Архив
Константин КРАСУХИН,
научный сотрудник
Института языкознания РАН
ПОБЕДА. БЕДА
Герой детской книги А.Некрасова бравый капитан Христофор Бонифатьевич Врунгель, как известно, очень серьёзно относился к выбору имени для корабля: “Назовите «Геркулес» или «Богатырь» - перед ним льды расступятся сами, а попробуйте назвать свое судно «Корыто» - оно и плавать будет как корыто и непременно перевернётся где-нибудь при самой тихой погоде”. Своей яхте знаменитый моряк придумал гордое и звучное имя «Победа». Но как-то буря смыла две первые буквы, переименовав тем самым яхту в «Беду». Вот от этого-то, как считал капитан Врунгель, и приключились все его несчастья.
Действительно ли это так - сказать трудно. Правда, представления о магической силе имени живут не одно тысячелетие; ещё древние римляне говорили: “Nomen omen”, то есть: “Имя - жребий”. Однако задумаемся вот над чем: родственны ли друг другу слова победа и беда? С одной стороны, приставка по- очень продуктивна в русском языке; сравните такие пары, как повязка - вязка, повесть - весть, поток - ток, поход - ход, подол (“нижняя часть платья или города”; киевский Подол) - дол (“низ”). Победа - беда прекрасно укладывается в этот ряд. С другой стороны, как соотнести значение этих слов? Победа - это праздник (по крайней мере для победителя), а беда - несчастье. Этим же словам как будто родствен глагол убедить - так сказать, “победить словом”, но с бедой его соотнести ещё труднее, чем победу.
Заметим, кстати, что с такого же рода трудностями сталкиваются и изучающие латинский язык. В нём есть омонимы: прилагательное foedus “ужасный, мерзкий” и существительное foedus (родительный падеж foederis) “договор” (откуда происходит всем известное федерация - “государство, живущее по договору его составляющих”). Родственны ли эти слова, или перед нами - случайное созвучие (каких в языке тоже немало)? Отложим пока ответ на этот вопрос и посмотрим, что же означали победа и беда в прошлом.
Во многих древнерусских текстах победа означает примерно то же, что и в современном языке: Съ небесе силоу подасть на побhду ихъ, - читаем в «Житии преподобного Феодосия»; побhдами и крhпостию поминаются и словут - в одной из древнерусских хроник. Но победа иногда встречается в совершенно непривычном для нас окружении.
В «Слове о полку Игореве» говорится, что после разгрома войска князя Игоря при реке Каяле: А погании съ всъхъ странъ прихождаху съ побhдами на землю Рускую. Что же это за победы? Из истории Древней Руси мы знаем, что сразу после битвы при Каяле (1185 г.) русские княжества не терпели таких же сокрушительных поражений. Очевидно, победа здесь означает скорее “набег, война”, то есть, в общем, “несчастье”. В Синодальном же патерике XI века находим: Нача смоущатися побhдою, перевод древнегреческого tarassesJai upo polemou. На современный язык эту фразу следует перевести как “беспокоиться из-за войны”. Иными словами, значение “война” для древнерусского побhда надёжно документировано. Но если это так, то это слово может относиться к большой группе имён, обозначающих одновременно и процесс действия, и его результат. Например, варенье супа - розовое варенье, печенье пирогов - сдобное печенье. Значит, победа обозначала и само действие (“война, распря”) и его результат (ведь всякая война оканчивается победой одной из сторон)? Это, пожалуй, приближает нас и к беде: любая война - прежде всего несчастье. Заодно проясняются и родственные связи глагола убедить: ведь убедить кого-нибудь - значит преодолеть противоречия, которые возникают у собеседника.
Кстати, в древнерусских памятниках встречается и простой глагол бhдить: Сластолюбьное житие сего мира... бhдитъ богатство любити, - сказано в «Житии преподобного Нифонта» (XII в.). (“Сластолюбивая жизнь этого мира побуждает любить богатство”). Но этот же глагол может обозначать и “мучить”: въ темницю ввержена бысть и лhто все гладомъ бhдима (Великие Минеи-Четьи, чтение на сентябрь) (“в темницу была брошена и весь год мучима голодом”).
Что же объединяет понятия “мучить” и “убеждать”? И то, и другое обозначает активное воздействие на человека, “убеждать” - духовное, “мучить” - физическое и духовное. Они различаются не столько своим значением, сколько оценкой - особым отношением говорящего к слову и понятию, который располагает их по своей шкале ценностей. И на этой шкале убеждать оценивается нейтрально, а мучить - резко отрицательно.
Вообще оценка в языке - чрезвычайно любопытное явление. Сравните такие синонимы, как разведчик и шпион, слуга (народа) и лакей (империализма). Они рознятся между собой только оценкой. В истории же слов оценочный компонент может стираться или, наоборот, возникать там, где его первоначально не было. Поэтому понятия, оцениваемые по-разному, иногда обозначаются одними и теми же словами. Итак, в основе слов победа, беда, убедить лежит идея активного материального или духовного воздействия на предмет. И нас уже не удивит, что в украинском языке глагол бiдити означает “ругать”. Ругань - это то же воздействие и мучение, только словесное. Более того, проясняется и многозначность прилагательного бедный. В древнерусском языке оно значит одновременно и “несущий несчастия”: Намъ бо смерть бhдна есть а младенцемъ покой и спасение есть (Рукопись XIV века «Измарагд», хранящаяся в архиве Академии наук); и “несчастный”: И спpoси Прhсв<тая кто сh есть бhдныи человhкъ приемляи сию муку (Хожение Богородицы по святым местам). Это довольно распространённое в языке явление: одно и то же прилагательное, произведённое от глагола, может быть сравнено и с действительным, и со страдательным причастием: голодный год (несущий голод) - голодный человек (терпящий голод), невредимый (не претерпевший вреда) - диалектное вредимая змея (вредоносная). Поэтому два таких значения одного прилагательного - скорее правило, чем исключение. Но вот в славянских переводах Нового Завета, осуществлённых создателями славянской письменности Кириллом и Мефодием, встречаются и вполне необычные для нас контексты. Так, в Евангелии от Матфея (18, 8) речь идёт о том, что “лучше войти тебе в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и ногами быть ввержену в огонь вечный”.
В церковнославянском же тексте сказано бhдномоу, по смыслу текста - “безрукому”. В Евангелии же от Луки (14, 21) хозяин велит своему рабу позвать нищих, увечных, хромых и слепых. Прилагательным бhдный здесь переведено древнегреческое kulloV - “увечный”. Итак, бедный могло означать также “безрукий” и “увечный”. Это показалось бы странным, если не учитывать первичного значения всей группы слов. По происхождению прилагательное бедный - страдательное причастие. Следовательно, оно могло означать “подвергнутый воздействию (например, удару) и изувеченный им”. Обратимся теперь к родственным словам в индоевропейских языках. Здесь большая группа слов обозначает духовное воздействие: греческое peiJw (“убеждать”), piJew (“подчиняться”, то есть “быть убеждённым”), готское baidjan (“принуждать”). Ведь принуждение отличается от убеждения тем, что принуждённый работает за страх, а убеждённый - за совесть. И, если убеждение дошло до души, оно превращается в веру - греческое pistiV и латинское fides относятся к тому же корню. В латыни, кроме того, есть глагол fido “доверять”, а юридический акт, основанный на доверии, - договор - именуется уже встреченным нами словом foedus. Кстати, это обстоятельство помогает прояснить смысл одного тёмного места из древнерусского перевода «Иудейской войны» Иосифа Флавия: бhдими правители, что соответствует греческому подлиннику akribestatoi kai dikaioi (“надёжнейшие и справедливейшие”).
Может быть, древнейший корень bheid(h), лежащий в основе всех рассматриваемых слов, мог приобрести значение “верность, договор, справедливость” и на древнерусской почве, дав производное бhдимъ (бhдими - это именительный падеж множественного числа). Ещё одно загадочное русское слово - беда в псковских диалектах, которое, помимо общерусского значения, значило также “кошелёк с деньгами”. По-видимому, это значение развилось из более древнего “плата, обусловленная договором”. Всё это слова с положительной оценкой. Но существует и другой ряд. Духовную, отрицательно окрашенную атаку обозначает литовский глагол baidэti (“пугать”). Физическое же насилие воплощено в древнеиндийском bhinбtti, древнеирландском benim - “ударять, рубить, раскалывать”. Как видим, именно это значение корня - прямой путь к пониманию церковнославянского бhdныи. Такое причастие могло означать “разрубленный, расколотый” и находилось в непосредственном родстве с древнеиндийским причастием bhinnбs (“разбитый”). Сюда же можно отнести английское bite и немецкое beissen (“кусать”).
Кстати, английское bite (“укус”) стало обозначением и меры информации в электронных системах - ещё один пример перехода сугубо материального слова в интеллектуальную область. Прилагательное же с отрицательной оценкой, образованное от такого корня, должно обозначать нечто вроде “страшный, ужасный” - латинское foedus. Вот так и возникла омонимия, встретившаяся нам в начале статьи. В литовском же от глагола baidэti (“пугать”) образовалось прилагательное baisщs (“страшный, чудовищный”). Оно полностью совпадает со славянским бhсъ. Один и тот же корень может значить “вера” и “дьявол” - таковы удивительные и неожиданные превращения слов, видоизменённых различными оценками.