), но довольно быстро этот
звук в большинстве славянских языков
превратился в у (сравните русское дуб с
польским
и
церковнославянским
). Превращение юса в у произошло,
по-видимому, примерно в VIII—IX веках. В европейские
языки это слово вошло в форме не вомпир, а вампир
(нем. Vampir, фр. vampire). Дело в том, что
современное о в языке наших далёких предков
звучало как а. Оно превратилось в o
примерно в V—VI веках н.э. Что же касается
начального в-, то оно имеет такое же
происхождение, как в словах вострый (острый), вотчим
(отчим). Такой вставной звук в начале слова
называется протезой (в переводе с греческого
— “поставленное впереди”). Иногда слово с
протезой вытесняет исконное: современное
русское восемь вместо старого осемь. Итак,
опираясь на форму слова, мы смогли определить
время заимствования этого слова: середина
первого тысячелетия новой эры. Именно тогда
германцы восприняли славянское наименование
мертвецов, встающих из могилы. Понятие же
заимствовать им не надо было: представление о
потусторонних монстрах-кровососах было
свойственно многим европейским народам с
глубокой древности.
А примерно в XVIII веке это русское, изменённое до неузнаваемости слово снова вернулось в русский язык. Герой А.К. Толстого оказался не прав только в одном: слово это изменилось не по злой воле венгерских монахов, а в результате живого и нестеснённого контакта славян и немцев. Всякий народ, заимствуя чужие слова, вносит в них какие-то изменения. Можно вспомнить французское Paris (читается “Пари”) и русское Париж; русское Москва и французское Moscou (“Моску”).
Может
возникнуть вопрос: а надо ли так подробно
описывать все эти формальные соответствия? Разве
простое созвучие не свидетельствует о родстве
слов? Дело в том, что в науке этимологии,
опирающейся на сравнительно-историческое
языкознание, сходство слов не может быть
критерием их родства. Ничего общего не имеют
между собой русское кол и турецкое kale (крепость),
хотя самые древние крепости сооружались именно
из кольев. А вот русские скала и щель, у
которых общий только один звук, происходят из
одного корня (к которому относится и осколок):
древнеславянское *skel- превратилось в щел-.
Все этимологические изыскания основаны на
математически строгих соответствиях, которые
называются фонетическими законами. Они
формулируются так: общие звуки в родственных
языках обладают не сходством, а закономерностями
в различии. И, зная эти закономерности, мы можем
примерно представить, как звучали эти элементы в
языке-предке, из которого и произошли
родственные языки. Но здесь мы входим в область
догадок, так как языки-предки по большей части не
засвидетельствованы никакими письменными
источниками. И тогда на помощь нам приходят
древние заимствования из этого предка в живые
языки. Такие слова, оторвавшись от своей языковой
среды, сохраняют законсервированный облик слова.
И немецкое Vampir, соответствующее русскому упырь,
доказывает, что у (церковнославянское ) когда-то читалось
как an (сочетание am образовалось перед p).
У вампира от упыря есть, пожалуй, только одно отличие. Он не столько живой покойник, сколько кровосос. И в переносном смысле вампиром называют жестокого, садистического человека, подпитывающего себя мучением других. В XV веке в Трансильвании (область на северо-западе Румынии со смешанным румыно-венгерским населением) правил угрюмый, нелюдимый князь Владос, за свою жестокость прозванный Дракула (“Дракончик”). И молва, видя, с какой готовностью он отправляет своих подданных на казнь и какой таинственностью окружена его жизнь, приписала ему контакты с тёмными потусторонними силами. Считали, что для этого князь Владос пьёт по ночам кровь приговорённых к смертной казни. Так родилась легенда о вампире Дракуле, которую и запечатлел в своём известном романе английский писатель Брэм Стокер. Его герой был перенесён в современную автору Англию (начало ХХ века) и уже не имел никакого отношения к загадочному трансильванскому владыке. Затем, после экранизации романа, граф Дракула стал одним из самых популярных персонажей современной массовой культуры.
Такова история слова и
понятия упырь. А что можно сказать о его
предыстории? Общеславянская форма (отражённая в
древнерусском имени собственном Упырь)
делится на приставку
(более древняя форма — *on-/an-) и корень *pir-/pyr-.
Приставку можно сравнить с греческим ana (наверху),
а корень — тот же, что в переть, напор, а
также перо и парить. Он означал
“подниматься, идти; лететь”. Иными словами, упырь
— “поднимающийся вверх”, то есть встающий из
могилы; остановить его полёты, по поверью, можно
было, только раскопав его могилу и вбив в неё
осиновый кол. Слово у-пырь близкородственно
названию летучей мыши нето-пырь, где нето-
происходит из *nekto-; вариант этого корня
присутствует в русском ночь,
церковнославянском
(<*noktis).
O ткуда же вообще
взялось поверье о страшных оборотнях? С
древнейших времён человек ощущал, что окружающий
его мир делится на две неравные части: Своё и
Чужое. Своё — это своя семья, своё племя, свой род,
своя территория, освоенная и окультуренная.
Чужое — это дикий, враждебный окружающий Своё
мир, всегда несущий угрозу и опасность, грозящий
вытащить человека из привычной ему среды
обитания. И посланец из этого иного мира — дикий
зверь (его исконный обитатель) или покойник, то
есть тот, кто уже ушёл с этого, своего света на
тот, чужой. Представление о Своём и Чужом, может
быть, самое древнее для человечества. Оно может
быть очень полезно, так как ощущение Чужого
мобилизует человека, делает его более активным,
но может и причинить вред, так как служит истоком
и конфликтов — от бытовых до межнациональных и
межгосударственных, — и суеверий. Одно из таких
суеверий — вера в оборотней и упырей. Осиновый
кол, вбиваемый в могилу упыря, — это, очевидно,
часть ограды, защищающей свой мир от чужого.
Что же касается волколака, то он может быть обязан своим существованием и некоторым древним ритуалам. В своё время выдающийся лингвист и фольклорист В.И. Абаев (отметивший в этом году своё 99-летие) обратил внимание на один распространённый у кавказских народов мотив: герой эпических сказаний, чтобы победить своих врагов, должен надеть шкуру животного. В эпосе «Нарты», созданном на родном В.И. Абаеву осетинском языке, герой, чтобы одолеть похитителей своей невесты, должен залезть в коровью шкуру. Только это и позволяет ему войти в неприступную крепость, где скрылись похитители. С этой точки зрения В.И. Абаев взглянул и на некоторые известные произведения художественной литературы. В поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» злые волшебники-каджи похищают у витязя Тариэла невесту. И чтобы её освободить, он надевает шкуру тигра и в ней врывается в крепость, где засели его противники. И хотя в поэме прямо не говорится о том, что шкура помогла Тариэлу освободить свою любимую Нестан-Дареджан, этот мотив явно связан с древним поверьем, отразившимся в нартовском эпосе. В.И. Абаев предположил, что и древнегреческая легенда о троянском коне, в котором греки пробрались в осаждаемый город, чтобы, среди прочего, освободить похищенную Елену, связана с этим обычаем. Ведь с точки зрения здравого смысла такой способ взятия крепости явно самоубийствен. По-видимому, сначала речь шла о том, что греческие герои надели на себя конские шкуры. И лишь потом, когда представление о чудодейственной силе таких шкур исчезло без следа, появилась легенда о деревянном коне, который должен был привлечь внимание троянцев.
Oткуда же взялось представление о магии шкур? В.И. Абаев полагает, что оно восходит к самым древним охотничьим ритуалам. Прежде чем отправиться на охоту, наши далёкие предки устраивали своего рода представление. Несколько членов племени надевали на себя шкуры или маски животных, а охотники пытались поразить их копьём. Если это удавалось, они смело шли на охоту, считая, что она будет удачной. Такие обычаи ещё в прошлом веке бытовали у эскимосов, индейцев, жителей Австралии и Океании. Благодаря таким поверьям и ритуалам маска животных оказалась связанной с магией и колдовством. Кроме того, все первобытные народы прошли стадию тотемизма — веры в то, что животные являются предками людей и оказывают им покровительство. Маска животного становится непременным атрибутом колдовства. Шаман перед камланием обязательно надевал её и приобретал удивительное могущество, которое и позволяло ему одолевать самые неприступные крепости. Одна из статей В.И. Абаева, посвящённая этой теме, так и называется: «Шаман сильнее воина». Затем связь этих обычаев именно с охотой забылась; осталось убеждение в том, что шкура животного обладает магическими силами, в частности помогает побеждать и воинов, и демонов. Этимология имени волколак как “волчья шкура” подтверждает связь оборотня со всеми этими обрядами и представлениями.
Публикация статьи произведена при поддержке сайта, посвященного сериалу «Дневники Вампира». На сайте можно «Дневники вампира» смотреть онлайн, скачать и обсудить все серии сериала в профессиональном многоголосом переводе от LostFilm. Это по 22 серии 1 сезона, 2 сезона, 3 сезон доступен так же и в HD качестве. Сайт оперативно пополняется новыми сериями последнего 4 сезона.
А затем у народов, в частности у европейцев, появились новые верования. Как это нередко бывает, старые боги превратились в дьяволов. Не миновали общей участи и те, кто осуществлял связь между человеком и животным-тотемом. Вот и ещё источник мифов о волках и медведях-оборотнях.
Института языкознания РАН
Константин КРАСУХИН