Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Литература»Содержание №24/1997

События и встречи

трибуна

Лариса МИЛЛЕР

Упоение заразительно

      Не жизни жаль с томительным дыханьем, -
      Что жизнь и смерть?
      А жаль того огня,
      Что просиял над целым мирозданьем,
      И в ночь идёт, и плачет, уходя.

Часто вспоминаю эти фетовские строки, думая о тех, кто ушёл за последнее время: Иосиф Бродский, Юрий Левитанский, Лидия Чуковская, Олег Волков, Борис Можаев, Лев Озеров, Юрий Коваль, Зиновий Гердт... Каждый из них добавлял миру душевного жара, огня, света. Уход таких людей всегда печален, а в наше время, когда уровень культуры резко падает, потеря ярких личностей грозит энергетическим кризисом. Энергии злой, отрицательно заряженной, разрушительной нынче хоть отбавляй. А вот энергия созидательная, творческая явно в дефиците. Это только Сталин считал, что незаменимых нет.

И всё же мы, оставшиеся, что-то значим и что-то можем. От нас зависит, погаснет ли огонь, “что просиял над целым мирозданьем”, или будет сиять и дальше, будем ли мы жить или прозябать. Седьмого января 1997 года во время своего выступления на радиостанции «Эхо Москвы» Сергей Юрский задал вопрос самому себе: “А слушает ли нас кто-нибудь сейчас, в этот праздничный воскресный полдень?” И сам себе ответил: “Даже если и не слушает, всё равно ничто из сказанного не пропадёт - всё остаётся”. Не ручаюсь за точность цитаты, но смысл был такой. И я абсолютно с ним согласна. Любое слово, любая эмоция участвуют в процессе - разрушительном или созидательном, в зависимости от того, кто и зачем говорит.

Роль каждого из нас огромна, влияние друг на друга трудно переоценить. Мы постоянно обмениваемся мнениями, идеями, соображениями, слухами, страхами, сплетнями, предчувствиями. Мы способны внушить друг другу что угодно, заразить чем угодно. Всё передаётся воздушно-капельным путём - как грипп. Раз уж мы так сильно друг от друга зависим, так мощно друг на друга влияем, давайте попробуем сделать это влияние благотворным и вместо того, чтоб убеждать друг друга, что книг больше никто не читает и поэзия умерла, попробуем заразить друг друга весьма полезным вирусом - вирусом влюблённости в слово, и в особенности в поэтическое.

Именно таким свойством - свойством влюблять в поэзию всех, кто оказывался рядом, - обладал Корней Иванович Чуковский, о чём пишет в своей книге «Памяти детства» Лидия Корнеевна Чуковская. Вот как она описывает свою лодочную прогулку с отцом по Финскому заливу: “И здесь, на Финском заливе, ясный солнечный день, мерные взмахи вёсел, ожидающие лица детей рождали в нём жажду читать стихи. Жажда эта жила в нём неутолимо: поэзия смолоду и до последнего дня была для него неиссякаемым источником наслаждения. Стихи он читал постоянно и всегда вслух: себе самому, один на один, у себя в кабинете, Репину в мастерской и репинским гостям в беседке, захожим студентам на песке у моря, друзьям-соседям... Никогда я не слышал чтения более пленительного. Как будто все черты его личности собирались в эти минуты в голосе, в интонациях, в губах, которые льнули к звукам, в звуках, которые льнули к губам... В голосе, когда он читал великую лирику, появлялось некое колдовство, захватывавшее и нас. На страницах своих сочинений он не раз говорит, что смолоду привык «упиваться стихами».

Упоение заразительно. Наверное, потому мы и упивались, слушая, что он упивался, произнося:

      Зыбь ты великая! Зыбь ты морская! -

начинал он, закидывая вёсла и чуть-чуть раскачиваясь, -

      Чей это праздник так празднуешь ты?
      Волны несутся, гремя и сверкая,
      Чуткие звёзды глядят с высоты,

- читал он широким, певучим, страстным, словно молящимся голосом...

” Он не занимался стиховым воспитанием своих детей - он их влюблял в поэзию, он им внушал влюблённость, очаровывал поэзией, вовлекал в неё. Конечно, “любви все возрасты покорны”, но именно в детстве восприимчивость особенно велика. “Такого обострённого чувства ритма, как в детстве, у взрослых не будет уже никогда”, - пишет Лидия Корнеевна. Так думал Корней Иванович. Он полагал, что давать слушателям какие бы то ни было сведения о поэзии до того, как она сама по себе станет их душевной потребностью, занятие бессмысленное и даже вредное. Ничем не надо забивать голову, никакие сведения не имеют смысла для человека, который не испытывает наслаждения, произнося вслух и про себя, ложась спать и вставая:

      Но силой ветров от залива
      Переграждённая Нева
      Обратно шла, гневна, бурлива,
      И затопляла острова.

Это строки из «Медного Всадника», ритмом которого, как вспоминает Лидия Корнеевна, Чуковский всегда восхищался. Во время морских прогулок он любил читать своим детям Баратынского:

      Дикою, грозною ласкою полны,
      Бьют в наш корабль средиземные волны.
      Вот над кормою стал капитан:
      Визгнул свисток его.
      Братствуя с паром,
      Ветром наш парус раздался недаром:
      Пенясь, глубоко вздохнул океан!

      Мчимся. Колёса могучей машины
      Роют волнистое лоно пучины.
      Парус надулся. Берег исчез.
      Наедине мы с морскими волнами;
      Только что чайка вьётся за нами
      Белая, рея меж вод и небес...

Стихи были длинными, в них встречались непонятные детям слова и названия: Фетида, Элизий, Ливурна, но Корней Иванович не объяснял ничего. Он только торжественно возглашал: “Баратынский” - и начиналась магия, когда дети вместе с ним отдавались энергии ритма, энергии ветра. “Парус надулся. Берег исчез”. Не понимая отдельных слов, они чувствовали, слышали главное: красоту звуков, ритма - и через это постигали общий смысл. Когда Чуковский произносил строки: “Только что чайка вьётся за нами // Белая, рея меж вод и небес”, он после слова “белая” делал крошечную паузу, что “заставило меня, - пишет Лидия Корнеевна, - впервые ощутить пространство между волнами и небом и чайку, играющую этим пространством”. “Упоение заразительно”. Если чем-то и заражать друг друга, то только этим - упоением, влюблённостью. В частности, влюблённостью в поэзию.

Сейчас почему-то принято противопоставлять друг другу жизнь и культуру, принято рассуждать о том, что в эпоху свободы культура, и в частности литература, уже не могут и не будут играть прежнюю роль, поскольку все заняты реальной жизнью. Вот исчезнет, не дай Бог, свобода, и все опять станут книжки читать. Странное противопоставление.

По-моему, искусство есть часть жизни, причём наиболее концентрированная и содержательная её часть. Культура - это то, что мы получаем в наследство от прежних времён и оставляем после себя. Это единственное наследство, которое мы не можем промотать, хотя бывают времена (и сейчас такое время), когда новое поколение всячески отбивается от своего наследства, причём от всего подряд без разбора, - тем самым обворовывая себя и обрекая на скудную и убогую жизнь. Культура едина, и от нас зависит её уровень и её сохранность.

Рейтинг@Mail.ru